Империи хороши своими руинами
Империи хороши своими руинами, уцелевшими образцами дерзкого архитектурного стиля, которые транслируют в следующие эпохи некую смутную и обманчивую мечту о земном величии.
А если оставить величие в покое, это просто шикарная декорация для очередных актов житейского спектакля. В таких местах сразу же хочется признаваться в любви, философствовать о скоротечности жизни, распивать бутылку портвейна и читать стихи под солнцем и луной, причем все это одновременно.
Подобные образцы следует ценить, наше время фейковых новостей не оставит будущему столь изысканных сувениров.
Ротонду, напоминающую нам о том, что такое сталинский ампир как архитектурный стиль, соорудили в конце пятидесятых годов прошлого века на вершине холма, у подножия которого расстилается водная гладь Симферопольского водохранилища и убегает на юг современное Ялтинское шоссе.
Вышеупомянутые объекты - водохранилище, новое шоссе и ротонда появились практически в один момент. Тогда за каких-то несколько лет местность к югу от Симферополя как по волшебству преобразилась, и на месте былых садов и полей между Лозовым и Марьино стал регулярно курсировать рейсовый катер. На берегах "Симферопольского моря" были оборудованы пляжи, лодочные станции и видовые площадки, разбиты клумбы и цветники, установлены скульптурные группы во вкусе того времени - все эти юноши с молотками и девушки с веслами.
В детстве я ещё застал остатки этой недолговечной роскоши, я их видел, хотя покататься на катере мне уже не удалось. Эпоха развеялась как дым, и ротонду теперь не разглядеть с ялтинского шоссе, ее скрыли поднявшиеся сосны и заросли дикой сливы.
Мы умеем создавать, но не способны хранить. Мы талантливы, но слишком небрежны. Мы истинные дети Хаоса.
Для меня империя это не чудовищные политические режимы, веками перемалывавшие в пыль человеческие судьбы. Нет, империя это язык искусства.
Грандиозность и универсальный характер имперской культуры давали моему воображению куда больший разбег, чем любые местечковые варианты. Какое ещё украинство, когда есть Гоголь?
Мощь русского литературного слога, явленная и в созидании, и в разрушении, его потрясающая гибкость и всеохватность были восхитительны, а свободное владение этим слогом порождало во мне чувство какого-то необыкновенного лингвистического превосходства, граничащее с высокомерием.
Неважно, сколько человек тебя слушает, в действительности твою речь оценивает не аудитория, а живая литературная традиция языка, на котором ты говоришь.
За право выступать на такой сцене можно пойти на многое. И на многое закрыть глаза.
Искусство по сути своей безнравственно, поскольку предметом его исследования чаще всего становятся наши страсти, преодолевшие моральные ограничения.
Но превратившись в объект созерцания, эти кристализованные страсти пробуждают в нас чувства более сложные, чем обычное стремление к подражанию, доступное и обезьяне. Поэтому искусство парадоксально. Его задача не отразить, но преобразовать проявленный мир, сделав его менее плотным и более прозрачным. Иногда это можно сделать, если удается расшифровать эстетический код пейзажа, события или характера. Тогда сквозь поверхностную рябь случайных совпадений проступают загадочные черты окончательной реальности.
Презирая мейнстрим советской литературы за его домотканность, кондовость и почвенность, я мечтал предъявить миру настоящее имперское искусство - бесстыжее, виртуозное, наглое и прекрасное как отстраненный от всего сиюминутного лик неизвестного бога, не чуждый однако ни задумчивой печали, ни затаенной насмешки над собственной экзистенциальной порочностью, неизбежной для всякого воплощения.
Вместо этого мне довелось наблюдать распад империи и деградацию языка, и эти процессы я не мог предотвратить в одиночку. Не могла этого сделать и небольшая группа единомышленников. Империя это не только искусство, это ещё люди, а люди были такими, какими они были.
Сверхнапряжение прошлого столетия обошлось нам слишком дорого.
Нынешняя российская власть окончательно скомпрометировала идею империи, и возврата к ней не будет. Мир заметно изменился с тех пор, как мы о нём задумались.
Россия больше не сфинкс и не культурный феномен, тут можно успокоиться. Людям с литературными амбициями из тех, кто помоложе, полезно хорошо учить английский. Он проще китайского.
Я не владею другими языками и по привычке пишу на русском, хотя сейчас это бессмысленное занятие даже для провинциального клоуна. Мне плевать, я наслаждаюсь процессом. Все империи хороши своими руинами.
Мы дети Хаоса, и нас не пугает зрелище разрушающейся вселенной. Мы знаем, что достаточно сдвинуть точку сборки, и последние люди империи станут первыми гражданами свободной страны.