Расчет, приправленный безумием
За последние годы народная любовь к президенту неуклонно падала. Из бывшего когда-то героя-любовника он все более превращался в отвратного неуклюже молодящегося типа, не умеющего удержать ни одного из подбираемых ему образов. Весь его рейтинг был надут административно-унылым ботоксом, и он это прекрасно знал. Удержание власти требовало дальнейшего закручивания гаек, то есть превращения его самого из надоевшего позорного типа в типа все более страшного. Нетрудно догадаться, что такая перспектива его, мягко говоря, не грела. Но костер народной любви уже угас, и дров больше не было. Не было уже ничего, кроме вещей запретных--сухого хвороста Крыма, и, если уж на то пошло, угля всей Украины. Стоя перед выбором между превращением в пугающего монстра в глазах народа и всего мира, но, возможно, терпимого со страху теми и другими и превращением в народного героя в глазах заметной части российского населения и отпетого негодяя в глазах всего мира и меньшей части этого населения, он выбрал второе. При всем ужасе, этот выбор в своем роде рационален--тут добывается максимум любви ценой максимума негодования и предельного риска. Герой поляризует мир, приковывает все внимание к своей персоне, к смыслам дрожаний своего голоса и тайнам своих пауз. Он солирует на большой арене, вызывая восторги, негодования и страх. Герой вернул молодость--он больше не унылая и нелепая ботоксная кукла, но весь искрит грозными, восхищающими и поражающими молниями. Ставка в игре уже предельна--тут многое можно себе позволить, даже и откровенно безумными выходками себя побаловать--вроде невероятного пассажа о "женщинах и детях", вроде бессмысленно-наглой лжи в глаза о бронетранспортерах из военторга, вроде поигрываний "ядерной пылью" на фоне изображения гигантского гриба. Гулять так гулять!
Партнером, а лучше сказать--партнершей этого блистающего господина является соблазняемая им Русь, вечно страдающая от своего мнимого ничтожества, вечно рвущаяся в царицы морские, и гибнущая в этих порывах. В своих вековых надрывах, особенно же надрыве прошлого века, Русь и истратила себя--а потому нынешний заход, на излете былой силы, столь уже карикатурен и трагикомичен. Трагизм разворачивающегося беззакония, оттеняемый перспективой "ядерной пыли", и пронизан тем гибельным восторгом на краю бездны, о котором мы знаем от Пушкина, Достоевского и Высоцкого, о чем напомнил недавно в этой именно связи Михаил Эпштейн.