Я не помню, какая у меня машина. Жена знает (Юлий Ким)
Я НЕ ПРИНАДЛЕЖУ к числу тех людей, которые все время смотрят на часы и говорят: «У меня есть для вас пять минут - ни больше, ни меньше». Так рисуют современных бизнесменов, капитанов производства, а это не я.
ПЕРВЫЙ РАЗ я увидел маму в 10 лет. И мама, и папа попали под каток сталинских репрессий - отца расстреляли, а маму в 1938-м отправили в лагерь. Она вернулась в 1945-м. Я помню, стоял ясный солнечный день, все было зелено. Мы с сестрой знали, что мама должна приехать с электричкой. Между нашим домом и станцией был небольшой сосновый скверик, и вот посреди него, на дорожке, протоптанной к станции, мы ее и встретили. Это была невысокая скромная женщина с немудрящим фанерным чемоданчиком. Она обняла нас, а потом нам долго-долго пришлось к ней привыкать.
КОГДА МАМА СИДЕЛА, мне рассказывали, что она есть, что она в командировке. Мы переписывалась: она посылала нам самодельные книжки на оберточной бумаге, и там были ее стихи - мама описывала события нашей жизни. Мы ей рассказывали, что, вот, у нас лопнул водопроводный бак и залило этажи, она присылала нам про это шутливую поэму, а ее соседка по нарам, художница, все это иллюстрировала.
ИЗ НИЩЕГО МАЛОЯРОСЛАВЦА - а людям с 58-й статьей можно было жить только на расстоянии 100 километров от Москвы - мы уехали в богатую Туркмению. Город, где мы жили, назывался Дашогуз, что означает «каменный колодец». После Малоярославца он показался нам настоящим раем - там было все, и это все было очень дешево. Виноград, персики, огурцы, помидоры - все было в два раза толще, чем в России. Если тут морковь полметра, то там километр. Я там мгновенно отъелся - из худенького стал толстеньким.
КАЖДОЕ СОБЫТИЕ, даже интервью, требует особого настроя. Если я настраиваюсь сочинять, это не значит, что я буду бегать как бешеный из угла в угол. Я буду лежать, ходить, смотреть телевизор - пока не настроюсь на сочинительство.
16 ЛЕТ ПОДРЯД я писал под псевдонимом Ю.Михайлов, потому что Ю.Ким числился в черных списках. Когда-то мы с режиссером Леонидом Эйдлиным стали искать для меня псевдоним, который можно было написать на театральной афише. Мы хотели найти фамилию, которой нет в списке действующих советских писателей. Ивановых мы нашли двух, Сидоровых тоже двух и тут кто-то произнес - а Михайлов есть? Таким образом, меня и записали - Михайлов.
СЕГОДНЯ ГОСУДАРСТВО чувствует себя по отношению к обществу очень свободно и может запретить любые выступления и демонстрации. В этом смысле оно осталось советским. Каспаров приезжает в какой-нибудь город и узнает, что помещение, снятое под его выступление, начинают ремонтировать. Это очень напоминает брежневские времена - когда я приезжал на концерт и видел вывеску «Концерт отменяется в связи с болезнью автора». И я, здоровый автор, несколько раз фотографировался на фоне такого рода объявлений.
КОГДА ГОСУДАРСТВО ОБВОРОВЫВАЕТ НАРОД, народ начинает обворовывать государство. И таким образом все уравновешивается - по крайней мере, есть способ выжить.
ЗАКОНОПОСЛУШАНИЕ в России не является естественным рефлексом граждан; общество не слишком развито, а государство его не слушает.
ПОСКОЛЬКУ кроме России я прописан еще и в Израиле, каждый год я появляюсь там по два-три раза - продлеваю лето.
СЕВЕР И ДАЛЬНИЕ СТРАНЫ заражают людей ностальгией, и я не исключение. На Камчатке я работал после института по распределению. Я заболел ею так сильно, что когда мой договор закончился в 1973 году, и я вернулся в Москву, то в какой-то момент я не выдержал и вновь отправился на Камчатку. Правда, всего на полгода. Просто для того, чтобы управиться с ностальгией.
Я БЫЛ ОЧЕНЬ ХОРОШИМ УЧИТЕЛЕМ - преподавал литературу и историю. Историю я преподавал на основе материалов, опубликованных во времена Хрущева. Коллективизацию я давал по ротапринтному внутреннему изданию «История коллективизации в Советском Союзе» историка Юрия Данилова - это была беспощадно правдивая книга. Я честно преподавал - так, насколько это было возможно, но оставался в рамках лояльности. Тогда еще у нас сохранялась надежда на социализм с человеческим лицом.
В ПЕРВЫЙ ГОД - когда я преподавал на Камчатке - у меня были сложные отношения с учениками 5-6 классов. За неимением географа я давал географию, и это было тяжело, потому что я так и не научился с ними разговаривать. Я отдыхал от них в вечерней школе - там половина учеников приходили пьяными, но с ними было значительно проще и легче, чем с теми изобретательными мучителями.
В РОССИИ Я ВСЕ ВРЕМЯ ПОНЕВОЛЕ ГОТОВ К ОТПОРУ, когда хожу по улице. Однажды на моих глазах скинхеды придрались к индусу. Они его окружили и не давали пройти, издевались. Но я не в том возрасте, чтобы вмешиваться, меня бы с инфарктом увезли. Но был бы пистолет - убил бы на месте.
Я СВОИ ПЕСНИ дома не пою.
Источник: http://esquire.ru/wil/kim