Эссе для "Петербургских перекрёстков"
Сегодня ночью уезжаю в Петербург на две недели. На новой работе решили одарить обучением, что несомненно приятно и крайне неожиданно. В блог писать сейчас совершенно нет времени, в Питере буду вести заметки хотя бы рукописные, которые, надеюсь, дойдут до блога, но вот в инстаграме уж точно будет много интересного.
Ещё не зная о своей поездке, в декабре с отличием закончил дистанционный образовательный курс "Петербургские перекрёстки" от Лекториума, посвящённый литературе Петербурга. Как ни странно, моё итоговое эссе набрало максимальный балл, хотя вроде ничего особо одарённого там не было. Короче, выложу тут, чтобы не потерялось:
Петербург для России всегда был несколько чуждым городом, порождением человека, которому многие в своё время присвоили звание Антихриста. Действительно, Пётр Великий отожествлял город не столько с настоящим страны, сколько с желаемым им будущим, попыткой из русской избы или кремля «в Европу прорубить окно», по выражению Пушкина.
Санкт-Петербург находится не только на физической границе Европы и России, но и на культурном рубеже, где классическая русская словесность встретилась со словесностью европейской. Именно здесь, благодаря творчеству Александра Сергеевича Пушкина, состоялось становление современного литературного русского языка. Гениальность и образованность Пушкина позволили найти тонкий, но удивительно устойчивый баланс между русской певучей тяжеловесностью и европейской стройной доступностью. Баланс оказался настолько гармоничным, что и по сей день является стандартом литературного языка. Предположу, что за последние две-три сотни лет русская литература не переживала потрясений, сравнимых по силе с ворвавшимся в неё пушкинским слогом.
Державин, возможно не совсем осознанно, пытался сделать то же самое, но ему не суждено было совершить революцию: он рос из низов к вершинам, в то время как Пушкин зачастую тяготился светским и с рвением устремлялся вниз, что и отражено в лирике поэтов: тяжеловесной и местами напыщенной державинской и лёгкой, самотекучей пушкинской.
На протяжении многих лет культурная двойственность петербургской прозы и лирики проявляется в текстах, создаваемых уроженцами Петербурга и теми, для которых Северная столица стала творческой колыбелью. В той или иной мере каждый из авторов, чувствуя противоречивую, отчасти внутренне конфликтную природу города, сталкивает противоположности: эллинизм и коммунизм у Бродского в «Остановке в пути», провинциальная простота и «мир державный» в известном стихотворении Мандельштама. Да даже в романе «Бом-бом» Павла Крусанова, если уж говорить о современных авторах, Петербург предстаёт как перевалочный пункт, ставший домом, в то время как русская деревня является прибежищем истинным, где главному герою суждено сгинуть во благо (во благо ли?) народа.
Двойственность петербургского текста, порождённая столкновением русского и европейского - неисчерпаемый источник творческой энергии его обитателей. Ещё Фрейд сказал, что только благодаря внутренним конфликтам мы имеем энергию, позволяющую нам жить и творить. Петербург - самый противоречивый, а потому и самый живой и творческий город нашей страны.
Ещё не зная о своей поездке, в декабре с отличием закончил дистанционный образовательный курс "Петербургские перекрёстки" от Лекториума, посвящённый литературе Петербурга. Как ни странно, моё итоговое эссе набрало максимальный балл, хотя вроде ничего особо одарённого там не было. Короче, выложу тут, чтобы не потерялось:
Петербург для России всегда был несколько чуждым городом, порождением человека, которому многие в своё время присвоили звание Антихриста. Действительно, Пётр Великий отожествлял город не столько с настоящим страны, сколько с желаемым им будущим, попыткой из русской избы или кремля «в Европу прорубить окно», по выражению Пушкина.
Санкт-Петербург находится не только на физической границе Европы и России, но и на культурном рубеже, где классическая русская словесность встретилась со словесностью европейской. Именно здесь, благодаря творчеству Александра Сергеевича Пушкина, состоялось становление современного литературного русского языка. Гениальность и образованность Пушкина позволили найти тонкий, но удивительно устойчивый баланс между русской певучей тяжеловесностью и европейской стройной доступностью. Баланс оказался настолько гармоничным, что и по сей день является стандартом литературного языка. Предположу, что за последние две-три сотни лет русская литература не переживала потрясений, сравнимых по силе с ворвавшимся в неё пушкинским слогом.
Державин, возможно не совсем осознанно, пытался сделать то же самое, но ему не суждено было совершить революцию: он рос из низов к вершинам, в то время как Пушкин зачастую тяготился светским и с рвением устремлялся вниз, что и отражено в лирике поэтов: тяжеловесной и местами напыщенной державинской и лёгкой, самотекучей пушкинской.
На протяжении многих лет культурная двойственность петербургской прозы и лирики проявляется в текстах, создаваемых уроженцами Петербурга и теми, для которых Северная столица стала творческой колыбелью. В той или иной мере каждый из авторов, чувствуя противоречивую, отчасти внутренне конфликтную природу города, сталкивает противоположности: эллинизм и коммунизм у Бродского в «Остановке в пути», провинциальная простота и «мир державный» в известном стихотворении Мандельштама. Да даже в романе «Бом-бом» Павла Крусанова, если уж говорить о современных авторах, Петербург предстаёт как перевалочный пункт, ставший домом, в то время как русская деревня является прибежищем истинным, где главному герою суждено сгинуть во благо (во благо ли?) народа.
Двойственность петербургского текста, порождённая столкновением русского и европейского - неисчерпаемый источник творческой энергии его обитателей. Ещё Фрейд сказал, что только благодаря внутренним конфликтам мы имеем энергию, позволяющую нам жить и творить. Петербург - самый противоречивый, а потому и самый живой и творческий город нашей страны.