Мальчик с Мангупа. Готическая баллада
Иллюстрация: фрагмент одного из найденных в интернете мангупских пейзажей Александра Ятченко (названия картины, к сожалению, не знаю).
Специально для готовящегося к печати сборника "Готический Альбом" я решил сложить балладу об одном из самых знаменитых крымских призраков. Стихи, понятное дело, это моя художественная интерпретация, о фактической стороне вопроса рассказываю в послесловии.
Мальчик с Мангупа
Плющ и омела, квадры замшелых стен,
Зелень лужаек, тени и облака,
И ничего не просит у нас взамен
Солнечный луч в купели у родника.
Ты не отыщешь, мир вспоминая весь
Слаще воды, что наших касалась губ.
Если захочешь вновь оказаться здесь,
Просто закрой глаза и скажи: Мангуп.
Как ни морочит землю мельканье дней,
Нежит ее тепло или хлещет град,
Четырехпалой дланью простерт над ней
К небу вознесшийся Готии стольный град.
Склоны ущелий скрыл заповедный лес,
Многих дорог последняя тут верста -
Мимо развалин замка к венцу чудес,
На оконечность каменного перста.
Словно поля разглаживает утюг,
Сверху над ними дикой скалой навис -
Пропасть на север, страшный обрыв на юг -
Раной сквозного грота пронзенный мыс.
В детстве я свято верил морским ветрам,
И на Мангупе часто тогда бывал.
Помнят мои шаги и пещерный храм,
И крепостной, поросший цветами, вал.
Время, песок сквозь пальцы, страницы книг -
Жизнь расставляет все по своим местам.
Где-то в туманных далях упущен миг,
Или, быть может, я потерялся там.
У человека душу нельзя украсть,
Дело в другом - ее никому не жаль,
Вот и сожгла борьба, ослепила страсть
И растерзали ненависть да печаль.
Но и теперь нельзя разорвать с горой
Тайную связь, что прочно сплотила нас -
Ныне приезжих к замку веду порой,
О стародавних битвах веду рассказ.
Сделаешь фото и удивишься - вот,
Кто бы устроить крепость сумел хитрей,
Высечь в отвесных скалах высокий свод
Сложным узором лестниц и галерей.
Где-то внизу обыденный мир лежит,
А наверху из шелковых трав ковры,
Воздух пьянящий, вид... Ах, какой здесь вид -
От Херсонесских бухт до Шатер-горы!
После заката теплятся огоньки,
Возле которых песни луне поют
Местные горцы - мистики, мастаки,
Частью ученый, частью тусовый люд.
Если по кругу шмали гулял косяк,
Вмиг улетаешь, чуя восторг в груди.
Не соблазняйся, тут тебе скажет всяк -
Ночью к обрывам близко не подходи.
В час, когда стены лунной горят росой,
Явится, чтобы к мертвым живых вести
Гибельный призрак. Плачущей и босой
Стройной фигуркой мальчика лет шести
Станет бродить кругами среди руин,
Будет висеть луна как его слеза.
Вдруг оказался ты перед ним один -
Даже не думай глянуть ему в глаза!
Он отнимает разум, тела казня,
В жертву бесплотной тени себя готовь.
В готской столице жуткой была резня,
Камни Мангупа помнят и любят кровь.
Нам неизвестно, что он во тьме искал -
В здешних пещерах церковь или тюрьма?
Кто побежал за ним, тот упал со скал,
Кто его слышал плач, тот сошел с ума.
Глухо молчит о нем манускриптов вязь,
А разговоры домыслами полны -
То ли шагнул здесь в пропасть наследный князь,
То ли положен княжич в заклад стены.
Мне говорили: "Брось, это новый мем.
Глянь, двадцать первый век у него на лбу".
Все может быть, пусть скажут об этом тем,
Кто у подножий мыса свершил судьбу.
Тайна влечет как бездна беспечный ум,
Значит, ногам и сердцу покоя нет.
Я на Мангупе ночью нажму на zoom,
Призрак сегодня даст мне за все ответ.
Вот показался белым пятном вдали,
Ближе мелькнул и вновь как мираж исчез.
Сквозь бахрому, что мхи для ветвей сплели,
Тонким туманом дышит оживший лес,
И озаряя синие волны гор,
В небе монетой катится лунный диск.
Призрак уже глядит на меня в упор -
Правый глаз - аспид, левый же - василиск!
Пепельно-бледный ангел минувших дней,
Тронутый легким тленом напрасных слов.
Я разгадал загадку, сказать верней -
Понял, что я законный его улов.
Он меня манит бросить привычный мир,
Плыть в облаках, на памятный зов спеша,
Там, где хрусталь мечты и ночной сапфир.
Если не сможет тело - пускай душа!
Странная сила тянет ему вослед.
Мы не похожи, правильней - мы одно,
Видно соткал обоим небесный свет
Белых рубашек тонкое полотно.
С камня на камень прыг - через бездну - скок,
Весело мне бежать по границе сна,
Маленький мальчик выучил свой урок,
Тайна жестокой смерти ему ясна.
Кружево тени, пятна больной луны,
Из-под земли наружу - узлы корней,
Пряные травы, скользкие валуны.
Что ни придумай, правда всегда страшней.
Стой! Под ногами пастью раскрылся ров,
Точно не перепрыгнем, не обойдем!
Мальчик танцует между пяти миров,
Мальчик плывет по воздуху злым огнем.
Вдруг застывает, глядя куда-то вдаль,
И говорит, но слов не расслышать мне -
Тем нестерпимей каменная печаль
Лика, запечатленного на луне.
Все что на сердце выдохну, не тая -
Память открылась, скрипнула где-то дверь.
Мальчик с Мангупа - кажется, это я,
В детстве убитый тем, кто живет теперь.
Он мне в лицо бросает свои мечты,
Он меня носом тычет в мои дела,
Словно теперь мы с ним никогда на "ты",
И не одна нас женщина родила.
Как самому себе говорить "прости"
Сквозь все портвейны, пассий и анашу?
Только я знаю - нас двоих не спасти,
Если его я в сердце не воскрешу.
Я не сдаюсь, но чувствую, что устал.
Молча шагну, глотая предсмертный вой.
Он не вернется, этот закрыт портал,
Призрак Мангупа каждому нужен свой.
В вечном паденьи - чей это голос, чей? -
Нам непонятно, кто же такие мы -
Те, что всегда боятся прямых лучей,
Те, что страшатся всех наваждений тьмы.
Разве свобода, если повсюду плач?
Разве летаем, если все время вниз?
Кто из двоих был жертва, а кто палач?
Кто самому себе закричал: проснись?
Разве впервые ночь убивает день?
Небо луной стреляет себе в висок,
И по воздетым лицам струится тень -
Память, чернила, кровь, ежевичный сок...
Край это место, где поздно спешить вперед.
Кто со мной рядом - бледный, босой, немой?
Он меня за руку словно отца берет,
Я говорю: "Ну ладно, пойдем домой.
Видно, тебе придется тусить со мной.
Здесь навернешься - не соберешь костей.
Только, прошу тебя, никогда не ной.
Да, я поэт, и я не люблю детей.
Правда, какая к черту еще любовь -
Желтый пергамент кожи - не твой атлас!
Лишь зеркала во мраке мне дарят вновь
Рай в отраженном свете бездонных глаз.
Мне ли не знать, о чем рокотал прибой,
Нежно шептала ветреная листва?
Ангел трубил - и я был его трубой,
Музыкой разъяренного волшебства.
Бешенства разгорается уголек
В здешнем аду, где каждый второй - дебил.
Лучше бы этих звуков я не извлек,
Струны проклятой лиры не теребил.
Помнит ли о повешенном на столбе
Тот, кто одет в парчу с головы до пят?
Я не согнусь в поклоне на смех толпе,
Я не спою того, что они хотят!
Здесь на вершине, видевшей много зла,
Как-то не в кайф молиться творцу чумы
Или лобзать бессмысленного козла
Прямо под хвост, взывая к владыке тьмы.
Нет ничего мерзее слащавой лжи!
Лучше внимать себе, чем стадам свиней.
Так для чего рождаться, ты мне скажи -
Нужно ли делать бедной душе больней?
Что ей сказать в ответ на истошный крик -
Здравствуй, родная, вместе пойдем под плеть?
Так для чего нам тяжесть двойных вериг,
Если рожденьем смерти не одолеть?
Мой горизонт одним ограничен днем,
Пусть пропадет на самом глубоком дне
Всякий вертеп и все, что родится в нем,
Весь этот мир, не принадлежащий мне!
Юнга, не парься, в принципе я не злой
И к просветленным чувствам совсем не глух,
Если с души снимаю за слоем слой
Под косячок в компании пьяных шлюх.
Жить здесь довольно просто - забей, налей...
Я поделюсь и пойлом, и анашой.
Ну и всегда с девчонками веселей,
Только давай быстрее расти большой!
Будем с тобой на пару ловить приход -
Ломку, возможно, легче переживем.
Станем почаще праздновать Новый Год,
Просто назначим праздником быть вдвоем.
Я воскрешу твой мир, ты попробуй мой,
Детские грезы мне омрачить позволь.
Хочешь, мы станем ядом, войной, чумой?
Хочешь, отплатим людям за нашу боль?
Древнюю землю взрежет иной лемех,
Мертвые встанут, чтобы судить живых,
Будет наш плач прекрасен и грозен смех.
Чистых немного, я расскажу о них.
К счастью, пока нет смысла делить подруг -
Взрослые страсти вряд ли живут в мальце... "
Вижу, улыбка змейкой скользнула вдруг
На моем детском, белом как мел лице.
Он мне ответил: "Дядька, ты трус и враль!
Поистрепался, в злобе растратил пыл.
Больше не буду взрослым читать мораль,
Проще напомнить, кем ты когда-то был.
Я не скажу, конечно, что даль светла -
Нет, она ждет того, кто развеет тьму.
Солнцу ничуть не страшно сгореть дотла.
Может быть, догадаешься, почему".
И превратился, небу махнув рукой,
В силу предплечий, в быструю легкость ног,
В ясность прямого взгляда, еще - в покой
Мира, в котором чудом не умер Бог.
Как рассказать о том, что я понял там,
Где из-под ног уходит земля стеной,
Тем, кто давно не верит чужим устам,
Тем, кто внимает тени своей одной.
То, что тебя морочило - все пройдет,
Новая песня наворожит рассвет.
Вот перед нами зеркала тает лед.
Смотришь, а отражения больше нет.
Мальчик с Мангупа! Я как дымок вдохнул
Самую суть ушедшего навсегда,
Чтобы почуяв неба подземный гул,
Всякая пропасть выгнулась от стыда.
Где теперь бездна? Куш ее - был таков!
Голод пространства воет как вурдалак,
Но все слышнее говоры родников,
И над Яйлой заря поднимает флаг
Светлого утра - алый и золотой.
В клочья тумана кутается утес.
Я теперь умный, даром, что молодой.
Вот бы прикол теперь до других донес -
Едким упреком эре стабильности от
Смутной надежды - это вам не косплей,
За горизонт уходит бумажный флот
В лужах к мечте отчаливших кораблей,
В небо растут песочные города,
Смело разит неправду картонный меч,
А любовь нерасчетлива и горда,
И совсем не умеет себя беречь.
Вряд ли об этом вслух говорят в стране,
Где страха ради чествуют упырей,
Где не снимают масок в блаженном сне,
Ждут избавленья, но не хотят скорей.
Долго рядились - вот и огонь погас,
Долго боялись - дохлый задрал медведь.
Жалкими наше детство увидит нас,
Если, конечно, станет сюда глядеть.
Знаешь, мы сами в силах себе помочь.
В древних легендах, в данный момент и впредь,
Чтобы не скрыла землю сплошная ночь,
Кто-то всегда обязан во мгле гореть.
Помни об этом, если идешь в горах,
Дело под вечер, зевы пещер темны.
Все, что покинул дух, забирает страх -
Правило нашей старой как мир войны.
2021
Послесловие
Вообще-то стихи, конечно, можно читать и без всяких пояснений, и все, что я скажу здесь, совершенно не обязательно для их понимания. Я дерзко склонен полагать, что необходимых деталей и аутентичной атмосферы Мангупа в балладе достаточно. Только об этом месте, как и о многих, многих других местах в Крыму можно говорить часами - и все равно придется умолчать слишком о многом.
Для тех, кто ничего не знает о Мангупе. Это один из весьма знаменитых "пещерных" городов юго-западного Крыма, ранневизантийская крепость, затем ставка владетелей княжества Феодоро, столица крымской Готии, ныне памятник археологии и популярный туристический объект. Романтические развалины крепостных башен, цитадели, дворцов и храмов, а также искусственные пещерные комплексы разного предназначения занимают часть обширного плато, расположенного на вершине обособленной от Внутренней гряды и возвышающейся на 250 метров над окрестными долинами горы-останца (583 м над уровнем моря).
История средневекового Мангупа, знавшего ожесточенную борьбу за власть, неоднократные осады и разрушения, богата и драматична, она хранит немало тайн и выходит далеко за рамки короткой справки. Об этом есть чего почитать, и если оставить в стороне предназначенные для людей более или менее шарящих в теме научные тексты полемизирующих между собой исследователей, внимательное изучение которых с большим успехом заменяет мне детективные романы (а что есть археология как не расследование совершенных в древности преступлений?), то в качестве доступного и увлекательного изложения мангупской истории могу рекомендовать "крымско-готский сборник" Т. М. Фадеевой и А. К. Шапошникова "Княжество Феодоро и его князья", изданный в Симферополе в 2005 году. Отличная книга, содержащая уйму ценной информации, а также неожиданных и точных культурологических параллелей. Например, в процессе ее чтения вы узнаете во всех подробностях о том, почему владетели Феодоро использовали тот же геральдический символ, что и современная Россия - двуглавого орла Палеологов. И это будет далеко не единственный удивительный факт, который вы для себя откроете.
Феномен крымской Готии стал одним из результатов эпохи Великого переселения народов. После крушения державы Эрманариха в 70-е годы IV века значительная часть готов уходит из Северного Причерноморья в Италию и добирается до Испании, а другая часть под натиском гуннов отступает в Крымские горы. Гунны степняки, кочевники, и гор они побаивались, потому что никаких навыков ведения боевых действий в условиях горной местности у них не было. Ударная атака гуннской конницы в горах была невозможна, по скалам, лесным зарослям и буеракам на лошадях особо не разгонишься, и там гунны становились для готов, овладевших Таврикой еще в середине III века и к концу IV столетия успевших в значительной степени ассимилировать местное тавроскифское население, легкой добычей. Впоследствии крымские готы заключают оборонительный союз с Румом, то бишь с Константинополем на правах федератов и под руководством византийских военных инженеров строят отлично оборудованные горные крепости, известные сейчас как "пещерные города". Одной из наиболее мощных становится мангупская крепость, в которой, по всей видимости, вскоре обосновался "владетель Готфии", упоминаемый в византийских источниках, а много позже, уже в другую историческую эпоху расположилась столица Феодоро.
Готский язык, то есть один из вариантов древненемецкого наряду с греческим использовался в Крыму по крайней мере до конца XVI века, и несколько лет назад на Мангупе были найдены готские граффити, выполненные с использованием алфавита Вульфилы.
О борьбе за "готское наследство" в прошлом веке, особенно во время Второй мировой надо говорить отдельно, там лихо закрученный сюжет. В послевоенном Союзе тема крымской Готии несколько десятилетий была под запретом. Однако все это идеологические выкрутасы. Крымские готы безусловно были германцами, тем не менее к современным немцам непосредственного отношения они не имеют. Разве что Австрия и Бавария отчасти могут претендовать. А вообще их генофонд рассеян на широком пространстве южной Европы от Причерноморья до Испании. Например, среди крымских татар встречаются явные потомки готов, принявших ислам, чтобы избежать организованного российским правительством переселения крымских христиан на северное побережье Азовского моря в 1778 году - светлые волосы, светло-серые или даже голубые глаза, тип лица и прочие признаки. Разумеется, в составе других современных наций потомки готов также присутствуют. И культурная традиция передавалась, хотя и в растворенном виде.
Относительно недавняя и почти современная история Мангупа также любопытна. Кратко упомяну неоднократные авантюрные поиски главного магического сокровища крымской Готии - легендарной Золотой Колыбели, которой пытались завладеть сначала большевики, затем нацисты. С этой целью в двадцатые и в сороковые годы на Мангуп снаряжались масштабные военизированные экспедиции, окруженные завесой секретности. Отношение к этому делу было настолько серьезным, что во время поездки в оккупированный силами вермахта Крым в октябре 1942 года Мангуп собирался посетить рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, однако участившиеся в этом районе дерзкие вылазки крымских партизан заставили его отказаться от запланированной экскурсии.
Золотую Колыбель и в наши дни кто-то надеется отыскать в Крымских горах. Кто знает, а вдруг повезет?
Во второй половине прошлого века на Мангупе работают археологические экспедиции, а в начале семидесятых, когда до Союза докатывается захлестнувшая весь цивилизованный мир волна движения хиппи, на древнем плато появляются первые тусовщики, любители забористой травы, свободной любви и медитаций под звездным небом. В последние десятилетия мангупские хиппари предпочитают называть себя "индейцами". Иногда в искусственных пещерах Мангупа зависали уникальные творческие личности - например, лидер легендарного "Комитета Охраны Тепла" Олди. Да мало ли кто. Новейшая история этих мест еще ждет своих летописцев.
Поэтому здесь уже не получится отделаться ссылками на книги. Весь корпус исторической литературы, посвященной Мангупу, не даст вам никакого ответа на вопрос о "Мангупском мальчике" - наверное, самом знаменитом на сегодняшний день крымском привидении. Зато в Интернете много чего найдете. Современная мифология живет в Сети.
Загадочный фантом начал тревожить посетителей живописных развалин столицы Готии не так уж давно, первые упоминания о нем относятся к шестидесятым-семидесятым годам прошлого века, когда якобы имевшая место встреча с "мальчиком" стоила жизни или здравого рассудка нескольким туристам. А последовавшая затем череда странных смертей, вызванных падением людей с обрывистых скал, окаймляющих мангупское плато - не то несчастных случаев, не то спонтанных самоубийств, происходивших неизменно в темное время суток, способствовала всяческому укреплению и расцвету легенды о зловещем призраке, который якобы обладает гипнотическими способностями и заманивает людей в пропасть.
Он совсем не страшен, этот шестилетний ребенок, одетый в светящуюся изнутри белую рубаху старинного кроя, подобную лунному блику. Бледное как мел лицо печально, губы шевелятся, он что-то говорит, но его невозможно услышать. Он плачет и убегает, его хочется догнать и утешить.Хочется узнать его тайну. В ходе безумной погони среди залитых лунным сиянием развалин цитадели и зияющих провалов пещерных казематов мальчик иногда оборачивается, грациозно пританцовывает и бежит дальше. Он словно предлагает своей жертве поиграть в "догонялки".Бегущего за призраком по краю обрыва охватывает эйфория, он сам чувствует себя беззаботным ребенком, ему кажется, что он отрывается от земли, но в итоге всегда срывается в пропасть, на дне которой находит свою гибель.
В интернете можно найти немало разных вариаций этой современной легенды и даже попыток приписать авторство то некоему преподавателю техникума, то известному крымскому историку, многолетнему руководителю мангупской археологической экспедиции А. Г. Герцену. Версия о том, что кто-либо из руководителей студенческих групп сочинил эту пугалку, надеясь предостеречь своих подопечных от безусловно романтических, но довольно опасных ночных прогулок над бездной, выглядит вполне убедительной.
Между тем, легенда уже давно живет своей жизнью, и в девяностые-нулевые мангупские "индейцы"-планокуры вообще превратили ее в культовый мем. С тех пор любопытные, падкие на всякого рода экзотику и эзотерику туристы не только не боятся роковой встречи с привидением, но просто мечтают его увидеть. И знаете, некоторым это удается. Да, с теми же результатами, так что никакой новой информации они, к сожалению, сообщить не в состоянии.
Происхождение "Мангупского мальчика" знатоки объясняют по-разному. Популярны три версии. Согласно первой, в виде призрака является неупокоенная душа малолетнего сына и наследника последнего мангупского князя Александра. Во время взятия Мангупской цитадели турецкими войсками под командованием Гедик Ахмеда-паши в декабре 1475 года ребенок якобы бросился в пропасть. Эта версия явно противоречит сведениям исторических источников, согласно которым князь Александр и его сын Феодорит оказались в плену и были переправлены в Константинополь, к тому времени ставший Стамбулом. В 1476 году Александр был казнен по приказу султана Мехмета. Не сносил головы и сражавшийся с Александром завоеватель Крыма Гедик Ахмед-паша - при штурме Мангупа легли мертвыми семь тысяч отборных янычар, и султан обвинил полководца в том, что армия теперь лишилась своей ударной боевой части. Но Феодорита Мехмет пощадил, мальчик был воспитан при дворе султана под именем Кемал, получил титул бея Мангупского и в 1514 году прибыл в Москву в качестве турецкого посла к царю Василию III. Как видите, судьба этого мангупского мальчика оказалась совсем иной.
Вторая версия, самая мрачная и правдоподобная (если бы правдоподобие здесь требовалось), говорит о так называемой "строительной жертве". Одна из оборонительных башен никак не хотела строиться и разваливалась до тех пор, пока в ее фундамент не был замурован мальчик княжеской крови. Насытившись жертвой, башня позволила себя построить. Да, такая языческая хтонь жила долго - и на Руси, и в Европе, и в Крыму. Археологи знают об этом, поскольку иногда находят детские кости в основании какой-нибудь значимой в свое время постройки. О подобных находках на Мангупе я не слышал, но сейчас исследована относительно небольшая часть его территории, так что в будущем здесь возможны любые археологические сюрпризы.
Итак, версия исторически обоснованная, однако едва ли я взялся бы обыгрывать ее в балладе, тем более, что достаточно лапидарную формулировку по этой теме однажды уже выдал Некрасов. Помните?
Умрешь не даром, дело прочно,
Когда под ним струится кровь...
Наконец, третий вариант к реальной истории не имеет никакого отношения, он сказочный. На разные лады рассказывают о первых жителях Мангупа, юноше и девушке, которые любили друг друга, но по той или иной причине не могли быть вместе. Затем он погиб на войне, она зачахла от горя и одиночества, а их души возродились в новой паре влюбленных, и эти тоже никогда не смогли воссоединиться - не судьба.
Такая ерунда продолжалась много поколений, и вот однажды душа печального юноши возродилась в одном мангупском принце, а тот возьми и узнай свою мистическую возлюбленную в девушке-простолюдинке. Скандал, конечно, был ужасный, но поженились. И родился у них сын - волшебный мальчик, которому был внятен опыт многих поколений и ведомы многие тайны.
Понятное дело, судьбе-злодейке такое самоуправство не понравилось, она не из числа любителей хэппи-эндов, поэтому на Мангуп обрушилась война, и при штурме города вражескими войсками все герои этой истории погибли в огне сражения. С тех пор по развалинам бродит дух невоплотившегося гения, который обретет покой только в том случае, если на Мангупе будет зачат и рожден ребенок.
Надо сказать, хиппари старались, и условие призрака выполнили - возможно даже не раз. Во всяком случае, дети Мангупа уже среди нас. Проявят ли они какие-нибудь уникальные способности - дальше видно будет.
Такие вот сюжеты чаще всего упоминаются в связи с "Мангупским мальчиком", но сочиняя балладу, я им не следовал, а придумал другой - юнгианский, психоаналитический. Если баллада "Мотылёк" (здесь еще не выкладывал) слегка касается некоторых аспектов женской психологии - в моем понимании, конечно, то "Мальчик с Мангупа" скорее имеет отношение к отдельным нюансам психологии мужской. Наверное, иначе и быть не могло - название горы обязывает. По мнению А. К. Шапошникова топоним Мангуп восходит к языку крымских готов и имеет аналог в южно-немецком варианте Mann Gupf (совр. нем. gipfel) - пик мужей.
Кстати, мое стихотворение это далеко не первая баллада о мангупском мальчике, я прочитал как минимум три версии разных авторов, и каждая из них интересна по-своему.
Мне хотелось попробовать совместить синтаксические условности и пряную архаику, присущую жанру баллады, с живым и эмоциональным звучанием, позволяющим напрямую говорить о том, что я считаю важным. Холодная интеллектуальная методика постмодерна для решения этой задачи не подходила, поэтому в тексте не так уж много "пасхалок". Но они есть - скажем, в одной строфе (нет, в одной строке) я спрятал весьма известную картину Магритта и стихотворение Сильвии Платт, между которыми затесалась знаковая песня Александра Галича. Разумеется, подобные намеки не случайны, они придают образному ряду стихотворения необходимую многомерность. И все же это скорее исключение. Здесь другая игра. Интересно, насколько она понятна читателю?