Страх, секс, покорность, упрощение. Рассуждения об эволюции
Эволюция полна любопытных странностей. Представьте, что у нас есть вид, лишенный какой-либо культуры - способности передавать навыки или знания из поколения в поколение. Живет этот вид рядом с местом, где поселился таинственный хищник или популяция таковых. Кто заходит на его территорию непременно оказывается съеден. В силу генетического разнообразия, какие-то особи нашего вида будут более склонны путешествовать на опасную территорию, а какие-то - нет.
Первых будут чаще съедать, чем вторых. Изначально это склонность может быть выражена слабо и выживание будет во многом зависеть от случайности, но из-за возникшего давления естественного отбора, со временем может развиться врожденный страх перед данной территорией. Сам внешний вид места, где водится загадочный хищник, будет вызывать необъяснимое желание бежать подальше, наводить ужас.
Кто-то ошибочно назовет это “памятью предков”, но как раз предки текущих представителей нашего гипотетического вида никогда на территорию хищника не вступали и никакого хищника не видели. Интересно и то, что если хищники вымрут, потребуется смена многих поколений, чтобы страх этот исчез. Можно сказать, что и многие наши страхи имеют подобное происхождение. Мы боимся темноты потому, что в ней умирали наши не предки. Мы боимся высоты потому, что с нее падали наши не предки. Какая-то память не предков получается.
Поговорим теперь о сексе. Почему нам нравится им заниматься? Кто-то скажет, что секс приносит удовольствие и для большинства из нас это, действительно, так. Но в эволюционной логике еще более верно было бы перевернуть это утверждение вверх ногами: конечной целью является не удовольствие, а сам секс. Получение удовольствия - лишь адаптация, толкающая нас к размножению, возникшая где-то по пути.
Представьте теперь, что секс и размножение больше не связаны. Больше всего потомков оставляют не те мужчины, кто занимается сексом, а, например, доноры банков спермы. Так физиолог Бертольд Вейснер в свое время стал биологическим отцом более 600 детей благодаря усилиям своей жены Мэри Бартон. Нет, у самой пары было лишь два ребенка. Но Мэри была акушеркой и создала частную фирму, где занималась искусственным оплодотворением других женщин, используя, в том числе сперму мужа. Кстати, сам Вейснер участвовал не только в разработке этой технологии, но и внес вклад в создание женских оральных контрацептивов - еще одного фактора, разделяющего секс и размножение.
Если предположить, что склонность сдавать сперму хоть сколько-то обусловлена генетически, то и эволюция может толкать далекие будущие поколения на выработку удовольствия от данной процедуры. Любопытно, что она сможет толкать и женщин на желание искусственного оплодотворения, ведь так их потомки получат гены репродуктивно успешных мужчин, которые ходят спермбанки.
Если бы все банки спермы выглядели одинаково, то за сотни тысяч лет, они вполне могли бы стать воплощением сексуальности, по крайней мере, для части популяции людей. Если что, я говорю это без каких-либо антиутопических ноток или оценочных суждений. Да и обычный секс вряд ли при этом исчезнет. А вот к презервативам вполне может развиться фобия. Впрочем, за те сроки, в которых происходит подобная эволюция, наша культура еще миллион раз изменится, если мы и вовсе себя не уничтожим. Относитесь к этому как к сугубо мысленному эксперименту.
Третья история связана с домашними животными. Мы привыкли думать об эволюции, как о чем-то прогрессивном. Выживают умные, сильные, красивые (по меркам данного вида), здоровые, быстрые, зоркие. Часто так оно и бывает, но это лишь частные случаи истинного правила - выживают наиболее приспособленные. А приспособленность может быть разной. Возьмем, например, коров и их диких родственников - буйволов. Коровы сегодня занимают второе место среди крупных млекопитающих по численности на Земле - более 1.3 миллиардов особей. Круче только люди. Это, безусловно, признак эволюционного успеха, хотя коровы уступают буйволам и в силе и в скорости и в независимости.
И все же корова, курица, свинья - в нашем языке это ругательства, что весьма контрастирует с фактом эволюционного успеха этих видов. Кто предпочел бы быть коровой, а не буйволом? Курицей, а не орлом? Свиньей, а не диким кабаном? То, что классно “в глазах эволюции” может быть ужасом для человека с его тонкой душевной организацией. Вот эволюция коров пошла по пути увеличения количества приносимого молока и качества мяса и это привело к феноменальному биологическому успеху, а мы смотрим на этот успех как на чудовищную антиутопию.
Кто-то смеется, но есть еще один вид, который мы одомашнили. Homo Sapiens. Во всяком случае, так гласит гипотеза самоодомашнивания людей, которая не то чтобы общепринята, но и не бессмысленна. Люди занимаются отбором других людей. Выживают наиболее приспособленные в обществе. С одной стороны это могло способствовать развитию языка, интеллекта, воображения и склонности к кооперации, но с другой к покорности, конформизму, подчинению и услужливости. Ведь неподчинение сильным и даже формальное несогласие с ними может караться смертью. Хорошо ли уподобляться в чем-то другим одомашненным видам - этическая оценка, которая выходит за рамки научного описания данного процесса.
Аналогично, эволюция не всегда ведет к усложнению. Многие эндопаразиты, научившись жить внутри хозяев, проходят через упрощение плана собственного тела и многих физиологических функций. Яркий пример - представители группы Myxozoa, изучением молекулярной эволюции которых я занимаюсь уже несколько лет. Большинство людей наслышаны о красоте и величии медуз, кораллов, о разноцветных актиниях и условно бессмертной гидре. Все это кишечнополостные. Myxozoa - тоже кишечнополостные, на что строго указывает анализ их генов. Но вот внешне особо и не скажешь. От былого наследия остались только стрекательные капсулы. Внешне эти паразиты рыб и червей похожи на… знаете, я даже не могу подобрать адекватные слова. На комочек клеток, которые перерастают в подобие опухоли на теле хозяина. И все же в своей экологической нише это вершина эволюции. Эти существа наносят колоссальный экономический ущерб рыболовным хозяйствами, и даже лучшие человеческие умы не могут с ними справиться.
Этими примерами я хотел показать, что эволюция куда сложнее, чем обычно принято считать в массовой культуре. У эволюции нет цели, к которой она идет, этических ценностей или ограничений, которые люди типично приписывают богам и прочим высшим силам. Это природный процесс, который порождает как прекрасные, на наш субъективный вкус, вещи, так и полную дичь, которая вызывает ужас и трепет, да и саму способность испытывать ужас тоже. У нее нет плана или высшего замысла. А значит, как бы мы не жили, эволюция не осудит. Это можем сделать только мы сами.
Иллюстрация Алексис Рокман
Первых будут чаще съедать, чем вторых. Изначально это склонность может быть выражена слабо и выживание будет во многом зависеть от случайности, но из-за возникшего давления естественного отбора, со временем может развиться врожденный страх перед данной территорией. Сам внешний вид места, где водится загадочный хищник, будет вызывать необъяснимое желание бежать подальше, наводить ужас.
Кто-то ошибочно назовет это “памятью предков”, но как раз предки текущих представителей нашего гипотетического вида никогда на территорию хищника не вступали и никакого хищника не видели. Интересно и то, что если хищники вымрут, потребуется смена многих поколений, чтобы страх этот исчез. Можно сказать, что и многие наши страхи имеют подобное происхождение. Мы боимся темноты потому, что в ней умирали наши не предки. Мы боимся высоты потому, что с нее падали наши не предки. Какая-то память не предков получается.
Поговорим теперь о сексе. Почему нам нравится им заниматься? Кто-то скажет, что секс приносит удовольствие и для большинства из нас это, действительно, так. Но в эволюционной логике еще более верно было бы перевернуть это утверждение вверх ногами: конечной целью является не удовольствие, а сам секс. Получение удовольствия - лишь адаптация, толкающая нас к размножению, возникшая где-то по пути.
Представьте теперь, что секс и размножение больше не связаны. Больше всего потомков оставляют не те мужчины, кто занимается сексом, а, например, доноры банков спермы. Так физиолог Бертольд Вейснер в свое время стал биологическим отцом более 600 детей благодаря усилиям своей жены Мэри Бартон. Нет, у самой пары было лишь два ребенка. Но Мэри была акушеркой и создала частную фирму, где занималась искусственным оплодотворением других женщин, используя, в том числе сперму мужа. Кстати, сам Вейснер участвовал не только в разработке этой технологии, но и внес вклад в создание женских оральных контрацептивов - еще одного фактора, разделяющего секс и размножение.
Если предположить, что склонность сдавать сперму хоть сколько-то обусловлена генетически, то и эволюция может толкать далекие будущие поколения на выработку удовольствия от данной процедуры. Любопытно, что она сможет толкать и женщин на желание искусственного оплодотворения, ведь так их потомки получат гены репродуктивно успешных мужчин, которые ходят спермбанки.
Если бы все банки спермы выглядели одинаково, то за сотни тысяч лет, они вполне могли бы стать воплощением сексуальности, по крайней мере, для части популяции людей. Если что, я говорю это без каких-либо антиутопических ноток или оценочных суждений. Да и обычный секс вряд ли при этом исчезнет. А вот к презервативам вполне может развиться фобия. Впрочем, за те сроки, в которых происходит подобная эволюция, наша культура еще миллион раз изменится, если мы и вовсе себя не уничтожим. Относитесь к этому как к сугубо мысленному эксперименту.
Третья история связана с домашними животными. Мы привыкли думать об эволюции, как о чем-то прогрессивном. Выживают умные, сильные, красивые (по меркам данного вида), здоровые, быстрые, зоркие. Часто так оно и бывает, но это лишь частные случаи истинного правила - выживают наиболее приспособленные. А приспособленность может быть разной. Возьмем, например, коров и их диких родственников - буйволов. Коровы сегодня занимают второе место среди крупных млекопитающих по численности на Земле - более 1.3 миллиардов особей. Круче только люди. Это, безусловно, признак эволюционного успеха, хотя коровы уступают буйволам и в силе и в скорости и в независимости.
И все же корова, курица, свинья - в нашем языке это ругательства, что весьма контрастирует с фактом эволюционного успеха этих видов. Кто предпочел бы быть коровой, а не буйволом? Курицей, а не орлом? Свиньей, а не диким кабаном? То, что классно “в глазах эволюции” может быть ужасом для человека с его тонкой душевной организацией. Вот эволюция коров пошла по пути увеличения количества приносимого молока и качества мяса и это привело к феноменальному биологическому успеху, а мы смотрим на этот успех как на чудовищную антиутопию.
Кто-то смеется, но есть еще один вид, который мы одомашнили. Homo Sapiens. Во всяком случае, так гласит гипотеза самоодомашнивания людей, которая не то чтобы общепринята, но и не бессмысленна. Люди занимаются отбором других людей. Выживают наиболее приспособленные в обществе. С одной стороны это могло способствовать развитию языка, интеллекта, воображения и склонности к кооперации, но с другой к покорности, конформизму, подчинению и услужливости. Ведь неподчинение сильным и даже формальное несогласие с ними может караться смертью. Хорошо ли уподобляться в чем-то другим одомашненным видам - этическая оценка, которая выходит за рамки научного описания данного процесса.
Аналогично, эволюция не всегда ведет к усложнению. Многие эндопаразиты, научившись жить внутри хозяев, проходят через упрощение плана собственного тела и многих физиологических функций. Яркий пример - представители группы Myxozoa, изучением молекулярной эволюции которых я занимаюсь уже несколько лет. Большинство людей наслышаны о красоте и величии медуз, кораллов, о разноцветных актиниях и условно бессмертной гидре. Все это кишечнополостные. Myxozoa - тоже кишечнополостные, на что строго указывает анализ их генов. Но вот внешне особо и не скажешь. От былого наследия остались только стрекательные капсулы. Внешне эти паразиты рыб и червей похожи на… знаете, я даже не могу подобрать адекватные слова. На комочек клеток, которые перерастают в подобие опухоли на теле хозяина. И все же в своей экологической нише это вершина эволюции. Эти существа наносят колоссальный экономический ущерб рыболовным хозяйствами, и даже лучшие человеческие умы не могут с ними справиться.
Этими примерами я хотел показать, что эволюция куда сложнее, чем обычно принято считать в массовой культуре. У эволюции нет цели, к которой она идет, этических ценностей или ограничений, которые люди типично приписывают богам и прочим высшим силам. Это природный процесс, который порождает как прекрасные, на наш субъективный вкус, вещи, так и полную дичь, которая вызывает ужас и трепет, да и саму способность испытывать ужас тоже. У нее нет плана или высшего замысла. А значит, как бы мы не жили, эволюция не осудит. Это можем сделать только мы сами.
Иллюстрация Алексис Рокман