Как на Руси встарь праздники справляли да торжества учиняли
Публикация подготовлена в рамках реализации культурно-исследовательского проекта по гранту президента РФ "Искусство праздничного оформления города. История и современность".
В России на протяжении нескольких столетий праздники существовали лишь только религиозные - церковные и народные, имеющие языческие корни. Несмотря на то, что государственная значимость православных праздников была велика и народное их почитание простиралось повсеместно, византийская пышность церковных празднеств на оформление городских пространств практически не распространялась. И Москва не была этому исключением.
Тем не менее, для шествия Крестных ходов подметали вечно грязные, даже летом, московские улицы. Один раз в год на Соборной площади Московского Кремля в день празднования Новолетия (отмечалось с 1492 года), устраивался особый «рундук» - помост, покрытый персидскими и турецкими коврами на который ставили «чудно украшенные налои с Честным и Животворящим Крестом Господним и святыми иконами». Царское и патриаршее места на нем были огорожены деревянными перилами, расписанными красками по золотому фону.
Город в церковные праздники
В Москве в Вербное воскресенье на праздник Входа Господня в Иерусалим бархатом и сукном богато украшалось Лобное место для обряда «шествия на осляти». В этот день царь выводил коня, покрытого белым суконным покрывалом с пришитыми к нему длинными ушами на подобие ослиных. На коне этом восседал патриарх. Весь путь от Лобного Места до Спасских ворот был обозначен надолбами, обитыми красным сукном, рядом стояли расписные кадушки с вербой для народа. Шествующие перед государем и патриархом мальчики 10-15 лет застилали дорогу разноцветными кусками сукна. Все действо служило символическим подражанием Евангельскому событию. В шествие включался так же декоративный элемент, напрямую не связанный с этой Священной историей - нарядная верба. Историк и археолог Иван Забелин пишет: «В первой половине XVII столетия эту нарядную вербу устраивали на патриаршем дворе из патриаршей казны довольно просто и небогато. Еще за неделю до праздника в Санном ряду сторожа Успенскаго собора покупали двои дровни для устройства вербных саней, которые, однако, устраивались на колесах, как это видно на рисунках у Олеария. <…> Посреди тех саней делали особое место или кресло, укрепляли колесную ступицу для установки в ней дерева вербы. Сторожа, 16 человек, ходили по всей Москвe по садам и огородам и отыскивали подобающее дерево. <…> Сани между тем обивали красным сукном, простыми гвоздями. <…> Под руководством соборнаго ключаря овощи и плоды нанизывались на простые нити и привешивались в известном болee или менее красивом порядке к вербе. Ничего искусственнаго в этом убранстве вербы не прибавлялось. Оставалось природное дерево с белыми почками или зелеными листочками, смотря по времени ранней или поздней весны, и с овощами и плодами съедобными, служившими нарядом, т. е. украшением дерева».
Иначе украшалась верба при царе Алексее Михайловиче. Согласно Забелину, сани на которые устанавливали вербное дерево были огорожены решетками и перилами из столбцов и брусьев с местами для певчих и обиты красным багряным и зеленым сукном, для чего использовались медные и железные луженые гвозди. Санные решетки расцвечивались красками с позолотой по местам. Всем этим делом руководил дворцовый живописец Иван Безмин.
В это время верба уже украшалась не только съедобными, но и искусственными плодами и овощами, цветами и листьями, которые в 1670-х годах изготавливались в Немецкой Слободе мастерицей, вдовой иноземкой Катериной Ивановой. По заказу она делала к большой вербе и к шести малым вербам, которые должны были стоять на особых подставах на Спасском мосту, от Спасских ворот до Лобнаго места, такие украшения: «24 тысячи листов зеленых за 96 р.; 20 дюжин цветов рожь, солнишников, тюльпанов, птиц, за 20 р.; 445 мест яблок, груш за 44 р. с полтиною; 135 вишен 8 р. и за 5 р. особый цвет на железном пруту, нарядный, с разными цветами и с листами золочеными и серебреными и с овощами „чиновными", который был поставлен среди саней вверху меж цветами…».
Любопытна также традиционная декорация на празднике Богоявления (Крещения Господня). В XVII столетии существовал непреложный обычай, согласно которому в церквах над местом, где стоял царь, сооружалась резная с позолотой, богато изукрашенная деревянная сень. В том случае если молебствие совершалось на улице, как это было в день Богоявления, когда происходит освящение воды на реке, использовался специальный переносной навес, называвшийся иорданью, или иордановой сенью.
Археограф и историк церкви Григорий Георгиевский свидетельствует: «Крестный ход на воду отличался таким блеском и великолепием, как ни один другой. В нем принимал участие сам патриарх вместе с многочисленным духовенством, окруженный возможным церковным благолепием; в нем и царь являлся народу в полном блеске своего сана, со всем великолепием и пышностью. Посмотреть на этот ход и на торжественный обряд освящения воды патриархом на Москвереке съезжались в Москву русские люди со всего государства, почему и стечение народа в этот день было необыкновенное».
Крестный ход из Успенского собора направлялся Тайницкими воротами к Москвереке, где над прорубью, также именуемой иорданью, совершалось водоосвящение. Сень, устроенная над прорубью покоилась на четырех колоннах с широким карнизом, расписанным красками, серебром и золотом, и венчалась крестом. По углам сени изображались евангелисты, внутри нее апостолы и другие святые, а также Крещение Господне. Кроме деревянной резьбы сень украшали шелковые и жестяные цветы, зеленые листья и птицы, вырезанные из тонкой меди и раскрашенные под натуру.
Возле иордани стояли особые места для царя и патриарха. Шатровое Царское место имело снаружи вид небольшого круглого храма с пятью главами, изготовленными из слюды и украшенными золочеными крестами. «Этот пятиглавый верх утвержден был на пяти точеных столбах, расписанных по золоту виноградными ветвями; капители и базы у столбов были также позолочены и посеребрены. Вверху вокруг шел гзымз (карниз), с внутренней стороны писанный травами, снаружи золоченый и украшенный сквозною резьбою, также позолоченною и посеребренною. По этому карнизу в пригожих местах утверждены были высеребренныя доски, а на них писаны стихи к ердани. Между столбов находились рамы с круглыми слюдяными окнами, писанные по золоту и по серебру разными красками. Одна такая рама, разделенная на два затвора, служила дверью. Нижняя часть царского места (тумба) утверждена была на пяти точеных посеребренных яблоках, и украшена сквозною золоченою резьбою. Внутри это место задергивалось вокруг суконным или тафтяным занавесом».
Выстланное красным сукном пространство вокруг иордановой сени, царского и патриаршего мест огораживалось резной решеткой. Кроме решетки, иордань отделялась от народа двумя балюстрадами, так же покрытыми сукном. По окончании праздника все эти сооружения разбирались и хранились в особо устроенном амбаре.
Согласно документам из архива Оружейной палаты Московского Кремля, в царствование Алексея Михайловича над изготовлением такой сени трудились лучшие резчики своего времени - «старец Арсений и Степан Зиновьев, получившие, кроме установленной платы, еще в награду по сукну кармазинному. Помогавшие им Константин Андреев, Давид Павлов, Клим Михайлов и Герасим Окулов получили по „дорогам“, т. е. по отрезу полосатой ткани восточного характера. Остальным резчикам было дано деньгами: Андрюшке Иванову рубль, а семи ученикам по полтинех».
Святки, Масленица да Семик
Иначе дело обстояло с народными праздниками - здесь уже имели место обильные украшения исключительно растительного происхождения, восходящие к языческим ритуалам древности - празднествам, посвященным солнцу, приходу весны и другим природным явлениям. Несмотря на то, что народные праздники порицались наравне с волхованием и чародейством, они благополучно существовали на протяжении столетий и никакие гражданские грамоты и церковные постановления не могли покончить с этой традицией.
Потому народные гуляния на Масленицу - последний зимний праздник и в Семик - первый летний праздник, были наряду со Святками устоявшейся формой народного праздника, причудливо сочетающего в себе благопристойный повод из христианской истории с бешенным и разгульным языческим содержанием - гаданиями и хороводами, народными запевами и обрядами, кулачными боями, ряженьем, медвежьими плясками и кукольными комедиями с Петрушкой.
На время праздников жилища горожан, улицы и даже целые поселения убирались особым образом. На Семик привозили деревья целыми возами и украшали ими улицы, двери домов и косяки окон, в церквах усыпали пол свежей травой. Девушки плели венки и вешали их на березу, в Троицын день такую березку с завитыми венками приносили в дом и в этот день все дома превращались в березовую рощу. Лишь к концу XIX столетия привоз березок в города был запрещен.
В праздничные дни в специально отведенных к этому местах устраивались катания с гор и на упряжках, качели, карусели и всевозможные увеселения. Наверху катальной горы устанавливалась увитая зелёной хвоей беседка, от которой до самой земли тянулась ледяная дорожка, обсаженная хвойными деревьями.
Подробно описал такие горы собиратель русских древностей, писатель Павел Свиньин: «ледяные горы основываются на деревянных столбах, иногда до 8 сажен и более в вышину, с коих делается постепенная покатость на несколько сажен в длину, также утвержденная на столбах. Они выкладываются кубическими кусками льда, которые после поливаются водой и смёрзшись представляют совершенно гладкую поверхность, подобную зеркалу. Простой народ катается с них на лубках, ледянках и на санях, а кто не умеет управлять оными, тот садится в них с катальщиком, который наблюдает, чтобы сани держались в прямой линии. <…> Ввечеру горы освещаются фонарями; отражение сей массы разноцветных огней в снегу, мешаясь с тенями, представляет необыкновенное зрелище не только для иностранца, но для самого русского: это совершенная фантасмагория!».
Сенатор, юрист и знаменитый коллекционер русской печатной графики Дмитрий Ровинский вкратце рассказал московскую историю этой формы народной культуры: «Масленичные горы устраивались со времени Петра I в Покровском; оттуда они переводились последовательно на Неглинную, на Москву реку, в Подновинское и наконец на Девичье поле.
В Семик гулянье справлялось в Марьиной роще, принадлежащей графу Шереметеву (что за Крестовской заставой); она называлась в 1665 году Князьяковлевской (по имени князя Черкасского), а в 1676 и в 1677 гг. Марьинскою. В ней ставили шатры, в которых цари переодевались при походах своих к Троице. С 1877 года гулянья эти <…> запрещены».
Почему цари в Марьино переодевались, или Выезд с шиком
Еще одним излюбленным народом зрелищем были выезды царской семьи на богомолье. Уже сами по себе они считались значимым государственным событием, обставлялись с большой тщательностью и подобающей случаю византийской помпезностью. А самым ярким среди них являлось ежегодное паломничество в Троице-Сергиеву Лавру, именуемое - «Троицын ход». Традиция Троицына хода была заложена еще при Дмитрии Донском, ездившим в Лавру за благословением к преподобному Сергию Радонежскому перед Куликовской битвой.
Из Кремля русские цари выезжали при полном параде в тяжелых парчовых одеждах, обшитых драгоценными камнями, которые тяжело было носить на себе и несколько часов, тем более несколько дней, проводимых в дороге до Лавры. Потому по выезде из Москвы они переодевались на «слазке» - дневной остановке в дороге, выбрав для этого уютную Марьинскую рощу.
Для выезда из Москвы на «Троицын ход» не только царь облачался в праздничные одежды, но и вся процессия, сопровождавшая его была великолепна: и лучшие лошади из царских конюшен в изящной упряжи, и возки и кареты, украшенные золотом и серебром с драгоценными камнями, и нарядные одежды многолюдной процессии. А тянулся царский богомольный поезд на много верст, так как царя обязательно сопровождали вельможи, слуги и привычная челядь. Не говоря об охране - вооруженном «войске» (бывало до 14 тысяч человек, не считая пеших и конных стрельцов из эскорта). Эта часть царского поезда появилась после случая с захватом в плен во время богомолья Василия Тёмного.
Из описания выезда Алексея Михайловича с семьей на «Троицын ход» 19 сентября 1675 года явствует, что процессия выехала из Спасских ворот Кремля в присутствии огромного стечения народа. Причем не только на площади и в окнах, но даже на крышах домов и церквей не было свободного места.
«Прежде всего, - писал Адольф Лизек, состоявший секретарем при Австрийских послах, бывший в Москве в 1675 году и видевший шecтвиe под Москвой царского поезда, - выехал отряд всадников, по средине которого Постельничий <…> сам вел двух любимых Царских коней, покрытых тонким красным сукном, за ними потянулся обоз повозок, числом больше тридцати, одна за другою; далее отряд Царской стражи, впереди которого шли двести пятьдесят скороходов, без музыки и без барабанного боя, неся в руках поднятые вверх бичи, ярко блестевшие золотом. <…> Впереди ехал Конюший <…>; за ним вели 6 превосходных коней, на которых вся сбруя и попоны горели в золоте и серебре; 12 лошадей изпод царской кареты, покрытых красным штофом, вели каждую по два конюха под уздцы одну за другой. Наконец, ехала второстепенная карета Его Царского Величества, ослеплявшая блеском золота и хрусталя. <…> позади <…> несли скамейку, обтянутую красным сукном, которую дают под ноги Царю, когда он садится на лошадь; потом ехали восемь главных всадников, которые при этом служат Его Величеству, в одежде гораздо пышнейшей прежних, и с серебряными и позолоченными кольцами на передней части сапог; посереди их несли Персидские ковры, для лошадей, удивительно вытканные серебром и золотом, каждый по два человека. Потом ехали стрелки со стрелами в руках и два оруженосца, Стольники с мечами Его Царского Величества и Наследника Престола; далее два молодых Боярина; за ними по обоим бокам улицы по 200 Стрельцов очищали дорогу с посеребренными и золоченными хлыстами одинакового размера; наконец, в карете ехал Царь с Наследником и главным Воеводой <…> по бокам длинные ряды копейщиков и секироносцев, и у самой кареты множество Бояр, Стольников и Чашников в золоте, серебре и жемчуге. Поезд заключался тремя каретами и толпою слуг.
С подобной же пышностью, из других ворот Дворца показался поезд Царицы <…> с двумястами скороходов, за ними вели двенадцать рослых, белых как снег, лошадей из под Царицыной кареты, обвязанных шелковыми сетками. Потом следовала маленькая, вся испещренная золотом, карета младшего князя в четыре лошадки Пигмейной породы; по бокам шли четыре карлика и такой же сзади на крохотном коньке. В другой карете везли Царских детей; за ними следовала карета Царицы, чрезвычайно большая, запряженная двенадцатью лошадьми; по бокам шли пешком <…> множество сановников; в карете, также в 12 лошадей, ехали сестры и родственницы Царской фамилии и 42 лошади везли придворных дам; позади всех - отряд конницы».
Столь шикарный выезд на богомолье стал неким преддверием последующих торжественных процессий петровской эпохи. Здесь же появляется и один из первых прообразов уличных декораций. На Красной площади были установлены помосты, со всех сторон обитые зеленым сукном, на которых размещались иностранцы для удобного созерцания ими царского поезда во всей его красе. Причем эти помосты имели довольно живописный вид благодаря самим иноземным гостям, одетым в разноцветные одежды.
Удивить, поразить и смутить иноземца
Другой вид торжественных церемоний - приём иностранных посольств. Они тщательно готовились и отличались грандиозной массовостью. Простой люд, торговцы и покупатели, изгонялись с пути иностранцев к Кремлю. Зато вместо них улицы заполняло великое множество празднично одетых служилых и посадских людей, демонстрировавших своим видом богатство и многолюдство царской столицы. Это производило на иноземцев неизгладимое впечатление. Голландский купец Исаак Масса так описывал приезд в 1602 году в Москву герцога Иоанна из Дании: «Дивно было смотреть на великое множество народа, вышедшего из Москвы навстречу герцогу, так что с великим удивлением взирали иноземцы на пышность и великолепие московитов, которые все были верхом; не видать было конца по всему полю, что за Москвой, так что казалось, то было сильное войско, почти все одеты в парчу и разноцветные одежды. <…> Так въехал герцог в город через Тверские ворота; все улицы были полны народом, празднично разодетым, также много женщин, в узорочьи из жемчуга и драгоценных камней». А если добавить к этой изрядной массовке сказочные декорации, каким представлялся в те времена город с многочисленными церквями, расписными теремами и палатами, то можно вообразить какое впечатление производили эти приемы на гостей.
Подготовка же к ним была не менее впечатляющая как по организации, так и по затратам. В стремлении возвеличить честь и достоинство государя и державы царь зачастую жаловал немалые суммы на покупку богатой конской сбруи и нарядов, чтобы обеспечить достойный вид людей, собранных к встрече послов. Хотя бывало, что «костюмы» и «реквизит» выдавались из казны на время приема, а после отбирались.
Собирать огромные массы богато разодетых людей было обычным дипломатическим протоколом приема иностранных послов, впрочем, имевшим место только в России. Такой порядок распространялся на весь маршрут с тем, чтобы посол проезжал только через многолюдные селения и города. Но будь это прием иностранных послов, выезд на богомолье, объявление наследника - все связанное с государственными церемониями было устроено по византийской традиции.
И даже победы в боях отмечались установлением новых церковных праздников и сооружением храмов в честь святых, в день памяти которых были совершены победы. Вместе с тем, торжества по случаю чествования победителей включали прохождение войска через некое подобие «триумфальных ворот», их функцию выполняли городские проездные ворота, такие как Золотые ворота Владимира и Древнего Киева, или ворота Спасской башни московского Кремля. Прообразом всех этих сооружений послужили Золотые ворота в Константинополе. Безусловно, это полностью соответствовало традициям православного благочестия и канонам византийского стиля.
Всё изменится с приходом к власти Царя-реформатора. Наряду со старыми появятся новые праздники, протоколы и церемонии, а победы будут прославлены сооружением триумфальных арок в новомодном европейском стиле барокко.