I
Падая в воду, пепел шипел и растворялся, и уже пятью метрами ниже по течению река опять была кристалльно чиста и безмятежно несла свой поток в неизведанное для кого-то, а для кого-то забвенное.
Так было каждый раз, и никак было нельзя удержать ветер от весёлого разрбрасывания вновь тлеющих останков. Каждый раз, когда Феникс сгорал, возродившись, он терял часть себя, кружащуюся в воздухе, унесённую водой, втоптанную в землю. Восстав из пепла, он садился на близлежащий камень и, улыбаясь, вспоминал ученье Аристотеля о круговороте четырёх элементов, потом в памяти всплывали полузабытые Анаксимандр, Гераклит, затем мысль снова возвращалась к Аристостелю и его словам об антитезе качеств материи. "Горяча ли или холодна моя природа?" - задавался Феникс вопросом. И каждый раз приходил к выводу, что холодна, пока что-то в этом мире не согреет его, и он пылал и вновь сгорал. "Как уберечь себя от этого?" - думал он и, не находя ответа, находил новый вопрос: "А есть ли смысл?" - и вспоминал всю прелесть самосожжения, всю страсть излучения тепла и света, и вот тут-то всё и начиналось: загорались его глаза, и Феникс взлетал, разбрасывая пепельно-серые перья над рекой и землёй, в поисках нового источника огня, того нового, ради чего стоило сгореть и опять потерять частичку себя.
Уже высоко в небе он наблюдал сказочную картину: на востоке, куда он летел, розовела заря, а на западе разгорался лесной пожар. Так было каждый раз.
Так было каждый раз, и никак было нельзя удержать ветер от весёлого разрбрасывания вновь тлеющих останков. Каждый раз, когда Феникс сгорал, возродившись, он терял часть себя, кружащуюся в воздухе, унесённую водой, втоптанную в землю. Восстав из пепла, он садился на близлежащий камень и, улыбаясь, вспоминал ученье Аристотеля о круговороте четырёх элементов, потом в памяти всплывали полузабытые Анаксимандр, Гераклит, затем мысль снова возвращалась к Аристостелю и его словам об антитезе качеств материи. "Горяча ли или холодна моя природа?" - задавался Феникс вопросом. И каждый раз приходил к выводу, что холодна, пока что-то в этом мире не согреет его, и он пылал и вновь сгорал. "Как уберечь себя от этого?" - думал он и, не находя ответа, находил новый вопрос: "А есть ли смысл?" - и вспоминал всю прелесть самосожжения, всю страсть излучения тепла и света, и вот тут-то всё и начиналось: загорались его глаза, и Феникс взлетал, разбрасывая пепельно-серые перья над рекой и землёй, в поисках нового источника огня, того нового, ради чего стоило сгореть и опять потерять частичку себя.
Уже высоко в небе он наблюдал сказочную картину: на востоке, куда он летел, розовела заря, а на западе разгорался лесной пожар. Так было каждый раз.