Про блины и прочее...
- Хуёвые блины, - подытожила я, вытирая перепачканные руки и мордашку о полотенце.
- Почему это сразу хуёвые, - обиделась Машка, простоявшая два часа у плиты, и приготовилась пустить слезу.
- Патамушта мало! - ответила я и поняла, что через полчаса умру смертью Крылова Иван Андреича - от обжорства.
Мало с кем мне бывает комфортно. Один из десяти, нет, даже один из ста - да, лишь один человек из ста может меня морально не напрягать. Вот Машка, например, не напрягает. Она тупая, некрасивая, печёт блины, одевается на рынке, косметику не использует, но люди-то к ней тянутся! Вот и муж никуда не уходит и не уйдёт - любит, и подруги с завистью смотрят на её кухонную нирвану, а она пускает слезу, в сотый раз включая диск с Титаником. Казалось бы, дура дурой. Ан нет - люди-то её любят. Долго думала я о причинах столь странной к ней тяги народных масс и поняла - всё дело в том, что Машка умеет слушать людей. Слушать и слышать. С ней всегда можно договориться, можно достучаться и без истерик, битья посуды рассказать то, что тревожит. А она, изо всех своих куриных мозгов, тебя поймёт. Всякая любовь проходит, люди, поначалу бешено влюблённые, со временем начинают кошмарить по поводу немытой посуды, страсть проходит, и каждый теперь тянет одеяло на себя. Раздражаются на бытовые привычки любимого, на его работу и друзей, на фильмы, которые он смотрит, на его интернеты и его рыбалку. Странно, но ведь пару лет назад это совсем не вызывало никакого отторжения, всё было мило и в пределах нормы. Отчего же сейчас так люто и бешено стали бесить разбросанные по дому носки и сдавленный в середине тюбик зубной пасты? А оттого, что дело вовсе не в холодном ужине и прочем быте, не в привычках и увлечениях, а в том, что эти двое когда-то давно не смогли друг с другом поговорить. Недопоняли, не услышали, не договорились, не уступили, и появилась трещинка между ними, которая с годами стала пропастью. И вот они уже просто сожители. А чужой бюстгальтер в твоих вещах разве может не бесить? Не может, он просто по определению должен вывести тебя из себя.
Мало чему жизнь меня научила, но одно я знаю точно: подпускать к себе можно лишь тех, кто хочет, способен тебя услышать. Тогда и прожить можно долго и счастливо, смеясь над всеми кризисами трёх-пяти-десяти лет, сохраняя уважение и, главное, любовь.
- Почему это сразу хуёвые, - обиделась Машка, простоявшая два часа у плиты, и приготовилась пустить слезу.
- Патамушта мало! - ответила я и поняла, что через полчаса умру смертью Крылова Иван Андреича - от обжорства.
Мало с кем мне бывает комфортно. Один из десяти, нет, даже один из ста - да, лишь один человек из ста может меня морально не напрягать. Вот Машка, например, не напрягает. Она тупая, некрасивая, печёт блины, одевается на рынке, косметику не использует, но люди-то к ней тянутся! Вот и муж никуда не уходит и не уйдёт - любит, и подруги с завистью смотрят на её кухонную нирвану, а она пускает слезу, в сотый раз включая диск с Титаником. Казалось бы, дура дурой. Ан нет - люди-то её любят. Долго думала я о причинах столь странной к ней тяги народных масс и поняла - всё дело в том, что Машка умеет слушать людей. Слушать и слышать. С ней всегда можно договориться, можно достучаться и без истерик, битья посуды рассказать то, что тревожит. А она, изо всех своих куриных мозгов, тебя поймёт. Всякая любовь проходит, люди, поначалу бешено влюблённые, со временем начинают кошмарить по поводу немытой посуды, страсть проходит, и каждый теперь тянет одеяло на себя. Раздражаются на бытовые привычки любимого, на его работу и друзей, на фильмы, которые он смотрит, на его интернеты и его рыбалку. Странно, но ведь пару лет назад это совсем не вызывало никакого отторжения, всё было мило и в пределах нормы. Отчего же сейчас так люто и бешено стали бесить разбросанные по дому носки и сдавленный в середине тюбик зубной пасты? А оттого, что дело вовсе не в холодном ужине и прочем быте, не в привычках и увлечениях, а в том, что эти двое когда-то давно не смогли друг с другом поговорить. Недопоняли, не услышали, не договорились, не уступили, и появилась трещинка между ними, которая с годами стала пропастью. И вот они уже просто сожители. А чужой бюстгальтер в твоих вещах разве может не бесить? Не может, он просто по определению должен вывести тебя из себя.
Мало чему жизнь меня научила, но одно я знаю точно: подпускать к себе можно лишь тех, кто хочет, способен тебя услышать. Тогда и прожить можно долго и счастливо, смеясь над всеми кризисами трёх-пяти-десяти лет, сохраняя уважение и, главное, любовь.