Страх и ненависть в блокадном Ленинграде.
Истории блокадного Ленинграда до сих пор исключительно не везёт с её кинематографическим отображением. Всё, что было снято на эту тему, либо слишком камерно и локально для широких аудиторий, либо нашпиговано советскими идеологическими штампами, либо является типичным продуктом современного российского кинематографа с надуманным и фальшивым сюжетом. Жанр, в котором блокаду ещё не показывали, это "замороченное авторское кино не для всех", хотя этому фильму и такое определение дать будет сложно. По всей видимости, режиссёр сам до конца не понял, что именно он снимает и для кого, и менял свои представления по ходу съёмок. В итоге вышел странный и неуклюжий Франкенштейн, сшитый из кусков разных повествований, художественных приёмов, видений реальности и способов повествования, чем-то похожий на своих мёртвых персонажей.
Фильм начинается с гротесково-абсурдной сцены со стреляющей из пушки невестой немецкого офицера-артиллериста. Что хотел ей сказать автор, совершенно не ясно, поскольку она никак не перекликается с тем, что будет показано далее. Для подчёркивания топорного контраста между сытыми и хохочущими немцами и умирающими от голода их жертвами она слишком неожиданна, а для демонстрации "банальности зла" слишком коротко изложена и неочевидна. Далее идут флэшбеки главной героини о безоблачном довоенном детстве и разговорах с отцом - стандартная завязка многих фильмов о войне. Основной же сюжет фильма вдохновлён дневниковыми записями Ольги Берггольц начала февраля 1942 года.
Я не буду подробно расписывать события фильма - достаточно будет сказать, что в многих эпизодах действительно узнаются блокадные воспоминания и фотографии. Однако дьявол, как известно, в деталях. Я не могу назвать себя историком блокады, однако в поисках матерала для коллажей я просмотрел не менее полутора тысяч фотографий блокадного города в тот период: как известных, так и никогда не публиковавшихся, и считаю, что могу достаточно уверенно говорить о правдивости визуального ряда. К этому можно добавить немалое количество прочитанных мной воспоминаний, просмотренных интервью и личные беседы с блокадниками. Первое, что бросается в глаза - это гигантское количество бутафорского снега, который сценическая команда навалила куда надо и куда не надо со щедростью актёров средневековых театров, разбрасывавших бараньи внутренности и кровь во время дуэльных сцен. Многие улицы и даже периферийные проспекты действительно были полностью завалены снегом, в котором были вытоптаны маленькие тропинки. Однако на основных магистралях вроде Невского и Литейного центральные части были расчищены для проезда служебного транспорта, а снег хотя и не убирался полностью, но сгребался в поднимающиеся выше человеческого роста сугробы. Я полностью осознаю, что фотографический образ блокады был в значительной степени определён тогдашней цензурой, и я на своих экскурсиях иногда рассказываю об этом и привожу конкретные примеры его тенденциозности. Однако даже в воспоминаниях и дневниках я не находил упоминаний о таком белом поле с глубоким снегом на главной улице города, который показан в фильме. Более того, снег густым слоем лежит в квартирах и даже на лестничных клетках, хотя казалось бы, откуда ему там взяться, если в стене нет проломов? Достаточно зайти в любое заброшенное здание зимой, чтобы это понять. То же можно сказать и о гигантских сосульках, которые свисают с каждого окна и каждой крыши. Учитывая, что температура тогда даже близко к нолю не подходила, центральное отопление не работало месяца три, а печки-буржуйки едва могли на несколько градусов поднять температуру крохотного радиуса вокруг себя, влаге было образовываться неоткуда. Но режиссёру на такие детали было наплевать, и потому взрывы снарядов красиво обрушивают дожидавшиеся их, судя по размерам, несколько недель сосульки.
Многим сценам, как я упоминал выше, действительно можно найти соответствия в блокадной литературе, однако авторы нарочито либо выбирают наиболее абсурдные и нехарактерные из них, либо что-то присочиняют от себя. Режиссёр решил снять не чернуху, не трэш и не хоррор - он снимает именно макабр, такое путешествие по царству мёртвых, где реальность сливается с воображением и на поверхность выступают скорее алогичные и удивительные, чем жуткие вещи. Иначе не объяснить, почему санки с хлебом доверяют тащить умственно отсталому рабочему, откуда у едва живых людей набираются полные легкие воздуха, чтобы истошно верещать, почему из оторванной руки не льётся кровь, а её хозяйка ходит и кричит, почему милиционер в феврале 42 года валится с ног от неожиданности, натолкнувшись на труп на улице, и так далее. Режиссёр смешивает гиперреализм с фантазиями на тему, что сильно мешает "поверить" в действие, а малобюджетность фильма в сочетании с плохой драматургией создают впечатление студенческого самодеятельного спектакля.
Ближе к концу картинка, ритм и сам жанр фильма резко меняются. Такое ощущение, будто режиссёр в какой-то момент подумал, что уже полтора часа он снимает кислотный зомби-апокалипсис, а глобального мессиджа зрители так и не выдал. И тогда действие резко сменяется длинным монологом отца главной героини, за которым следует очередной флэшбек, после чего Ольга, обретя новую веру и миссию, следует обратно в город. Нет сомнения, что режиссёр сознательно и по наитию обращается к древнему мифологическому архетипу схождения героя в ад или царство мертвых во имя перерождения и обретения истины. Однако из-за неровности повествования эта идея не становится явной, не доходит до зрителя и не цепляет его. Сумма частей не становится равна целому, и количество не переходит в качество.
Вокруг фильма наверняка будет немало споров: несведущие в теме люди станут отрицать показанную в фильме правду или наоборот называть правдой придуманные эпизоды. Сторонники ортодоксальной советской версии будут осуждать фильм за "чернуху", отсутствие трудового подвига и пафоса превозмогания, либералы - за недостаточную антисоветскость. При этом реальность Ленинграда образца февраля 1942 была гораздо страшнее, чем это показано в фильме: вместо снежной пелены ступени лестничных пролётов заливал предсмертный кровавый понос, ещё живого дистрофика на саночках могли везти прямо на кладбище, мать вполне могла разделать и скормить младенца другим детям вместо оставления его в другой комнате - и всему этому есть немало свидетельств. Мне показалось странным, что при столь глубоком погружении в смерть и холод фильм избегает темы каннибализма, которая продолжает оставаться пресловутым "слоном в комнате". Рано или поздно на этот вопрос нужно будет дать художественный и этический ответ, но авторы фильма, по всей видимости, решили избегать острых углов. Даже оторванные конечности людей не кровоточат, то ли по недосмотру консультантов, то ли ради рейтинга 12+. Разве что решились показать то, что присутствует практически во всех воспоминаниях и что было запрещено фотографировать цензурой - штабеля трупов на улицах и во дворах. Многих раздражает присутствие в военных фильмах злобных сотрудников НКВД, но ирония "Дневника" заключается в том, что именно в этом сценарии они были бы как нигде уместны, учитывая, что Берггольц и близкие ей люди серьёзно пострадали от репрессий даже по меркам того безжалостного времени. В целом фильм оставляет ощущение "замаха на рубль, удара на копейку": кому-то простой показ замёрзшего города покажется большим достижением и новым словом в этой теме, я же вижу громадное количество нереализованных потенций, которые были положены на алтарь онейрического макабра.
Как я, так и мои менее погружённые в тему друзья вышли из пустого зала в недоумении, что мы в итоге посмотрели. "Дневнику" однозначно суждено остаться очередной неудачной попыткой передать суть и реалии блокады, и в этот раз точно не по причине неготовности к этому зрителя. К сожалению, своего "Списка Шиндлера" или "Дюнкерка" на тему блокады нам придётся ждать ещё очень долго.
Alexander Shmidke.
P.S. Его рецензию не пропустил Кинопоиск :) зря, что ли РВИО фильм наградами засыпало ;)
Фильм начинается с гротесково-абсурдной сцены со стреляющей из пушки невестой немецкого офицера-артиллериста. Что хотел ей сказать автор, совершенно не ясно, поскольку она никак не перекликается с тем, что будет показано далее. Для подчёркивания топорного контраста между сытыми и хохочущими немцами и умирающими от голода их жертвами она слишком неожиданна, а для демонстрации "банальности зла" слишком коротко изложена и неочевидна. Далее идут флэшбеки главной героини о безоблачном довоенном детстве и разговорах с отцом - стандартная завязка многих фильмов о войне. Основной же сюжет фильма вдохновлён дневниковыми записями Ольги Берггольц начала февраля 1942 года.
Я не буду подробно расписывать события фильма - достаточно будет сказать, что в многих эпизодах действительно узнаются блокадные воспоминания и фотографии. Однако дьявол, как известно, в деталях. Я не могу назвать себя историком блокады, однако в поисках матерала для коллажей я просмотрел не менее полутора тысяч фотографий блокадного города в тот период: как известных, так и никогда не публиковавшихся, и считаю, что могу достаточно уверенно говорить о правдивости визуального ряда. К этому можно добавить немалое количество прочитанных мной воспоминаний, просмотренных интервью и личные беседы с блокадниками. Первое, что бросается в глаза - это гигантское количество бутафорского снега, который сценическая команда навалила куда надо и куда не надо со щедростью актёров средневековых театров, разбрасывавших бараньи внутренности и кровь во время дуэльных сцен. Многие улицы и даже периферийные проспекты действительно были полностью завалены снегом, в котором были вытоптаны маленькие тропинки. Однако на основных магистралях вроде Невского и Литейного центральные части были расчищены для проезда служебного транспорта, а снег хотя и не убирался полностью, но сгребался в поднимающиеся выше человеческого роста сугробы. Я полностью осознаю, что фотографический образ блокады был в значительной степени определён тогдашней цензурой, и я на своих экскурсиях иногда рассказываю об этом и привожу конкретные примеры его тенденциозности. Однако даже в воспоминаниях и дневниках я не находил упоминаний о таком белом поле с глубоким снегом на главной улице города, который показан в фильме. Более того, снег густым слоем лежит в квартирах и даже на лестничных клетках, хотя казалось бы, откуда ему там взяться, если в стене нет проломов? Достаточно зайти в любое заброшенное здание зимой, чтобы это понять. То же можно сказать и о гигантских сосульках, которые свисают с каждого окна и каждой крыши. Учитывая, что температура тогда даже близко к нолю не подходила, центральное отопление не работало месяца три, а печки-буржуйки едва могли на несколько градусов поднять температуру крохотного радиуса вокруг себя, влаге было образовываться неоткуда. Но режиссёру на такие детали было наплевать, и потому взрывы снарядов красиво обрушивают дожидавшиеся их, судя по размерам, несколько недель сосульки.
Многим сценам, как я упоминал выше, действительно можно найти соответствия в блокадной литературе, однако авторы нарочито либо выбирают наиболее абсурдные и нехарактерные из них, либо что-то присочиняют от себя. Режиссёр решил снять не чернуху, не трэш и не хоррор - он снимает именно макабр, такое путешествие по царству мёртвых, где реальность сливается с воображением и на поверхность выступают скорее алогичные и удивительные, чем жуткие вещи. Иначе не объяснить, почему санки с хлебом доверяют тащить умственно отсталому рабочему, откуда у едва живых людей набираются полные легкие воздуха, чтобы истошно верещать, почему из оторванной руки не льётся кровь, а её хозяйка ходит и кричит, почему милиционер в феврале 42 года валится с ног от неожиданности, натолкнувшись на труп на улице, и так далее. Режиссёр смешивает гиперреализм с фантазиями на тему, что сильно мешает "поверить" в действие, а малобюджетность фильма в сочетании с плохой драматургией создают впечатление студенческого самодеятельного спектакля.
Ближе к концу картинка, ритм и сам жанр фильма резко меняются. Такое ощущение, будто режиссёр в какой-то момент подумал, что уже полтора часа он снимает кислотный зомби-апокалипсис, а глобального мессиджа зрители так и не выдал. И тогда действие резко сменяется длинным монологом отца главной героини, за которым следует очередной флэшбек, после чего Ольга, обретя новую веру и миссию, следует обратно в город. Нет сомнения, что режиссёр сознательно и по наитию обращается к древнему мифологическому архетипу схождения героя в ад или царство мертвых во имя перерождения и обретения истины. Однако из-за неровности повествования эта идея не становится явной, не доходит до зрителя и не цепляет его. Сумма частей не становится равна целому, и количество не переходит в качество.
Вокруг фильма наверняка будет немало споров: несведущие в теме люди станут отрицать показанную в фильме правду или наоборот называть правдой придуманные эпизоды. Сторонники ортодоксальной советской версии будут осуждать фильм за "чернуху", отсутствие трудового подвига и пафоса превозмогания, либералы - за недостаточную антисоветскость. При этом реальность Ленинграда образца февраля 1942 была гораздо страшнее, чем это показано в фильме: вместо снежной пелены ступени лестничных пролётов заливал предсмертный кровавый понос, ещё живого дистрофика на саночках могли везти прямо на кладбище, мать вполне могла разделать и скормить младенца другим детям вместо оставления его в другой комнате - и всему этому есть немало свидетельств. Мне показалось странным, что при столь глубоком погружении в смерть и холод фильм избегает темы каннибализма, которая продолжает оставаться пресловутым "слоном в комнате". Рано или поздно на этот вопрос нужно будет дать художественный и этический ответ, но авторы фильма, по всей видимости, решили избегать острых углов. Даже оторванные конечности людей не кровоточат, то ли по недосмотру консультантов, то ли ради рейтинга 12+. Разве что решились показать то, что присутствует практически во всех воспоминаниях и что было запрещено фотографировать цензурой - штабеля трупов на улицах и во дворах. Многих раздражает присутствие в военных фильмах злобных сотрудников НКВД, но ирония "Дневника" заключается в том, что именно в этом сценарии они были бы как нигде уместны, учитывая, что Берггольц и близкие ей люди серьёзно пострадали от репрессий даже по меркам того безжалостного времени. В целом фильм оставляет ощущение "замаха на рубль, удара на копейку": кому-то простой показ замёрзшего города покажется большим достижением и новым словом в этой теме, я же вижу громадное количество нереализованных потенций, которые были положены на алтарь онейрического макабра.
Как я, так и мои менее погружённые в тему друзья вышли из пустого зала в недоумении, что мы в итоге посмотрели. "Дневнику" однозначно суждено остаться очередной неудачной попыткой передать суть и реалии блокады, и в этот раз точно не по причине неготовности к этому зрителя. К сожалению, своего "Списка Шиндлера" или "Дюнкерка" на тему блокады нам придётся ждать ещё очень долго.
Alexander Shmidke.
P.S. Его рецензию не пропустил Кинопоиск :) зря, что ли РВИО фильм наградами засыпало ;)