Предисловие к ненаписанному учению необольшевизма, ч. 7
Вторая половина по политэкономии:
https://vk.com/@marche_des_femmes-predislovie-k-nenapisannomu-ucheniu-neobolshevizma-ch-7
Лучше читать там, там оформлено, для остальных дублирую тут.
3. Уклон в теоретическую механику. Этот пункт больше касается адептов теории, чем её самой. Как было показано выше, политэкономия в современном виде склонна ограничиваться изучением устройства капитализма, а в центр внимания ставить заведомо туманное понятие «стоимости» (ценности). То и другое открывает широкий простор для привлечения в политэкономическую сферу сонмищ всевозможных механиков-теоретиков. С одной стороны, схоласты, давно уже к приманенные марксизму гегельянщиной, заглядывают из философского раздела в экономический, и, чувствуя себя в родной стихии, радостно ныряют в обсуждение бездонного, как Марианская впадина, вопроса «что такое стоимость?» (а также «товар», «труд», «отчуждение» и т. п.). С другой, для солидной части изучающего марксизм добросовестного народа при таких политэкономических обычаях становится самоцелью рыться в винтиках, шестернях и прочих кривошипах капиталистического механизма. Эти вторые, может быть, и не схоласты, и действительно хотят изучить теорию капитализма по-настоящему, но вот только пользы для действительного дела коммунизма от такого занятия весьма немного.
О чём идёт речь? Чтобы оценить проблему в общих чертах, можете полистать того же Цаголова - вы увидите, что содержательные места постоянно перемежаются там длинными философски-водянистыми рассуждениями, не только затрудняющими понимание читателем существа дела, но иногда и напрямую запутывающими его. Что же до частностей… ну, давайте ещё немного поговорим о стоимости, она же ценность. Я могу сказать, что понятие стоимости предстаёт как минимум в трёх обличьях: 1) «трудовая стоимость», она же собственно стоимость как таковая, «стоимость без прилагательных», создающаяся трудом изготовителя товара; 2) «потребительная стоимость» (оцените опять же термин - сегодня правильнее было бы сказать «потребительская», но приходится следовать традициям правоверных, установленным сто с лишним лет назад), отражающая субъективную полезность товара для потребителя; 3) «меновая стоимость», то есть цена, по которой и осуществляется акт обмена товара на деньги. Триединство стоимости изрядно напоминает мне святую троицу - понятие (стоящее в центре теории!), и без того туманное и абстрактное, становится благодаря тройственности ещё более абстрактным и туманным, да и попросту разным, наконец. А это означает что? А это означает буквально океаны счастья для всевозможных философов, гегельянцев, номиналистов, которые в рамках экономической науки получают возможность до бесконечности обсуждать сущность и природу стоимости вместо того, чтобы заниматься делом. Я совершенно уверен, например, что даже на этот абзац непременно набежит какой-нибудь комментатор, который начнёт усиленно мне доказывать, что на самом деле всё не так и я ничего не понимаю в стоимости - даром что эта моя статья написана совсем на другую тему. Если я клюну на эту наживку, или же клюнет какой-нибудь согласный со мной читатель, то начнётся чрезвычайно полезная и увлекательная (нет) дискуссия на многие дни и страницы. А будет эта дискуссия хоть как-то полезна для укрепления коммунистического движения в России и хотя бы уж для понимания устройства конкретного российского капитализма? Вопрос риторический.
Ещё очень годная тема из той же стоимостной оперы - обсудить в таком формате Правильный Перевод: а как всё-таки нужно переводить Марксово “Wert” - «стоимость» или «ценность»? Вы таки будете смеяться, но и эта дискуссия пользуется в тусовке некоторой популярностью. Чтобы сообщить несведущим, в чём заключается суть проблемы (а заодно простимулировать бессмысленные набеги обеспокоенных этой темой комментаторов), рассказываю номиналистскую историю. Слово «стоимость» во второй («потребительной») и отчасти первой («трудовой») ипостасях контринтуитивно - ведь «потребительная стоимость» есть попросту «полезность» (то есть принятый термин не отражает сути дела - слова «полезность» и «стоимость» в русском языке никак не связаны, тогда как между словами «полезность» и «ценность» связь недвусмысленная), да и в понятии «трудовая стоимость» на первом месте для ассоциативного мышления тоже находится скорее фактор полезности (человек трудился и создал что-то полезное, нужное, ценное для себя и других людей, хотя это и стоило ему каких-то затрат). Зато что касается третьей ипостаси - «меновой стоимости» - то тут во главе угла помещается как раз стоимостной фактор: слово отражает способность товара обмениваться на деньги, «стоить» какого-то денежного эквивалента; слово «ценность» тут тоже подходит, но меньше, и к тому же возникнет путаница всего триединого термина с «ценой». Как вы наверняка видите из сказанного, на эту тему тоже можно развести замечательную (нет) дискуссию, о полезности которой для укрепления коммунистического движения в России вы тоже можете судить сами. Кстати, Ленин выступал за перевод «стоимость», и сам факт того, что Ленин за что-то выступал, неизменно удесятеряет ярость столкновений красных схоластов!
Следующая схоластическая иллюстрация. В левом секторе ЖЖ года три-четыре назад кипела грандиозная многосерийная битва с десятками участников по важнейшему теоретическому вопросу - считать ли услугу товаром или не считать. А тут в чём прикол? Крайне упрощая дело, понимающие люди пытались втолковать людям несколько недалёким, что товаром является всё изготавливаемое людьми для продажи, и, собственно, вся механика капитализма в том и заключается, чтобы создавать как можно больше рынков сбыта чего угодно и за счёт этого продолжать накапливать капитал. Но у услуганетоварников резон совсем не в том, чтобы понять суть дела. Им, во-первых, нужно соответствовать Талмуду на самом примитивном уровне его понимания (их ведущий аргумент - «А вы что, не видели, Маркс прямо на первой странице “Капитала” написал, что “товар есть вещь”, а?») и удовлетворять свои схоластические потребности (следующий по важности аргумент - «товары должно быть возможно накапливать впрок, а услуга потребляется в момент её производства!»). Эти и прочие аргументы опровергаются очень легко (не буду здесь углубляться - всё в своё время), но услуганетоварников это не заботит. Потому что, во-вторых и в-главных, сражаются они из чисто религиозных соображений - им, как культистам Мускулистого Пролетария (сверхчеловека, ведущего человечество в коммунизм), очень нужно, чтобы фабрично-заводской пролетариат имел в глазах адептов теории особый ментальный статус по сравнению с прочими трудящимися массами и разным другим, совершенно уже недостойным народом. Как следствие, услуганетоварники чрезвычайно хотят подчеркнуть теоретическую особость дела непосредственного производства Материального Продукта (например, рекламных щитов, турникетов в автобусах или розовых цепей для любителей БДСМ) среди всех прочих экономических занятий (например, лечения или обучения). И, как легко догадаться, услуганетоварный диспут, в отличие от споров о стоимости, поэтому не просто бесполезен для практической работы, но отчасти даже вреден, поскольку даёт всем желающим некие основания, чтобы делить трудящихся на высший сорт и всякий мусор просто по факту принадлежности к определённым отраслям и конкретным профессиям внутри них.
К сожалению, со времён Маркса этим несколько грешит и сама теория, выделяя отдельно «создающий стоимость производительный труд» и «не создающий стоимости непроизводительный труд» (не надо путать с трудом бесполезным - непроизводительный труд может быть полезен тоже, но вот стоимости он якобы не создаёт). На самом деле обосновать неверность и непродуктивность такого подхода действительно было бы полезно, расписав на многих страницах, почему политэкономии лучше отказаться от такой классификации. Но здесь я приведу для примера лишь простейший аргумент - очень трудно объективно провести границу, где кончается непосредственное производство и начинается косвенное в нём участие («непосредственно производит» только стоящий у станка? или также подвозящий ему заготовки? или также чинящий станок? или также кормящий стоящего? и так далее), а потому граница проводится волевым решением (скажем, транспорт и связь в производственную сферу традиционно включаются, торговля - вроде бы да, а вроде бы и нет, а управление и обучение - однозначно нет). Учебник Островитянова, кстати, в этом моменте путается, утверждая одновременно, будто «в сфере обращения» (для простоты - в торговле) не создаётся стоимости, и в то же время - что в сфере обращения товар допроизводится и что промышленник продаёт товар торговцу по цене ниже цены производства, а вот по цене производства торговец продаёт потребителю товар уже сам (ясен пень - он же допроизвёл товар, то есть доставил его непосредственно потребителю, без чего товар был бы бесполезен, как кран без вентиля). Напиши я текст на подобную тему, он неминуемо вызвал бы негодование множества правоверных теоретиков, и заварилась бы очередная длинная дискуссия просвещённых диванных коммунистов-экономистов. Но писать такой текст в рамках этой статьи я, конечно, не буду - во-первых, текущая статья не позволяет подолгу задерживаться на каждом спорном вопросе, а во-вторых, достаточно отдалённое отношение к практике имеет и этот вопрос тоже. По существу, то или иное его разрешение сводится лишь к принятию той или иной методики классификации и обсчёта буржуазной и отчасти социалистической экономики, а у коммунистов, кроме того, ещё и к принятию того или иного догмата - особое ли фабрично-заводской пролетарий экономическое существо или не совсем. Да, догмат этот может влиять на привлекательность коммунистической партии для трудящихся (если партийцы говорят токарю, что он высший сорт, а медсестре - что она третий сорт, то последствия довольно очевидны), но в общем подобными догматами всё же балуются в левой среде по преимуществу явные маргиналы, тогда как основная масса коммунистов считает, что защищает интересы всех трудящихся, безотносительно того, согласны эти конкретные коммунисты с концепцией «непроизводительного труда» или нет.
И точно так же все споры марксистов о теоретической экономической механике имеют очень ограниченное практическое значение. При этом я не хочу сказать, что они бесполезны совсем - нет, во-первых, прикладная наука всегда строится на фундаментальной, во-вторых, истину так или иначе необходимо устанавливать везде, в-третьих, в подобных спорах иногда можно выявить интеллектуально безнадёжных людей уже на теоретических подступах и не допускать их ни до какой практики, в-четвёртых, как я и сказал, кое-какие практические последствия то или иное разрешение таких вопросов всё же влечёт. Другое дело, что здесь и сейчас для продвижения дела коммунизма, спор, допустим, о сущности стоимости поднимается над эталоном бесполезности - изучением Гегеля - весьма и весьма невысоко. А гораздо полезнее было бы исследовать ту же структуру современной экономики РФ и выяснить, от каких «производительных» и «непроизводительных» работников российский капитал зависит прежде всего. Но такие прикладные вещи всегда сложнее философских по существу споров, в рамках которых философу достаточно складывать так и сяк мысли в своей голове, подкреплять их цитатами авторитетных авторов да подыскивать против оппонентов ругательства позаковыристее…
4. Нежелание изучать буржуазные теории. Этот маленький пункт посвящён почти исключительно нерадивым адептам. Сама-то марксистская политэкономия буржуазными теориями очень интересуется: сам Маркс, естественно, только с ними и работал, Ленин полагал «английскую классическую политэкономию» одним из источников марксизма, в учебнике Островитянова между частями про капитализм и про социализм есть особая неномерная глава об истории экономических учений и так далее. Правда, с другой стороны, советская версия коммунистической теории - шла ли речь о философии, экономике, политологии или о чём-то ещё - регулярно проявляла склонность к довольно бессодержательным ругательствам по адресу всяких вражин вместо детального разбора вражеской позиции по существу. В контексте нашей темы можно привести пример последней главы 1-го тома учебника Цаголова, которая посвящена современным буржуазным теориям: принимая во внимание объём учебника в целом, она слишком короткая, и причём часть текста главы отводится именно на то, чтобы ритуально заклеймить буржуев. Вот как раз таким нездоровым тенденциям часто следуют и сегодняшние марксисты.
Почему вообще есть смысл изучать буржуазные теории? Во-первых, нужно знать информационную среду, в которую затаскивает граждан господствующая пропаганда, а также представлять себе те соображения, которыми правящий класс в той или иной мере руководствуется сам. Понятно, что всего он о себе не расскажет, но, тем не менее, удивительные истории о благости и эффективности свободного рынка сочинены не только для отвода глаз наивных пополанов от марксизма - хозяева жизни в массе своей вполне убеждены в них и сами. Во-вторых, если вести речь об экономических теориях, связанных со вмешательством государства в экономику, то они в некоторой степени полезны нам даже практически. Пока большевики не могут взять власть самостоятельно, им остаётся только взаимодействовать с более прогрессивными относительно неолибералов политическими силами страны. А для этого нужно понимать уже их представления об экономике, поддерживать те их экономические требования, что приближают экономику к социалистической модели, а в гипотетическом случае образования коалиции после взятия власти - не только поддерживать, но и проводить в жизнь хотя бы относительно прогрессивные преобразования, одновременно стремясь воспрепятствовать преобразованиям реакционным.
Но в реальности рядовой сторонник марксизма обычно ничем подобным не интересуется, и потому нередко не представляет даже, что государственно-капиталистические модели гораздо лучше свободорыночных - для него всё это одна сатана. В худшем случае он и вовсе начинает брызгать слюной, едва заслышав, скажем, о теории предельной полезности: он знает, что это нечто против Маркса и любимо поклонниками рыночка - ну и реагирует соответствующе. При этом ему невдомёк, что самим понятием полезности марксизм отнюдь не брезгует, и больше того, фактор полезности действительно вносит кое-какой вклад в меновую стоимость товара (Маркс об этом писал ещё в 1847 году, в «Нищете философии»). Да, конечно, лучше уж такая честная нетерпимость, чем если ты сегодня марксист, а завтра заинтересовался всякими тайными пороками, активно предался им и вот ты уже в лучшем случае ревизионист-меньшевик. Но для серьёзного подхода к делу фанатизм не годится - верность марксизму должна покоиться на знании, а не на религиозной вере. Изучение экономики умным человеком поэтому не должно сводиться к конспектированию Маркса по утрам.
5. Основные законы формаций. Это тоже небольшой вопрос, но довольно важный, поэтому осветить его необходимо, да и разрешить его тоже можно прямо в рамках обзорной статьи. Если кто-то ещё помнит, выше я упоминал склонность марксизма преувеличивать автоматизм происходящего в самых разных сферах бытия. В политэкономии это проявляется в изобретении «основных экономических законов» для каждой из формаций - предполагается, что экономика общества в рамках формации должна непременно развиваться в соответствии с каким-то ведущим законом. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что, как и в случае с «наиболее общими законами бытия», эти законы - никакие не законы; хуже того, законы формаций ухитряются проигрывать даже законам диалектической логики, которые можно признать если не законами, то хотя бы тенденциями. С законами формаций всё куда более странно…
Открываем Островитянова и смотрим. Вот общее утверждение: «Каждому способу производства присущ свой основной экономический закон. Основной экономический закон определяет главные стороны, существо данного способа производства». Преисполнившись надежд на постижение всех экономических тайн, ищем, например, основной экономический закон первобытнообщинного строя. Оказывается, он сформулирован вот так: «Обеспечение крайне скудных условий существования людей при помощи примитивных орудий производства путём совместного труда в рамках одной общины и уравнительного распределения продуктов».
Я не знаю, открою ли я уважаемым экономистам страшный секрет, если скажу, что это не закон, это описание, то есть «воспроизведение характеристик объекта с целью воссоздать в сознании читателя образ объекта»? Никаким законом - постоянно выполняющейся причинно-следственной связью между явлениями, бросил камень с крыши, он на землю и упал - тут даже и не пахнет. Закон можно было бы получить, написав нечто вроде: «КОГДА у людей орудия труда максимально примитивны, ТО они будут жить общинами, работать совместно и уравнительно распределять продукт». Но это, во-первых, потребует формализации понятия «примитивное орудие труда» (выполнить каковую настолько непросто, что, как мы видели выше при обсуждении формационной теории, последняя избегает чёткого разграничения «уровней развития производительных сил», обходясь вместо этого самыми общими словами), а во-вторых, мы тут же столкнёмся с проблемой нелинейности формационного развития общества (например, одни общества на таком-то уровне развития производительных сил строят капитализм, а другие на таком же - социализм). Поэтому под видом основного закона первобытнообщинного строя нам и преподносят всего лишь описание этого строя.
Ну и дальше точно таким же методом охарактеризованы все формации - даются описания длиной иногда в пять-шесть строк (причём, совершенно в традициях современного канцелярита, с кучей сцепленных подряд существительных), и нам почему-то предлагается считать их законами. Когда дело доходит до капитализма, мы наконец-то обнаруживаем зерно, из которого выросла вся эта странная тема - лаконичную цитату Маркса из «Капитала»: «Производство прибавочной стоимости или нажива - таков абсолютный закон этого способа производства». Заметим, что у Маркса нет даже формулировки этого «абсолютного закона»; но, в принципе, можно обобщить, что закон заключается в подчинении общественного производства интересам производства прибавочной стоимости - и тогда мы действительно получим реальный закон (скажем, «Экономика любого буржуазного общества неминуемо будет иметь целью максимизацию прибавочной стоимости»). Но оцените ход мысли наших теоретиков: Маркс написал что-то довольно образное, употребив словосочетание «абсолютный закон» (даже не «основной закон») - и делается вывод, что надо для каждой формации такой же «закон» придумать. А поскольку ничего не придумывается, то вместо законов формаций мы будем штамповать описания формаций. Я тут только руками могу развести.
Кстати, не путайте «закон прибавочной стоимости» с «законом стоимости» - это разные штуки. Закон стоимости в марксизме - это уже действительно нормальный закон, «закон товарного производства, регулирующий обмен товаров в соответствии с количеством затраченного на их производство общественно необходимого труда» (то есть мы видим потребную для закона зависимость явлений - есть корреляция между вложенным в товар трудом и обменом товара). Так что по этому поводу я лишь отмечу, что традиция создавать чудовищно путаную терминологию соблюдена - выше в подобном качестве уже упоминались пары «мелкая буржуазия» и «буржуазия», «диалектический материализм» и «материалистическая диалектика»…
Всё это дело можно было бы рассматривать как курьёз, но, увы, товарищ Сталин аналогичным образом сформулировал в «Экономических проблемах социализма в СССР» «основной экономический закон социализма»: «Обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путём непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники». Более того, к этому «закону» довешиваются ещё и «закон планомерного развития народного хозяйства», «закон распределения по труду» и «закон неуклонного повышения производительности труда». То есть, по существу, декларируется, что ежели у нас социализм, то вот это вот всё - удовлетворение, рост, совершенствование, планомерность, повышение и прочее - должно происходить само собой, а не вследствие умелого управления экономикой. Ведь это же закон («если - то»)! Да, Сталин что-то там оговорил из серии «а ещё надо правильно задачу ставить, а то не будет закон работать» (и тогда «закон» становится попросту целью, каковую нам и надо иметь), но гораздо лучше было бы, если бы он вообще с темой «законов» не связывался. Завет про правильно поставленную задачу наследниками мгновенно забылся, а что случается с социализмом, когда все начинают думать «раз закон, раз автоматизм, то производство и само как-нибудь вырастет, потребности и сами как-нибудь удовлетворятся, а я буду плевать в потолок и свинячить всячески, вместо чтобы социализм развивать», мы уже имели счастье прочувствовать на собственной шкуре.
Ну а сегодня пришло время честно признать порочность политэкономической затеи с изобретением «основных законов» формаций вообще и законов социализма в особенности. Придумали что-то преизрядно бессмысленное - то ли для большей научности, то ли во имя бога автоматизма, то ли из почтения к цитатам Маркса - ну так, испив до дна чашу последствий, давайте уже покаемся и забудем. Когда откроем какие-то настоящие законы - вставим их в теорию, а пока что отлично обойдёмся определениями, описаниями и требованиями. «Чтобы социализм работал, нужно правильно им управлять, а не отдавать всё на откуп Невидимой Руке Рынка Закона, анонимус!».
https://vk.com/@marche_des_femmes-predislovie-k-nenapisannomu-ucheniu-neobolshevizma-ch-7
Лучше читать там, там оформлено, для остальных дублирую тут.
3. Уклон в теоретическую механику. Этот пункт больше касается адептов теории, чем её самой. Как было показано выше, политэкономия в современном виде склонна ограничиваться изучением устройства капитализма, а в центр внимания ставить заведомо туманное понятие «стоимости» (ценности). То и другое открывает широкий простор для привлечения в политэкономическую сферу сонмищ всевозможных механиков-теоретиков. С одной стороны, схоласты, давно уже к приманенные марксизму гегельянщиной, заглядывают из философского раздела в экономический, и, чувствуя себя в родной стихии, радостно ныряют в обсуждение бездонного, как Марианская впадина, вопроса «что такое стоимость?» (а также «товар», «труд», «отчуждение» и т. п.). С другой, для солидной части изучающего марксизм добросовестного народа при таких политэкономических обычаях становится самоцелью рыться в винтиках, шестернях и прочих кривошипах капиталистического механизма. Эти вторые, может быть, и не схоласты, и действительно хотят изучить теорию капитализма по-настоящему, но вот только пользы для действительного дела коммунизма от такого занятия весьма немного.
О чём идёт речь? Чтобы оценить проблему в общих чертах, можете полистать того же Цаголова - вы увидите, что содержательные места постоянно перемежаются там длинными философски-водянистыми рассуждениями, не только затрудняющими понимание читателем существа дела, но иногда и напрямую запутывающими его. Что же до частностей… ну, давайте ещё немного поговорим о стоимости, она же ценность. Я могу сказать, что понятие стоимости предстаёт как минимум в трёх обличьях: 1) «трудовая стоимость», она же собственно стоимость как таковая, «стоимость без прилагательных», создающаяся трудом изготовителя товара; 2) «потребительная стоимость» (оцените опять же термин - сегодня правильнее было бы сказать «потребительская», но приходится следовать традициям правоверных, установленным сто с лишним лет назад), отражающая субъективную полезность товара для потребителя; 3) «меновая стоимость», то есть цена, по которой и осуществляется акт обмена товара на деньги. Триединство стоимости изрядно напоминает мне святую троицу - понятие (стоящее в центре теории!), и без того туманное и абстрактное, становится благодаря тройственности ещё более абстрактным и туманным, да и попросту разным, наконец. А это означает что? А это означает буквально океаны счастья для всевозможных философов, гегельянцев, номиналистов, которые в рамках экономической науки получают возможность до бесконечности обсуждать сущность и природу стоимости вместо того, чтобы заниматься делом. Я совершенно уверен, например, что даже на этот абзац непременно набежит какой-нибудь комментатор, который начнёт усиленно мне доказывать, что на самом деле всё не так и я ничего не понимаю в стоимости - даром что эта моя статья написана совсем на другую тему. Если я клюну на эту наживку, или же клюнет какой-нибудь согласный со мной читатель, то начнётся чрезвычайно полезная и увлекательная (нет) дискуссия на многие дни и страницы. А будет эта дискуссия хоть как-то полезна для укрепления коммунистического движения в России и хотя бы уж для понимания устройства конкретного российского капитализма? Вопрос риторический.
Ещё очень годная тема из той же стоимостной оперы - обсудить в таком формате Правильный Перевод: а как всё-таки нужно переводить Марксово “Wert” - «стоимость» или «ценность»? Вы таки будете смеяться, но и эта дискуссия пользуется в тусовке некоторой популярностью. Чтобы сообщить несведущим, в чём заключается суть проблемы (а заодно простимулировать бессмысленные набеги обеспокоенных этой темой комментаторов), рассказываю номиналистскую историю. Слово «стоимость» во второй («потребительной») и отчасти первой («трудовой») ипостасях контринтуитивно - ведь «потребительная стоимость» есть попросту «полезность» (то есть принятый термин не отражает сути дела - слова «полезность» и «стоимость» в русском языке никак не связаны, тогда как между словами «полезность» и «ценность» связь недвусмысленная), да и в понятии «трудовая стоимость» на первом месте для ассоциативного мышления тоже находится скорее фактор полезности (человек трудился и создал что-то полезное, нужное, ценное для себя и других людей, хотя это и стоило ему каких-то затрат). Зато что касается третьей ипостаси - «меновой стоимости» - то тут во главе угла помещается как раз стоимостной фактор: слово отражает способность товара обмениваться на деньги, «стоить» какого-то денежного эквивалента; слово «ценность» тут тоже подходит, но меньше, и к тому же возникнет путаница всего триединого термина с «ценой». Как вы наверняка видите из сказанного, на эту тему тоже можно развести замечательную (нет) дискуссию, о полезности которой для укрепления коммунистического движения в России вы тоже можете судить сами. Кстати, Ленин выступал за перевод «стоимость», и сам факт того, что Ленин за что-то выступал, неизменно удесятеряет ярость столкновений красных схоластов!
Следующая схоластическая иллюстрация. В левом секторе ЖЖ года три-четыре назад кипела грандиозная многосерийная битва с десятками участников по важнейшему теоретическому вопросу - считать ли услугу товаром или не считать. А тут в чём прикол? Крайне упрощая дело, понимающие люди пытались втолковать людям несколько недалёким, что товаром является всё изготавливаемое людьми для продажи, и, собственно, вся механика капитализма в том и заключается, чтобы создавать как можно больше рынков сбыта чего угодно и за счёт этого продолжать накапливать капитал. Но у услуганетоварников резон совсем не в том, чтобы понять суть дела. Им, во-первых, нужно соответствовать Талмуду на самом примитивном уровне его понимания (их ведущий аргумент - «А вы что, не видели, Маркс прямо на первой странице “Капитала” написал, что “товар есть вещь”, а?») и удовлетворять свои схоластические потребности (следующий по важности аргумент - «товары должно быть возможно накапливать впрок, а услуга потребляется в момент её производства!»). Эти и прочие аргументы опровергаются очень легко (не буду здесь углубляться - всё в своё время), но услуганетоварников это не заботит. Потому что, во-вторых и в-главных, сражаются они из чисто религиозных соображений - им, как культистам Мускулистого Пролетария (сверхчеловека, ведущего человечество в коммунизм), очень нужно, чтобы фабрично-заводской пролетариат имел в глазах адептов теории особый ментальный статус по сравнению с прочими трудящимися массами и разным другим, совершенно уже недостойным народом. Как следствие, услуганетоварники чрезвычайно хотят подчеркнуть теоретическую особость дела непосредственного производства Материального Продукта (например, рекламных щитов, турникетов в автобусах или розовых цепей для любителей БДСМ) среди всех прочих экономических занятий (например, лечения или обучения). И, как легко догадаться, услуганетоварный диспут, в отличие от споров о стоимости, поэтому не просто бесполезен для практической работы, но отчасти даже вреден, поскольку даёт всем желающим некие основания, чтобы делить трудящихся на высший сорт и всякий мусор просто по факту принадлежности к определённым отраслям и конкретным профессиям внутри них.
К сожалению, со времён Маркса этим несколько грешит и сама теория, выделяя отдельно «создающий стоимость производительный труд» и «не создающий стоимости непроизводительный труд» (не надо путать с трудом бесполезным - непроизводительный труд может быть полезен тоже, но вот стоимости он якобы не создаёт). На самом деле обосновать неверность и непродуктивность такого подхода действительно было бы полезно, расписав на многих страницах, почему политэкономии лучше отказаться от такой классификации. Но здесь я приведу для примера лишь простейший аргумент - очень трудно объективно провести границу, где кончается непосредственное производство и начинается косвенное в нём участие («непосредственно производит» только стоящий у станка? или также подвозящий ему заготовки? или также чинящий станок? или также кормящий стоящего? и так далее), а потому граница проводится волевым решением (скажем, транспорт и связь в производственную сферу традиционно включаются, торговля - вроде бы да, а вроде бы и нет, а управление и обучение - однозначно нет). Учебник Островитянова, кстати, в этом моменте путается, утверждая одновременно, будто «в сфере обращения» (для простоты - в торговле) не создаётся стоимости, и в то же время - что в сфере обращения товар допроизводится и что промышленник продаёт товар торговцу по цене ниже цены производства, а вот по цене производства торговец продаёт потребителю товар уже сам (ясен пень - он же допроизвёл товар, то есть доставил его непосредственно потребителю, без чего товар был бы бесполезен, как кран без вентиля). Напиши я текст на подобную тему, он неминуемо вызвал бы негодование множества правоверных теоретиков, и заварилась бы очередная длинная дискуссия просвещённых диванных коммунистов-экономистов. Но писать такой текст в рамках этой статьи я, конечно, не буду - во-первых, текущая статья не позволяет подолгу задерживаться на каждом спорном вопросе, а во-вторых, достаточно отдалённое отношение к практике имеет и этот вопрос тоже. По существу, то или иное его разрешение сводится лишь к принятию той или иной методики классификации и обсчёта буржуазной и отчасти социалистической экономики, а у коммунистов, кроме того, ещё и к принятию того или иного догмата - особое ли фабрично-заводской пролетарий экономическое существо или не совсем. Да, догмат этот может влиять на привлекательность коммунистической партии для трудящихся (если партийцы говорят токарю, что он высший сорт, а медсестре - что она третий сорт, то последствия довольно очевидны), но в общем подобными догматами всё же балуются в левой среде по преимуществу явные маргиналы, тогда как основная масса коммунистов считает, что защищает интересы всех трудящихся, безотносительно того, согласны эти конкретные коммунисты с концепцией «непроизводительного труда» или нет.
И точно так же все споры марксистов о теоретической экономической механике имеют очень ограниченное практическое значение. При этом я не хочу сказать, что они бесполезны совсем - нет, во-первых, прикладная наука всегда строится на фундаментальной, во-вторых, истину так или иначе необходимо устанавливать везде, в-третьих, в подобных спорах иногда можно выявить интеллектуально безнадёжных людей уже на теоретических подступах и не допускать их ни до какой практики, в-четвёртых, как я и сказал, кое-какие практические последствия то или иное разрешение таких вопросов всё же влечёт. Другое дело, что здесь и сейчас для продвижения дела коммунизма, спор, допустим, о сущности стоимости поднимается над эталоном бесполезности - изучением Гегеля - весьма и весьма невысоко. А гораздо полезнее было бы исследовать ту же структуру современной экономики РФ и выяснить, от каких «производительных» и «непроизводительных» работников российский капитал зависит прежде всего. Но такие прикладные вещи всегда сложнее философских по существу споров, в рамках которых философу достаточно складывать так и сяк мысли в своей голове, подкреплять их цитатами авторитетных авторов да подыскивать против оппонентов ругательства позаковыристее…
4. Нежелание изучать буржуазные теории. Этот маленький пункт посвящён почти исключительно нерадивым адептам. Сама-то марксистская политэкономия буржуазными теориями очень интересуется: сам Маркс, естественно, только с ними и работал, Ленин полагал «английскую классическую политэкономию» одним из источников марксизма, в учебнике Островитянова между частями про капитализм и про социализм есть особая неномерная глава об истории экономических учений и так далее. Правда, с другой стороны, советская версия коммунистической теории - шла ли речь о философии, экономике, политологии или о чём-то ещё - регулярно проявляла склонность к довольно бессодержательным ругательствам по адресу всяких вражин вместо детального разбора вражеской позиции по существу. В контексте нашей темы можно привести пример последней главы 1-го тома учебника Цаголова, которая посвящена современным буржуазным теориям: принимая во внимание объём учебника в целом, она слишком короткая, и причём часть текста главы отводится именно на то, чтобы ритуально заклеймить буржуев. Вот как раз таким нездоровым тенденциям часто следуют и сегодняшние марксисты.
Почему вообще есть смысл изучать буржуазные теории? Во-первых, нужно знать информационную среду, в которую затаскивает граждан господствующая пропаганда, а также представлять себе те соображения, которыми правящий класс в той или иной мере руководствуется сам. Понятно, что всего он о себе не расскажет, но, тем не менее, удивительные истории о благости и эффективности свободного рынка сочинены не только для отвода глаз наивных пополанов от марксизма - хозяева жизни в массе своей вполне убеждены в них и сами. Во-вторых, если вести речь об экономических теориях, связанных со вмешательством государства в экономику, то они в некоторой степени полезны нам даже практически. Пока большевики не могут взять власть самостоятельно, им остаётся только взаимодействовать с более прогрессивными относительно неолибералов политическими силами страны. А для этого нужно понимать уже их представления об экономике, поддерживать те их экономические требования, что приближают экономику к социалистической модели, а в гипотетическом случае образования коалиции после взятия власти - не только поддерживать, но и проводить в жизнь хотя бы относительно прогрессивные преобразования, одновременно стремясь воспрепятствовать преобразованиям реакционным.
Но в реальности рядовой сторонник марксизма обычно ничем подобным не интересуется, и потому нередко не представляет даже, что государственно-капиталистические модели гораздо лучше свободорыночных - для него всё это одна сатана. В худшем случае он и вовсе начинает брызгать слюной, едва заслышав, скажем, о теории предельной полезности: он знает, что это нечто против Маркса и любимо поклонниками рыночка - ну и реагирует соответствующе. При этом ему невдомёк, что самим понятием полезности марксизм отнюдь не брезгует, и больше того, фактор полезности действительно вносит кое-какой вклад в меновую стоимость товара (Маркс об этом писал ещё в 1847 году, в «Нищете философии»). Да, конечно, лучше уж такая честная нетерпимость, чем если ты сегодня марксист, а завтра заинтересовался всякими тайными пороками, активно предался им и вот ты уже в лучшем случае ревизионист-меньшевик. Но для серьёзного подхода к делу фанатизм не годится - верность марксизму должна покоиться на знании, а не на религиозной вере. Изучение экономики умным человеком поэтому не должно сводиться к конспектированию Маркса по утрам.
5. Основные законы формаций. Это тоже небольшой вопрос, но довольно важный, поэтому осветить его необходимо, да и разрешить его тоже можно прямо в рамках обзорной статьи. Если кто-то ещё помнит, выше я упоминал склонность марксизма преувеличивать автоматизм происходящего в самых разных сферах бытия. В политэкономии это проявляется в изобретении «основных экономических законов» для каждой из формаций - предполагается, что экономика общества в рамках формации должна непременно развиваться в соответствии с каким-то ведущим законом. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что, как и в случае с «наиболее общими законами бытия», эти законы - никакие не законы; хуже того, законы формаций ухитряются проигрывать даже законам диалектической логики, которые можно признать если не законами, то хотя бы тенденциями. С законами формаций всё куда более странно…
Открываем Островитянова и смотрим. Вот общее утверждение: «Каждому способу производства присущ свой основной экономический закон. Основной экономический закон определяет главные стороны, существо данного способа производства». Преисполнившись надежд на постижение всех экономических тайн, ищем, например, основной экономический закон первобытнообщинного строя. Оказывается, он сформулирован вот так: «Обеспечение крайне скудных условий существования людей при помощи примитивных орудий производства путём совместного труда в рамках одной общины и уравнительного распределения продуктов».
Я не знаю, открою ли я уважаемым экономистам страшный секрет, если скажу, что это не закон, это описание, то есть «воспроизведение характеристик объекта с целью воссоздать в сознании читателя образ объекта»? Никаким законом - постоянно выполняющейся причинно-следственной связью между явлениями, бросил камень с крыши, он на землю и упал - тут даже и не пахнет. Закон можно было бы получить, написав нечто вроде: «КОГДА у людей орудия труда максимально примитивны, ТО они будут жить общинами, работать совместно и уравнительно распределять продукт». Но это, во-первых, потребует формализации понятия «примитивное орудие труда» (выполнить каковую настолько непросто, что, как мы видели выше при обсуждении формационной теории, последняя избегает чёткого разграничения «уровней развития производительных сил», обходясь вместо этого самыми общими словами), а во-вторых, мы тут же столкнёмся с проблемой нелинейности формационного развития общества (например, одни общества на таком-то уровне развития производительных сил строят капитализм, а другие на таком же - социализм). Поэтому под видом основного закона первобытнообщинного строя нам и преподносят всего лишь описание этого строя.
Ну и дальше точно таким же методом охарактеризованы все формации - даются описания длиной иногда в пять-шесть строк (причём, совершенно в традициях современного канцелярита, с кучей сцепленных подряд существительных), и нам почему-то предлагается считать их законами. Когда дело доходит до капитализма, мы наконец-то обнаруживаем зерно, из которого выросла вся эта странная тема - лаконичную цитату Маркса из «Капитала»: «Производство прибавочной стоимости или нажива - таков абсолютный закон этого способа производства». Заметим, что у Маркса нет даже формулировки этого «абсолютного закона»; но, в принципе, можно обобщить, что закон заключается в подчинении общественного производства интересам производства прибавочной стоимости - и тогда мы действительно получим реальный закон (скажем, «Экономика любого буржуазного общества неминуемо будет иметь целью максимизацию прибавочной стоимости»). Но оцените ход мысли наших теоретиков: Маркс написал что-то довольно образное, употребив словосочетание «абсолютный закон» (даже не «основной закон») - и делается вывод, что надо для каждой формации такой же «закон» придумать. А поскольку ничего не придумывается, то вместо законов формаций мы будем штамповать описания формаций. Я тут только руками могу развести.
Кстати, не путайте «закон прибавочной стоимости» с «законом стоимости» - это разные штуки. Закон стоимости в марксизме - это уже действительно нормальный закон, «закон товарного производства, регулирующий обмен товаров в соответствии с количеством затраченного на их производство общественно необходимого труда» (то есть мы видим потребную для закона зависимость явлений - есть корреляция между вложенным в товар трудом и обменом товара). Так что по этому поводу я лишь отмечу, что традиция создавать чудовищно путаную терминологию соблюдена - выше в подобном качестве уже упоминались пары «мелкая буржуазия» и «буржуазия», «диалектический материализм» и «материалистическая диалектика»…
Всё это дело можно было бы рассматривать как курьёз, но, увы, товарищ Сталин аналогичным образом сформулировал в «Экономических проблемах социализма в СССР» «основной экономический закон социализма»: «Обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путём непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники». Более того, к этому «закону» довешиваются ещё и «закон планомерного развития народного хозяйства», «закон распределения по труду» и «закон неуклонного повышения производительности труда». То есть, по существу, декларируется, что ежели у нас социализм, то вот это вот всё - удовлетворение, рост, совершенствование, планомерность, повышение и прочее - должно происходить само собой, а не вследствие умелого управления экономикой. Ведь это же закон («если - то»)! Да, Сталин что-то там оговорил из серии «а ещё надо правильно задачу ставить, а то не будет закон работать» (и тогда «закон» становится попросту целью, каковую нам и надо иметь), но гораздо лучше было бы, если бы он вообще с темой «законов» не связывался. Завет про правильно поставленную задачу наследниками мгновенно забылся, а что случается с социализмом, когда все начинают думать «раз закон, раз автоматизм, то производство и само как-нибудь вырастет, потребности и сами как-нибудь удовлетворятся, а я буду плевать в потолок и свинячить всячески, вместо чтобы социализм развивать», мы уже имели счастье прочувствовать на собственной шкуре.
Ну а сегодня пришло время честно признать порочность политэкономической затеи с изобретением «основных законов» формаций вообще и законов социализма в особенности. Придумали что-то преизрядно бессмысленное - то ли для большей научности, то ли во имя бога автоматизма, то ли из почтения к цитатам Маркса - ну так, испив до дна чашу последствий, давайте уже покаемся и забудем. Когда откроем какие-то настоящие законы - вставим их в теорию, а пока что отлично обойдёмся определениями, описаниями и требованиями. «Чтобы социализм работал, нужно правильно им управлять, а не отдавать всё на откуп Невидимой Руке Рынка Закона, анонимус!».