Халява и подстава
Единственная по-настоящему самобытная черта русского народа - это его непреходящая любовь к халяве. Как ни были бы правы западники в том, что национальный характер - вещь наживная и вполне изменчивая (вспомнить хотя бы две Кореи), любовь к халяве сразу же вмешивается в их рассчеты и в одно мгновение превращает их в пыль. Об этом писали много и успешно: и о том, что Емеля на печке - это воплощение русского мировидения, и о роли халявы при социализме, и о недоверии русского человека к производительному труду.
А, что в самом деле? Пока немец или американец в поте лица зарабатывает свой первый капитал, русский успевает духовно возвыситься и стать как бы внутренне достойным этого капитала. Плохо одно: капитал от этого не появляется. Но со своей духовной высоты русский смотрит на это с удивлением и думает про себя: "Отчего я до сих пор не богат, когда я уже научился быть богатым? Отчего я не прославлен, когда я уже подготовился ко славе?" Если какой-нибудь протестант вроде Кьеркегора прочитывает в настойчивом несовпадении возможностей мира и желаний человека экзистенциальную трагедию, то русский чувствует здесь экзистенциальную подставу. И выжить среди этой мировой подставы честным трудом не получается. Суть экзистенциальной подставы в том, что истинная халява всегда обманчива.
Нередко, выходя из магазина, я думаю: "Почему эта старая калоша продавщица мне опять нахамила?" Потому что она от природы зла? - Да нет, не так уж она и зла. Потому что зарплата маленькая? - Да нет, бывает, что и за маленькие деньги человек хорошо работает. У нее плохое настроение? - Да у нее вообще никакого настроения не бывает: ни плохого, ни хорошего.
Нет, нет, и еще раз нет. В моем лице к ней приходит целый враждебный мир, который только о том и мечтает, чтобы ее обмануть, бросить, осмеять. И она, конечно, наносит превентивный удар. Иначе от экзистенциальной подставы не убережешься. Русский человек всегда сидит в окопе с гранатой в руках: прозеваешь, дашь слабину - и тут уж пиши пропало. Халява исчезнет, и начнется одна сплошная вековая подстава.
И вот это совершенно уникальное, искреннее и нелегкое мироощущение, конечно, достойно всяческой охраны и заботы. Поэтому я даже не злюсь на наших евразийцев-монархистов-славянофилов. Они защищают редкое, чахлое и вообще неприспособленное к жизни растение.
А еще, исходя из любви к халяве и боязни подставы, можно было бы написать первую по-настоящему научную историю российского народа. И Петр Первый, и Ленин, и Сталин в этой системе координат легко объяснимы, их мотивы - прозрачны, а поступки - в высшей степени разумны.
А, что в самом деле? Пока немец или американец в поте лица зарабатывает свой первый капитал, русский успевает духовно возвыситься и стать как бы внутренне достойным этого капитала. Плохо одно: капитал от этого не появляется. Но со своей духовной высоты русский смотрит на это с удивлением и думает про себя: "Отчего я до сих пор не богат, когда я уже научился быть богатым? Отчего я не прославлен, когда я уже подготовился ко славе?" Если какой-нибудь протестант вроде Кьеркегора прочитывает в настойчивом несовпадении возможностей мира и желаний человека экзистенциальную трагедию, то русский чувствует здесь экзистенциальную подставу. И выжить среди этой мировой подставы честным трудом не получается. Суть экзистенциальной подставы в том, что истинная халява всегда обманчива.
Нередко, выходя из магазина, я думаю: "Почему эта старая калоша продавщица мне опять нахамила?" Потому что она от природы зла? - Да нет, не так уж она и зла. Потому что зарплата маленькая? - Да нет, бывает, что и за маленькие деньги человек хорошо работает. У нее плохое настроение? - Да у нее вообще никакого настроения не бывает: ни плохого, ни хорошего.
Нет, нет, и еще раз нет. В моем лице к ней приходит целый враждебный мир, который только о том и мечтает, чтобы ее обмануть, бросить, осмеять. И она, конечно, наносит превентивный удар. Иначе от экзистенциальной подставы не убережешься. Русский человек всегда сидит в окопе с гранатой в руках: прозеваешь, дашь слабину - и тут уж пиши пропало. Халява исчезнет, и начнется одна сплошная вековая подстава.
И вот это совершенно уникальное, искреннее и нелегкое мироощущение, конечно, достойно всяческой охраны и заботы. Поэтому я даже не злюсь на наших евразийцев-монархистов-славянофилов. Они защищают редкое, чахлое и вообще неприспособленное к жизни растение.
А еще, исходя из любви к халяве и боязни подставы, можно было бы написать первую по-настоящему научную историю российского народа. И Петр Первый, и Ленин, и Сталин в этой системе координат легко объяснимы, их мотивы - прозрачны, а поступки - в высшей степени разумны.