Ответный удар империи: Испания и голландцы в XVII в.
Оригинал взят у antoin в Ответный удар империи: Испания и голландцы в XVII в.
Амброзио Спинола в 1609 году.
Весной 1621 года Европа замерла в ожидании: истекал срок двенадцатилетнего перемирия между Испанией и мятежными Объединёнными провинциями, которое фактически длилось с 1607 года. Политики, торговцы и наёмники из Франции, Англии, Баварии, Саксонии, Италии, а больше всего сами фламандцы и голландцы все гадали, станет ли такое длинное перемирие настоящим миром, или снова Фландрия будет в огне и по ней поскачет «Смерть на коне как уголь чёрном, под непроглядным капюшоном». Но в глубине отделанных золотом и красным деревом кабинетов в Мадриде и Гааге уже давно было принято другое решение война!
Испанцы обсуждали продолжение конфликта в течение всего перемирия, а особенно в последние три года. Да что там говорить, если перемирие ещё до его заключения было яблоком раздора. Теперь же четыре королевских совета государственный, военный, Португалии и Индий были единодушны: даже война выгоднее, чем оставление в силе условий перемирия. «Поскольку они получают всю свою прибыль от торговли с Испанией и Италией, потеря этой коммерции сделает их менее сильным противником, и мы сможем ожидать более выгодного договора», сказал маркиз де Айтона на государственном совете в июле 1622 года. Собравшиеся гранды в роскошных одеждах в согласии склонили головы, лежащие на гофрированных воротниках, как на белых блюдах. Маркиз был совершенно прав: речь шла не о завоевании Голландии и других провинций, восставших против законного сюзерена, а просто о buen concierto, выгодном для Испании соглашении, ибо перемирие оказалось чудовищно пагубным для экономики.
Пауза была ошибкой для Испании и огромной удачей для мятежников, теперь это видели все: испанцы в 1607 году прервали победоносную цепочку, остановились на достигнутом и дали голландцам желанную передышку. Перемирие не просто прекратило успешные военные операции: оно устранило препятствия к испано-голландской коммерции, и вызвало бурный рост голландского торгового флота. В то же время, голландская блокада Антверпена осталась в силе, позволяя Амстердаму захватить место конкурента, так голландцы быстренько монополизировали перевозку с севера зерна, меди, корабельного леса, пеньки, смолы и прочего в Испанию и Италию. Да и испанское серебро тоже перекочёвывало в голландский карман, тем самым позволяя ещё более развивать свои монополии. Английским и ганзейским купцам тут ловить стало нечего. При этом голландцы вовсю мухлевали с торговыми лицензиями, занимались контрабандой в крупном размере и тем самым делали торговый баланс ещё невыгоднее. Практически все в Иберии были уверены, что именно эта торговля делает Испанию беднее, а Голландию богаче. Ещё одной проблемой стала агрессивная политика голландской Ист-Индийской компании, которая активно отбирала себе португальские колонии, а к тому же агенты докладывали о планах создания в 1621 году ещё и Вест-Индийской компании, чтобы наложить лапу и на Америки.
Дальше хуже. До 1609 года Голландия играла жалкую роль в международной политике, но теперь она всё чаще совала нос в европейские дела, как будто специально мешая испанцам. Новое богатство и отсутствие войны позволили не только поддерживать мощный флот, но и подтянуть качество армии почти до уровня испанской, а уж урвать что плохо лежит, бюргеры всегда умели. К 1620 году голландцы оккупировали Эмден, большую часть Юлиха-Клеве и ключевую крепость Папенмутц на Рейне между Кёльном и Бонном, Голландия ссужала деньгами и людьми всех, кто представлял угрозу для Габсбургов, а в Италии и Средиземном море Провинции стали для испанцев занозой хуже Франции благодаря военному и морскому сотрудничеству с Венецией и Савойей. Ещё больше Мадрид раздражало то, что Республика помогала деньгами и оружием мусульманским пиратам и марокканскому султану, угрожавшему испанским владениям в Северной Африке.
С этим непотребством надо было что-то делать. Ничего личного, бизнес есть бизнес. Даже вопрос о правах нидерландских католиков (которых протестанты зажимали ещё круче, чем их самих когда-то третировали паписты) ставился чисто ради имиджа, и практически не обсуждался в государственном совете «ну, первым делом придётся брякнуть пару слов про собратьев по вере, а вот что реально предлагать будем?». Испания готова была полностью признать политическую независимость Объединённых Провинций, но она хотела экономического компромисса возрождения Антверпена и Южных Нидерландов для баланса в северной торговле и, главное, прекращения колониальной экспансии голландцев. Условия были неприемлемыми для голландской элиты, даже для той её части, которая выступала за мир. Другие провинции, которым перемирие не принесло таких доходов, как Голландии, в принципе ничем не поступались, но голландские памфлеты так преуспели в переиначивании испанского предложения, что направили общественное мнение в русло священной войны за независимость отечества. В конце концов, патриотов во все века натравить на врага было легче, чем быка на красную тряпку.
В Голландии война действительно нужна была лишь небольшой группировке, но эта группировка, ведомая стадхаудером Морицем Оранским, успешно убеждала в необходимости конфликта и простой народ, так перевирая требования Испании, как будто речь шла о самом существовании Объединённых провинций как независимой конфедерации. Официальное предложение Испании, направленное в Гаагу в 1621 году, содержало такие условия: разрешение свободы вероисповедания голландским католикам, открытие Шельды для общей торговли, а также уход голландцев из Индий. Мориц же и его верные ораньисты всем говорили, будто Филипп III потребовал безусловного подчинения ему голландцев. Всё просто никогда пост стадхаудера не имел того значения и влияния, как во время войны, когда контролировал войска и деньги. Мориц ещё в 1607-1609 гг. перемирие не хотел заключать, но более разумные люди в то время оказались сильней, а теперь ораньисты стали доминировать безраздельно, особенно после того, как судили и обезглавили Иоганн ван Олденбарневельта того самого дипломата и государственника, кому голландцы были обязаны отличными условиями Двенадцатилетнего Перемирия, да и всем своим единством: именно старик Олденбарневельт сумел удержать Объединённые Провинции от полного распада на части из-за внутренних размолвок.
Мориц Оранский в 1617 году.
Итак, последние переговоры ни к чему не привели, и в апреле 1621 года перемирие истекло. Война не началась сразу: Фламандская армия была неготова, не имела денег и была укомплектована по штатам мирного времени, а в Мадриде Филиппа III угораздило умереть всего за несколько дней до конца перемирия, что только усугубило неопределённость. Но Филипп IV во всём продолжал политику отца, и мало-помалу нужные шестерёнки закрутились. Великий генерал Амброзио Спинола подготовился к боевым действиям и двинул грозные испанские полки сначала на Юлих, потом на Стенберген, а потом осадил Берген-оп-Зом. И вот там-то он сначала остановился, а затем был вынужден отступить, потеряв за время сидения в траншеях одиннадцать тысяч солдат из восемнадцати в основном из-за болезней и дезертирства. Это было не просто поражение, это был крах и провал, повергнувший Мадрид в состояние шока.
Неудача под Берген-оп-Зомом стала поворотным моментом в войне 1621-1648 гг. Теперь подтвердилась правота той группы министров, которые считали бесконечные осады голландских крепостей напрасной тратой времени, людей и денег. Испания нацелилась на экономическую войну, беспрецедентную по масштабу для того времени.
В результате были сокращены расходы на армию (с 300 000 дукатов в месяц до 250 000) и увеличены расходы на флот (с 20 000 до 70 000). Фламандская армия должна была занять строго оборонительную позицию. Когда Спинола, стремясь восстановить подмоченную репутацию, по собственной инициативе осадил ещё лучше укреплённую Бреду, сдачу которой потом на века прославил Веласкес, министры Филиппа IV во главе с Оливаресом были в ярости: дон Амброзио по их мнению должен был нарваться на новую катастрофу, а если он всё же возьмёт Бреду, то тем самым всё равно напрасно растратит королевских солдат и королевское золото. Спинола Бреду взял, чем заставил задрожать от страха всех голландцев кроме Морица Оранского: во время очередной нехватки денег в испанской армии статхаудер перешёл в наступление, захватил ряд крепостей и сделал мелькнувшую было перспективу мира на испанских условиях несбыточной надеждой.
Опыт первого этапа войны окончательно убедил политиков, что бесполезно тратить столько усилий, беря штурмом один город за другим. Победу они решили искать другими средствами: невероятно, но совершенно сухопутная страна решила экономически задавить ориентированного на море противника!
Испания стала создавать armadas во Фландрии, в Галисии и в Гибралтаре не для борьбы с голландским флотом, а для защиты своих торговых перевозок и нападения на голландские. Особенно много надежд возлагалось на Гибралтарскую армаду, получавшую ежегодно 150 000 дукатов, но она не смогла причинить достаточно неудобств голландской средиземноморской торговле. Голландцы стали плавать с хорошо вооружёнными конвоями кораблей по пятьдесят с семью сотнями пушек в сумме, и Гибралтарской армаде ловить стало почти нечего.
Большего успеха добилась Фламандская армада. Ещё в 1583 г. Алессандро Фарнезе, герцог Пармский захватил Дюнкерк и основал там адмиралтейство. Закрутилось строительство хороших современных кораблей для борьбы с голландскими и пиратскими, сопровождения торговцев и перевозки войск. Из всех этих целей важнее всего стала выдача корсарских патентов для подрыва голландской морской торговли и рыбных промыслов. Как хорошо сформулировал Штенцель, «выгодное положение в самой узкой части пути между Северным морем и Каналом, естественная защита благодаря впереди лежащим отмелям, богатая местность в тылу, предприимчивость морского населения - все это сделало Дюнкерк бичом для соседей». В 1600 году сам Мориц Оранский попытался дойти до Дюнкерка и захватить пиратское гнездо, но наткнулся при Ньюпорте на уступающую в численности испанскую армию, еле-еле победил её с большими потерями, не уберёг свои линии снабжения и позорно ретировался к радости дюнкеркцев.
После 1621 года голландским торговым компаниям впервые пришлось серьёзно сражаться не только вдали от родины, но и напрягать все доступные морские силы вблизи своих побережий. Адмиралтейство в Дюнкерке строило всё более мощные суда (говорят, именно они изобрели новый тип кораблей фрегаты), население поняло, откуда денежки текут, и всё больше лихих людей уходило на выгодный промысел. Голландцы могли только напрасно скрежетать зубами. В 1622 году в Дюнкерке было всего четыре королевских корабля и несколько капёрских, но они уже вовсю захватывали голландские суда с грузом соли и вина из Франции. В 1625 году в армаде было уже 12 королевских кораблей и ещё больше корсаров, а планировалось приобрести ещё пятьдесят кораблей. Финансовый кризис 1629 года заставил ограничиться двадцатью военными кораблями, из которых некоторые имели до 40 орудий.
Этой силе Голландия не могла дать отпор: её флот состоял из 100 кораблей, из которых, однако, только двенадцать имели более 30 пушек, плюс он был размазан по всем местам, входящим в сферу голландских интересов. К тому же практика крупных конвоев обходилась в копеечку, а ведь к 1625 году благодаря угрозе дюнкеркцев голландцы были вынуждены так сопровождать суда на всех маршрутах: в Датский пролив, Норвегию, Московию, Лондон, Ярмут, Ньюкасл, Нант, Бордо, Байонну... Армадам и корсарам могли противостоять только самые сильные конвои, а всех торговцев ими было не обеспечить. Голландцы попробовали установить блокаду испанских баз в Остенде, Ньюпорте и Дюнкерке тридцатью и более кораблями бесполезно. Пользуясь продолжительными штормами, темнотой и особенностями береговой линии, дюнкеркцы уходили из под пресветлых голландских носов. Возможно, у Испании всегда не хватало собственных кораблей, но зато теперь в достатке было умелых и дерзких людей, прекрасно знающих морское дело и готовых вписать в корсарский патент своё имя и название парусника, «а потом, в безлунную ночь, тихо выйти в открытое море и под шёпот запутавшегося в снастях юго-западного ветра на всех парусах ринуться вперёд. С бумагами по всей форме и подписью короля».
Дюнкеркцы наносили удары один другого болезненнее. Например, в ноябре 1625 года были захвачены или потоплены несколько дюжин голландских судов. С января по март 1627 года королевские корабли и корсары захватили 38 голландских и английских парусников и потопили ещё 18. В январе и феврале 1628 года потоплены 3 судна и захвачены ещё 36 призов на общую сумму в 400 000 дукатов (что равно почти двум месячным расходам на содержание всей Фламандской армии). В зиму 1636-7 захвачены 35 призов. В 1642 году среди многих других захвачен конвой, возвращавшийся из Архангельска с мехом и икрой на 130 000 дукатов. И это всё лишь отдельные примеры. Как с удовлетворением отмечали испанские чиновники, в результате действий армады и корсаров ставки на перевозки и страхование в Голландии взлетели чуть ли не вдвое, делая голландскую спекуляцию убыточной.
Корсары и армада били и по другой статье голландских доходов ловле селёдки в Северном море, приносящей 600 000 дукатов ежегодно. Рыбаков стали атаковать уже с 1622 года, но с октября 1625 года началась тотальная морская война, когда за один присест могли быть уничтожены от 60 до 80 буссов. Генеральные штаты выделили на защиту жизненно важного промысла всего 19 кораблей больше Голландия не могла в тот момент позволить, отчаянно нуждаясь в деньгах. Но как защитить флотилию, которая при ловле вовсе не держится в одной куче и в одном месте? Так и выходило, что всё больше и больше «селёдочников» отправлялось на дно. В одном октябре 1627 года дюнкеркцы потопили или захватили несколько дюжин буссов. Ещё один пример август 1635 года, когда лучший дюнкеркский корсар Яков Колларт потопил 124 судна и захватил около тысячи пленных, за которых запросил выкуп. В 1637 году было уничтожено ещё около сотни судов, и в 1639, и в 1642... В среднем после 1621 года дюнкеркские приватиры захватывали около 230 торговых и рыболовных судов в год.
Торговцы всех городов писали в Штаты Голландии и Генеральные штаты десятки гневных писем. Например, Мааслойс сообщал, что с 1631 по 1634 год потерял 25 обычных рыболовецких судов и 162 бусса с сетями и двумя тысячами рыбаков, а в 1635-7 ещё 50 буссов. Энхайзен понёс ещё более сильные потери. Буссы, немаленькие судна с 10-16 человек команды, стоили по 5 000 гульденов каждый, то есть всего за семь лет Мааслойс потерял миллион гульденов (350 000 испанских дукатов). Общий голландский ущерб за те же годы трудно посчитать, но он явно был более 12 миллионов гульденов, сильно превосходя даже голландскую добычу от захвата испанского серебряного флота. И это не считая прибыли, упущенной от невозможности быстро заменить потерянное (в 1635 году у многих городов флотилии сократились более чем вдвое по сравнению с 1625). Да и не только в деньгах счастье недосчитались голландцы и многих хороших моряков, например именно ядро из корсарской пушки укокошило в 1629 году народного героя Пита Питерзона Хейна, который в 1628 году ограбил Flota de Indias.
Ратификация Мюнстерского договора 1648 года.
Однако даже эти славные корсарские набеги были лишь частью общей испанской стратегии. Испания никогда не стремилась к увеличению флота, и не тратила на него более 1/8 трат на армию. Главную скрипку в экономической войне играли эмбарго. Ещё с первых дней после конца перемирия Испания наложила полный запрет на торговлю с голландцами и закрыла для них порты по всей империи. Нарушители захватывались со всеми товарами. Изгнание многих сотен голландских судов из испанских портов в апреле 1621 перетряхнуло всю европейскую экономику, восемьсот-девятьсот голландских парусников оказались не у дел и приносили владельцам гигантские убытки, тысячи моряков стали безработными, но это было только начало. Мало-помалу испанцы закрывали все лазейки: использование иностранных команд (забавный факт: марокканский султан с удивлением просил голландцев объяснить, почему у берегов Португалии в руки его капитанов вдруг стали попадать толпы шотландцев), плавание под чужим флагом, сложные схемы собственности... В портах ввели новые процедуры регистрации и досмотра грузов, создали новые административные органы, утвердили формы сертификатов и т.д. короче, таможенная система резко перешла в гораздо более серьёзную стадию развития.
Эмбарго и новые таможенные процедуры били, конечно, и по интересам самой Испании. Министры получали многочисленные жалобы от своих торговцев, но решено было, что убыток, причиняемый голландцам, превосходит собственные потери, а потому надо стиснуть зубы и подождать пока наконец Объединённые Провинции не запросят мира. Даже вице-королю Неаполя, которому угрожали голодные бунты из-за неурожая хлеба, запрещено было привлекать голландцев для поставок продовольствия. Действительно, Провинции теряли на порядки больше денег и испытывали гораздо более серьёзные проблемы со снабжением нужными видами товаров. Жизнь каждого простого голландца тоже стала намного тяжелее из-за чудовищной инфляции и нехватки в стране необходимых вещей и еды. Их купцов выгоняли отовсюду: из торговли шерстью, специями, вином, солью, оливками, фруктом, зерном... Даже сухопутная голландская торговля с Европой была усилиями испанцев усложнена до крайности. А свято место занимали англичане и французы.
И всё же Голландия выстояла. При всех проблемах, её ресурс прочности оказался достаточен, чтобы дотянуть до того момента, как удача наконец отвернулась от Испании, да и вообще от Габсбургов. Сухопутная блокада была снята из-за коллапса фламандской экономики, а также из-за начала шведского вторжения в Тридцатилетней войне. Мадрид в 1629 году планировал совместно с императором Священной Римско Империи и королём Речи Посполитой создать флот в Висмаре, оплачиваемый в основном Испанией, чтобы взять под контроль север Германии, доминировать в Балтике и тем самым окончательно взять голландцев в кольцо. И даже такой грандиозный проект был вполне по силам Испании, его только не успели реализовать до вмешательства Густава Адольфа, так что по своей вечной привычке Голландия прошла на волосок от пропасти благодаря другим странам. С 1630 года голландская торговля начала стремительно оживать и возвращать утраченные позиции. Испания сыграла ва-банк и проиграла. Её экономика надорвалась, не надорвал экономику противника.
Впредь Оливаресу пришлось докладывать Филиппу IV больше о поражениях, чем о победах. При испанском дворе всё выглядело иначе, нежели в 1621 году, и не только потому что закон против роскоши уничтожил гофрированные воротники и нарядил испанских грандов в благородный чёрный цвет. Всё больше политиков говорили, что война всё-таки оказалась даже хуже перемирия. Мирные переговоры 1632-34 годов были сорваны непомерными требованиями голландцев. Последнее огромное усилие Оливареса изменить баланс сил отправка армии кардинал-инфанта Фернандо ознаменовала возвращение к войне оружием, а не деньгами. И тут испанцам сопутствовал успех, не только на блистательном поле близ Нордлингена, но и в Голландии, где одна за другой падали важные крепости. Однако в 1635 году началась война с Францией, и испанской армии в который раз пришлось воевать на два фронта, и это была война только на истощение, отдельные победы и поражения не решали ничего. Всем было очевидно, что конец близок, оставалось лишь немного переложить козыри, с которыми дипломаты приступят к последним переговорам. Испания больше физически не могла «доставить пику во Фландрию» сухопутный путь перерезала Франция, а попытка от безысходности отправить 20 000 солдат морем окончилась битвой при Даунсе, после которой высадилась только треть. В 1643 году гранды отстранили неугодного им Оливареса, которому не хватило твёрдости, чтобы стать испанским Ришельё, и ещё через два года граф-герцог умирает. При дворе начинается период разброда и шатаний, вызванный борьбой разных группировок за власть. Многие победы над Францией оказываются забыты из-за поражений под Рокруа и Лансом, а в 1646 году под ударами французской армии пал Дюнкерк...
В Голландии линия фронта менялась мало, но в Индиях Испания постоянно теряла территорию, и это больше всего заставляло её стремиться к миру. А Объединённые Провинции, хоть избежали полного краха, всё равно чувствовала себя не очень хорошо, поскольку проблемы, связанные с эмбарго и корсарами продолжали оставаться важным фактором, а колониальные проекты с 1640 года стали убыточны, и акции компаний стали стремительно падать в цене: удар Испании оказался может и недостаточно сильным, но с очень долговременным эффектом для экономики. В Голландии снова набирала силу группировка тех, кто стремился к миру. Радикалов и религиозных фанатиков постепенно вытесняли с руководящих постов, и в 1645 году Штаты Голландии просто-напросто отказались давать деньги стадхаудеру и армии. Учитывая, что вклад других провинций был намного меньше, это было действительно концом войны, хотя договор был заключён только в 1648 году в Мюнстере. «Амстердамцы наши лучшие друзья, они сделали больше всех для заключения мира, и они сделают всё, чтобы его сохранить, даже вопреки желаниям других городов». Условия мира по большей части были в пользу Голландии, но и Испания получила гарантию неприкосновенности всех своих колоний в Индиях. Взаимоотношения с голландцами перешли на новую, чисто дипломатическую стадию с менее заметными победами и поражениями, а основным врагом для обоих государств стала Франция Короля-Солнца.
Празднование заключения Мюнстерского мирного договора 1648
P.S. В качестве примера долгосрочного эффекта испанского эмбарго можно привести виноторговлю: именно в те годы голландцы вынуждены были вместо лучшего в Европе и любимого Атосом испанского вина переключиться на экспорт французского второсортного винца, что вызвало рост виноделия в Бордо и так далее...
Амброзио Спинола в 1609 году.
Весной 1621 года Европа замерла в ожидании: истекал срок двенадцатилетнего перемирия между Испанией и мятежными Объединёнными провинциями, которое фактически длилось с 1607 года. Политики, торговцы и наёмники из Франции, Англии, Баварии, Саксонии, Италии, а больше всего сами фламандцы и голландцы все гадали, станет ли такое длинное перемирие настоящим миром, или снова Фландрия будет в огне и по ней поскачет «Смерть на коне как уголь чёрном, под непроглядным капюшоном». Но в глубине отделанных золотом и красным деревом кабинетов в Мадриде и Гааге уже давно было принято другое решение война!
Испанцы обсуждали продолжение конфликта в течение всего перемирия, а особенно в последние три года. Да что там говорить, если перемирие ещё до его заключения было яблоком раздора. Теперь же четыре королевских совета государственный, военный, Португалии и Индий были единодушны: даже война выгоднее, чем оставление в силе условий перемирия. «Поскольку они получают всю свою прибыль от торговли с Испанией и Италией, потеря этой коммерции сделает их менее сильным противником, и мы сможем ожидать более выгодного договора», сказал маркиз де Айтона на государственном совете в июле 1622 года. Собравшиеся гранды в роскошных одеждах в согласии склонили головы, лежащие на гофрированных воротниках, как на белых блюдах. Маркиз был совершенно прав: речь шла не о завоевании Голландии и других провинций, восставших против законного сюзерена, а просто о buen concierto, выгодном для Испании соглашении, ибо перемирие оказалось чудовищно пагубным для экономики.
Пауза была ошибкой для Испании и огромной удачей для мятежников, теперь это видели все: испанцы в 1607 году прервали победоносную цепочку, остановились на достигнутом и дали голландцам желанную передышку. Перемирие не просто прекратило успешные военные операции: оно устранило препятствия к испано-голландской коммерции, и вызвало бурный рост голландского торгового флота. В то же время, голландская блокада Антверпена осталась в силе, позволяя Амстердаму захватить место конкурента, так голландцы быстренько монополизировали перевозку с севера зерна, меди, корабельного леса, пеньки, смолы и прочего в Испанию и Италию. Да и испанское серебро тоже перекочёвывало в голландский карман, тем самым позволяя ещё более развивать свои монополии. Английским и ганзейским купцам тут ловить стало нечего. При этом голландцы вовсю мухлевали с торговыми лицензиями, занимались контрабандой в крупном размере и тем самым делали торговый баланс ещё невыгоднее. Практически все в Иберии были уверены, что именно эта торговля делает Испанию беднее, а Голландию богаче. Ещё одной проблемой стала агрессивная политика голландской Ист-Индийской компании, которая активно отбирала себе португальские колонии, а к тому же агенты докладывали о планах создания в 1621 году ещё и Вест-Индийской компании, чтобы наложить лапу и на Америки.
Дальше хуже. До 1609 года Голландия играла жалкую роль в международной политике, но теперь она всё чаще совала нос в европейские дела, как будто специально мешая испанцам. Новое богатство и отсутствие войны позволили не только поддерживать мощный флот, но и подтянуть качество армии почти до уровня испанской, а уж урвать что плохо лежит, бюргеры всегда умели. К 1620 году голландцы оккупировали Эмден, большую часть Юлиха-Клеве и ключевую крепость Папенмутц на Рейне между Кёльном и Бонном, Голландия ссужала деньгами и людьми всех, кто представлял угрозу для Габсбургов, а в Италии и Средиземном море Провинции стали для испанцев занозой хуже Франции благодаря военному и морскому сотрудничеству с Венецией и Савойей. Ещё больше Мадрид раздражало то, что Республика помогала деньгами и оружием мусульманским пиратам и марокканскому султану, угрожавшему испанским владениям в Северной Африке.
С этим непотребством надо было что-то делать. Ничего личного, бизнес есть бизнес. Даже вопрос о правах нидерландских католиков (которых протестанты зажимали ещё круче, чем их самих когда-то третировали паписты) ставился чисто ради имиджа, и практически не обсуждался в государственном совете «ну, первым делом придётся брякнуть пару слов про собратьев по вере, а вот что реально предлагать будем?». Испания готова была полностью признать политическую независимость Объединённых Провинций, но она хотела экономического компромисса возрождения Антверпена и Южных Нидерландов для баланса в северной торговле и, главное, прекращения колониальной экспансии голландцев. Условия были неприемлемыми для голландской элиты, даже для той её части, которая выступала за мир. Другие провинции, которым перемирие не принесло таких доходов, как Голландии, в принципе ничем не поступались, но голландские памфлеты так преуспели в переиначивании испанского предложения, что направили общественное мнение в русло священной войны за независимость отечества. В конце концов, патриотов во все века натравить на врага было легче, чем быка на красную тряпку.
В Голландии война действительно нужна была лишь небольшой группировке, но эта группировка, ведомая стадхаудером Морицем Оранским, успешно убеждала в необходимости конфликта и простой народ, так перевирая требования Испании, как будто речь шла о самом существовании Объединённых провинций как независимой конфедерации. Официальное предложение Испании, направленное в Гаагу в 1621 году, содержало такие условия: разрешение свободы вероисповедания голландским католикам, открытие Шельды для общей торговли, а также уход голландцев из Индий. Мориц же и его верные ораньисты всем говорили, будто Филипп III потребовал безусловного подчинения ему голландцев. Всё просто никогда пост стадхаудера не имел того значения и влияния, как во время войны, когда контролировал войска и деньги. Мориц ещё в 1607-1609 гг. перемирие не хотел заключать, но более разумные люди в то время оказались сильней, а теперь ораньисты стали доминировать безраздельно, особенно после того, как судили и обезглавили Иоганн ван Олденбарневельта того самого дипломата и государственника, кому голландцы были обязаны отличными условиями Двенадцатилетнего Перемирия, да и всем своим единством: именно старик Олденбарневельт сумел удержать Объединённые Провинции от полного распада на части из-за внутренних размолвок.
Мориц Оранский в 1617 году.
Итак, последние переговоры ни к чему не привели, и в апреле 1621 года перемирие истекло. Война не началась сразу: Фламандская армия была неготова, не имела денег и была укомплектована по штатам мирного времени, а в Мадриде Филиппа III угораздило умереть всего за несколько дней до конца перемирия, что только усугубило неопределённость. Но Филипп IV во всём продолжал политику отца, и мало-помалу нужные шестерёнки закрутились. Великий генерал Амброзио Спинола подготовился к боевым действиям и двинул грозные испанские полки сначала на Юлих, потом на Стенберген, а потом осадил Берген-оп-Зом. И вот там-то он сначала остановился, а затем был вынужден отступить, потеряв за время сидения в траншеях одиннадцать тысяч солдат из восемнадцати в основном из-за болезней и дезертирства. Это было не просто поражение, это был крах и провал, повергнувший Мадрид в состояние шока.
Неудача под Берген-оп-Зомом стала поворотным моментом в войне 1621-1648 гг. Теперь подтвердилась правота той группы министров, которые считали бесконечные осады голландских крепостей напрасной тратой времени, людей и денег. Испания нацелилась на экономическую войну, беспрецедентную по масштабу для того времени.
В результате были сокращены расходы на армию (с 300 000 дукатов в месяц до 250 000) и увеличены расходы на флот (с 20 000 до 70 000). Фламандская армия должна была занять строго оборонительную позицию. Когда Спинола, стремясь восстановить подмоченную репутацию, по собственной инициативе осадил ещё лучше укреплённую Бреду, сдачу которой потом на века прославил Веласкес, министры Филиппа IV во главе с Оливаресом были в ярости: дон Амброзио по их мнению должен был нарваться на новую катастрофу, а если он всё же возьмёт Бреду, то тем самым всё равно напрасно растратит королевских солдат и королевское золото. Спинола Бреду взял, чем заставил задрожать от страха всех голландцев кроме Морица Оранского: во время очередной нехватки денег в испанской армии статхаудер перешёл в наступление, захватил ряд крепостей и сделал мелькнувшую было перспективу мира на испанских условиях несбыточной надеждой.
Опыт первого этапа войны окончательно убедил политиков, что бесполезно тратить столько усилий, беря штурмом один город за другим. Победу они решили искать другими средствами: невероятно, но совершенно сухопутная страна решила экономически задавить ориентированного на море противника!
Испания стала создавать armadas во Фландрии, в Галисии и в Гибралтаре не для борьбы с голландским флотом, а для защиты своих торговых перевозок и нападения на голландские. Особенно много надежд возлагалось на Гибралтарскую армаду, получавшую ежегодно 150 000 дукатов, но она не смогла причинить достаточно неудобств голландской средиземноморской торговле. Голландцы стали плавать с хорошо вооружёнными конвоями кораблей по пятьдесят с семью сотнями пушек в сумме, и Гибралтарской армаде ловить стало почти нечего.
Большего успеха добилась Фламандская армада. Ещё в 1583 г. Алессандро Фарнезе, герцог Пармский захватил Дюнкерк и основал там адмиралтейство. Закрутилось строительство хороших современных кораблей для борьбы с голландскими и пиратскими, сопровождения торговцев и перевозки войск. Из всех этих целей важнее всего стала выдача корсарских патентов для подрыва голландской морской торговли и рыбных промыслов. Как хорошо сформулировал Штенцель, «выгодное положение в самой узкой части пути между Северным морем и Каналом, естественная защита благодаря впереди лежащим отмелям, богатая местность в тылу, предприимчивость морского населения - все это сделало Дюнкерк бичом для соседей». В 1600 году сам Мориц Оранский попытался дойти до Дюнкерка и захватить пиратское гнездо, но наткнулся при Ньюпорте на уступающую в численности испанскую армию, еле-еле победил её с большими потерями, не уберёг свои линии снабжения и позорно ретировался к радости дюнкеркцев.
После 1621 года голландским торговым компаниям впервые пришлось серьёзно сражаться не только вдали от родины, но и напрягать все доступные морские силы вблизи своих побережий. Адмиралтейство в Дюнкерке строило всё более мощные суда (говорят, именно они изобрели новый тип кораблей фрегаты), население поняло, откуда денежки текут, и всё больше лихих людей уходило на выгодный промысел. Голландцы могли только напрасно скрежетать зубами. В 1622 году в Дюнкерке было всего четыре королевских корабля и несколько капёрских, но они уже вовсю захватывали голландские суда с грузом соли и вина из Франции. В 1625 году в армаде было уже 12 королевских кораблей и ещё больше корсаров, а планировалось приобрести ещё пятьдесят кораблей. Финансовый кризис 1629 года заставил ограничиться двадцатью военными кораблями, из которых некоторые имели до 40 орудий.
Этой силе Голландия не могла дать отпор: её флот состоял из 100 кораблей, из которых, однако, только двенадцать имели более 30 пушек, плюс он был размазан по всем местам, входящим в сферу голландских интересов. К тому же практика крупных конвоев обходилась в копеечку, а ведь к 1625 году благодаря угрозе дюнкеркцев голландцы были вынуждены так сопровождать суда на всех маршрутах: в Датский пролив, Норвегию, Московию, Лондон, Ярмут, Ньюкасл, Нант, Бордо, Байонну... Армадам и корсарам могли противостоять только самые сильные конвои, а всех торговцев ими было не обеспечить. Голландцы попробовали установить блокаду испанских баз в Остенде, Ньюпорте и Дюнкерке тридцатью и более кораблями бесполезно. Пользуясь продолжительными штормами, темнотой и особенностями береговой линии, дюнкеркцы уходили из под пресветлых голландских носов. Возможно, у Испании всегда не хватало собственных кораблей, но зато теперь в достатке было умелых и дерзких людей, прекрасно знающих морское дело и готовых вписать в корсарский патент своё имя и название парусника, «а потом, в безлунную ночь, тихо выйти в открытое море и под шёпот запутавшегося в снастях юго-западного ветра на всех парусах ринуться вперёд. С бумагами по всей форме и подписью короля».
Дюнкеркцы наносили удары один другого болезненнее. Например, в ноябре 1625 года были захвачены или потоплены несколько дюжин голландских судов. С января по март 1627 года королевские корабли и корсары захватили 38 голландских и английских парусников и потопили ещё 18. В январе и феврале 1628 года потоплены 3 судна и захвачены ещё 36 призов на общую сумму в 400 000 дукатов (что равно почти двум месячным расходам на содержание всей Фламандской армии). В зиму 1636-7 захвачены 35 призов. В 1642 году среди многих других захвачен конвой, возвращавшийся из Архангельска с мехом и икрой на 130 000 дукатов. И это всё лишь отдельные примеры. Как с удовлетворением отмечали испанские чиновники, в результате действий армады и корсаров ставки на перевозки и страхование в Голландии взлетели чуть ли не вдвое, делая голландскую спекуляцию убыточной.
Корсары и армада били и по другой статье голландских доходов ловле селёдки в Северном море, приносящей 600 000 дукатов ежегодно. Рыбаков стали атаковать уже с 1622 года, но с октября 1625 года началась тотальная морская война, когда за один присест могли быть уничтожены от 60 до 80 буссов. Генеральные штаты выделили на защиту жизненно важного промысла всего 19 кораблей больше Голландия не могла в тот момент позволить, отчаянно нуждаясь в деньгах. Но как защитить флотилию, которая при ловле вовсе не держится в одной куче и в одном месте? Так и выходило, что всё больше и больше «селёдочников» отправлялось на дно. В одном октябре 1627 года дюнкеркцы потопили или захватили несколько дюжин буссов. Ещё один пример август 1635 года, когда лучший дюнкеркский корсар Яков Колларт потопил 124 судна и захватил около тысячи пленных, за которых запросил выкуп. В 1637 году было уничтожено ещё около сотни судов, и в 1639, и в 1642... В среднем после 1621 года дюнкеркские приватиры захватывали около 230 торговых и рыболовных судов в год.
Торговцы всех городов писали в Штаты Голландии и Генеральные штаты десятки гневных писем. Например, Мааслойс сообщал, что с 1631 по 1634 год потерял 25 обычных рыболовецких судов и 162 бусса с сетями и двумя тысячами рыбаков, а в 1635-7 ещё 50 буссов. Энхайзен понёс ещё более сильные потери. Буссы, немаленькие судна с 10-16 человек команды, стоили по 5 000 гульденов каждый, то есть всего за семь лет Мааслойс потерял миллион гульденов (350 000 испанских дукатов). Общий голландский ущерб за те же годы трудно посчитать, но он явно был более 12 миллионов гульденов, сильно превосходя даже голландскую добычу от захвата испанского серебряного флота. И это не считая прибыли, упущенной от невозможности быстро заменить потерянное (в 1635 году у многих городов флотилии сократились более чем вдвое по сравнению с 1625). Да и не только в деньгах счастье недосчитались голландцы и многих хороших моряков, например именно ядро из корсарской пушки укокошило в 1629 году народного героя Пита Питерзона Хейна, который в 1628 году ограбил Flota de Indias.
Ратификация Мюнстерского договора 1648 года.
Однако даже эти славные корсарские набеги были лишь частью общей испанской стратегии. Испания никогда не стремилась к увеличению флота, и не тратила на него более 1/8 трат на армию. Главную скрипку в экономической войне играли эмбарго. Ещё с первых дней после конца перемирия Испания наложила полный запрет на торговлю с голландцами и закрыла для них порты по всей империи. Нарушители захватывались со всеми товарами. Изгнание многих сотен голландских судов из испанских портов в апреле 1621 перетряхнуло всю европейскую экономику, восемьсот-девятьсот голландских парусников оказались не у дел и приносили владельцам гигантские убытки, тысячи моряков стали безработными, но это было только начало. Мало-помалу испанцы закрывали все лазейки: использование иностранных команд (забавный факт: марокканский султан с удивлением просил голландцев объяснить, почему у берегов Португалии в руки его капитанов вдруг стали попадать толпы шотландцев), плавание под чужим флагом, сложные схемы собственности... В портах ввели новые процедуры регистрации и досмотра грузов, создали новые административные органы, утвердили формы сертификатов и т.д. короче, таможенная система резко перешла в гораздо более серьёзную стадию развития.
Эмбарго и новые таможенные процедуры били, конечно, и по интересам самой Испании. Министры получали многочисленные жалобы от своих торговцев, но решено было, что убыток, причиняемый голландцам, превосходит собственные потери, а потому надо стиснуть зубы и подождать пока наконец Объединённые Провинции не запросят мира. Даже вице-королю Неаполя, которому угрожали голодные бунты из-за неурожая хлеба, запрещено было привлекать голландцев для поставок продовольствия. Действительно, Провинции теряли на порядки больше денег и испытывали гораздо более серьёзные проблемы со снабжением нужными видами товаров. Жизнь каждого простого голландца тоже стала намного тяжелее из-за чудовищной инфляции и нехватки в стране необходимых вещей и еды. Их купцов выгоняли отовсюду: из торговли шерстью, специями, вином, солью, оливками, фруктом, зерном... Даже сухопутная голландская торговля с Европой была усилиями испанцев усложнена до крайности. А свято место занимали англичане и французы.
И всё же Голландия выстояла. При всех проблемах, её ресурс прочности оказался достаточен, чтобы дотянуть до того момента, как удача наконец отвернулась от Испании, да и вообще от Габсбургов. Сухопутная блокада была снята из-за коллапса фламандской экономики, а также из-за начала шведского вторжения в Тридцатилетней войне. Мадрид в 1629 году планировал совместно с императором Священной Римско Империи и королём Речи Посполитой создать флот в Висмаре, оплачиваемый в основном Испанией, чтобы взять под контроль север Германии, доминировать в Балтике и тем самым окончательно взять голландцев в кольцо. И даже такой грандиозный проект был вполне по силам Испании, его только не успели реализовать до вмешательства Густава Адольфа, так что по своей вечной привычке Голландия прошла на волосок от пропасти благодаря другим странам. С 1630 года голландская торговля начала стремительно оживать и возвращать утраченные позиции. Испания сыграла ва-банк и проиграла. Её экономика надорвалась, не надорвал экономику противника.
Впредь Оливаресу пришлось докладывать Филиппу IV больше о поражениях, чем о победах. При испанском дворе всё выглядело иначе, нежели в 1621 году, и не только потому что закон против роскоши уничтожил гофрированные воротники и нарядил испанских грандов в благородный чёрный цвет. Всё больше политиков говорили, что война всё-таки оказалась даже хуже перемирия. Мирные переговоры 1632-34 годов были сорваны непомерными требованиями голландцев. Последнее огромное усилие Оливареса изменить баланс сил отправка армии кардинал-инфанта Фернандо ознаменовала возвращение к войне оружием, а не деньгами. И тут испанцам сопутствовал успех, не только на блистательном поле близ Нордлингена, но и в Голландии, где одна за другой падали важные крепости. Однако в 1635 году началась война с Францией, и испанской армии в который раз пришлось воевать на два фронта, и это была война только на истощение, отдельные победы и поражения не решали ничего. Всем было очевидно, что конец близок, оставалось лишь немного переложить козыри, с которыми дипломаты приступят к последним переговорам. Испания больше физически не могла «доставить пику во Фландрию» сухопутный путь перерезала Франция, а попытка от безысходности отправить 20 000 солдат морем окончилась битвой при Даунсе, после которой высадилась только треть. В 1643 году гранды отстранили неугодного им Оливареса, которому не хватило твёрдости, чтобы стать испанским Ришельё, и ещё через два года граф-герцог умирает. При дворе начинается период разброда и шатаний, вызванный борьбой разных группировок за власть. Многие победы над Францией оказываются забыты из-за поражений под Рокруа и Лансом, а в 1646 году под ударами французской армии пал Дюнкерк...
В Голландии линия фронта менялась мало, но в Индиях Испания постоянно теряла территорию, и это больше всего заставляло её стремиться к миру. А Объединённые Провинции, хоть избежали полного краха, всё равно чувствовала себя не очень хорошо, поскольку проблемы, связанные с эмбарго и корсарами продолжали оставаться важным фактором, а колониальные проекты с 1640 года стали убыточны, и акции компаний стали стремительно падать в цене: удар Испании оказался может и недостаточно сильным, но с очень долговременным эффектом для экономики. В Голландии снова набирала силу группировка тех, кто стремился к миру. Радикалов и религиозных фанатиков постепенно вытесняли с руководящих постов, и в 1645 году Штаты Голландии просто-напросто отказались давать деньги стадхаудеру и армии. Учитывая, что вклад других провинций был намного меньше, это было действительно концом войны, хотя договор был заключён только в 1648 году в Мюнстере. «Амстердамцы наши лучшие друзья, они сделали больше всех для заключения мира, и они сделают всё, чтобы его сохранить, даже вопреки желаниям других городов». Условия мира по большей части были в пользу Голландии, но и Испания получила гарантию неприкосновенности всех своих колоний в Индиях. Взаимоотношения с голландцами перешли на новую, чисто дипломатическую стадию с менее заметными победами и поражениями, а основным врагом для обоих государств стала Франция Короля-Солнца.
Празднование заключения Мюнстерского мирного договора 1648
P.S. В качестве примера долгосрочного эффекта испанского эмбарго можно привести виноторговлю: именно в те годы голландцы вынуждены были вместо лучшего в Европе и любимого Атосом испанского вина переключиться на экспорт французского второсортного винца, что вызвало рост виноделия в Бордо и так далее...