Последний Касимовский хан Балакирев Иван
В 1722 году Петр Великий проезжал через городок Касимов. Сопровождавший его Балакирев, услышав в разговоре, что сейчас в Касимове нет владетеля, попросил царя позволить ему называться касимовским ханом, на что царь дал свое согласие. Позже, уже во времена Екатерины I Балакирев, получив звание поручика лейб-гвардии Преображенского полка, вместе с тем получил и юридическое право касимовского владетеля; последние годы жизни Балакирев жил в Касимове, где и умер и похоронен за алтарем Богоявленской церкви. «Собрание анекдотов Балакирева» К.А.Полевого является собранием шуток и анекдотов, принадлежащих разным лицам. Они позаимствованы из сборника шутовских острот разных стран, переведенного с немецкого языка в 1780 г. «Собрание анекдотов Балакирева» впервые издано в 1830 г. и имело большой успех. Однако уже в то время историки не питали иллюзий относительно авторства Балакирева...
"С изданием сборника Голикова „Деяния Петра Великаго" сложился полуфантастический образ юркаго, остроумнаго дальновиднаго, почти всезамечающаго и, при первом удобном случае, высказывающаго кстати, не обращая внимания ни на какое лицо, резкия истины в форме анекдота или побасенки-шута царскаго из русских, с прозванием Балакирев. В его фантастическом лице,-так как иначе нельзя назвать тип не просто прикрашеннаго, но совмещающаго в себе отдельныя качества многих остроумцев разных времен, приурочивая всесветния остроты к лицу преобразователя,-нисколько не сумели воплотить эпохи преобразований (не зная ее достаточно) позднейшие сочинители „анекдотов Балакирева". В анекдотах этих нет ничего настолько характернаго, чтобы мы чувствовали веяние известных идей, присущих обществу живому и несущему на себе гнет ненормальнаго порядка вещей,-как бывает в ту пору, когда ломка стараго совершается с быстротою, захватывающею дух, а новыя формы условий общественных для самых зорких наблюдателей оказываются чем-то неуловимым, получающим краски или через чур яркия, или грязно тяжелые оттенки знакомых уже тонов, возбуждая безотчетный страх за будущее, у большинства, и у немногих - блестящее представление добра и блага. В такую эпоху острота бывает жестка и сатирична, но характерна и пропитана особенностями бытовыми, живо представляя действительность с анормальностями ея, выказавшимися ощутительно на личностях, возбуждавших сатирическия выходки. Есть ли что-либо подобное, хоть в одном анекдоте, приписываемом Балакиреву?-можно смело ответить - нет. Не говоря уже о безпрестанных анахронизмах и отсутствии типичности речи, будто бы несохранившейся в памяти, когда вся и сущность остроты заключается в ея характерной форме живаго слова, внушеннаго известными обстоятельствами, и вне этой обстановки не имеющаго смысла. Только одно незнание прошлаго и желание слышать о славной эпохе Петра I, перевернувшаго верх дном все понятия старой, чинной Москвы, могло раскупать подносимыя под именем анекдотов измышления невежд и не трудившихся даже прикрывать свое недалекое исканье мнимой старины. Все шло за чистую монету-кулаки московские, издатели народных книг не дороже трех-четырех алтын, успели семьдесят изданий „анекдотов Балакирева" напечатать и сбыть своей доверчивой публике, и ни один изыскатель, понимающий нелепость и бездарность так называемых „анекдотов Балакирева", неподал голоса сомнения в подлинности их, не заподозрив ни одной выходки прямо докладывающей о своей новизне и невозможности принадлежать к Петровской эпохе.Издатели „анекдотов", якобы взятых из Петровской эпохи и времени Анны Иоанновны, продолжают до наших дней именовать Балакирева - шутом Петра Великаго; между тем уже, из процесса камергера Монса, известно, что Балакирев не занимал при первом нашем императоре шутовской должности, а был только смышленый камер-лакей Екатерины I Алексеевны, за свою ловкость в передавании ея посланий Монсу подвергшийся наказанию. Не благовидно со стороны издателей якобы анекдотов Балакирева, знающих, что уже так называемые анекдоты Балакирева окрещены его именем в недавнее время, а именно в 1831 году, все еще утверждают, что анекдоты будто бы ему принадлежали, тогда как в 1831 году вставлена фамилия мнимаго шута в собрание анекдотов, переведенных с немецкаго А. Даниловым еще в конце XVIII века. А до того времени об анекдотах Балакирева не было слышно, и первый Голиков назвал его шутом Петра Великаго.
Подлинная история представляет Балакирева, позднейшими пускателями в свет небылиц пожалованнаго в шуты Петра. Великаго вовсе не шутом и не назначавшим себя для той роли, которая выпала на его долю в дни Анны.
Иван Алексеевич Балакирев был дворянин Костромской губернии, родился в 1699 году и в 1715 году представленный на смотр государю, в Петербурге, попал в солдаты в Преображенский полк и взятъ царемъ въ прислугу, во дворец, не ранее 1719 года. Там попал он в ездовые к государыне; как расторопный человек, он скоро выделился из ряда собратий и принят Монсом под особенное покровительство. Донос, погубивший Монса, привлек к аресту и допросу, знавшаго эти сношения с камергером государыни, Балакирева; его приговорили к телесному наказанию и ссылке в Рогервик. Процесс и наказание совершились в ноябре 1724 г., а 28 января 1725 г. воцарилась, по смерти Петра В., Екатерина I и воротила из ссылки, преданнаго ея интересам, Балакирева, задолго до погребения императора и его малолетней дочери (10 марта 1725 г.) Екатерина I пожаловала Балакирева в прапорщики Преображенскаго полка, повелев ему находиться при ея дворе, без всякаго особаго назначения. На него смотрели как на человека в милости, но никто не заботился, ни он сам, о должности, дававшей бы право на повышение. Прапорщиком Преображенским торчал он при дворе Екатерины I всеми любимый, и, благодаря уменью со всеми ладить, остался и с воцарением Петра II, привыкшаго его видеть при своей особе. Уже императрица Анна, кроме сановников при дворе желавшая иметь штат шутов, обратила Балакирева в одного из своих "дураков"- как величали остряков, тешивших скучавшую монархиню. При Анне нашлись завистники значения Балакирева, хотя и значившагося в среде шутов, не имевших никакого веса. На остроумнаго слугу Екатерины I сделан был донос в произнесении слов, оскорблявших величество Анны, и Андрей Иванович Ушаков пригласил шута в тайную канцелярию к допросу. Заключение его или исчезновение из дворца возбудило говор в высших кругах столицы и Анна приказала воротить его на прежнее место, сделав внушение: не говорить лишняго. Вообще же к нему императрица, для всех грозная, была особенно внимательна и милостива, как доказывают ея указы о подачках Балакиреву, сохранившиеся в делах придворной е. и. в. конторы.
В 1740 году, весною, Балакирев отпросился у императрицы Анны в свои деревни до осени, и по случаю кончины государыни, ко двору больше не воротился, а остался жить в тиши, хотя в Петербурге имел дом в нынешней Литейной части, в приходе Воскресения Христова за Литейным двором. Он женат, но детей не имел и дожил до дней Екатерины II".
Русская старина, 1882. - Т. 35. - № 10. - С. 165-169.