Сердце матери
Бой закончился ближе к утру. Советские солдаты выиграли его. Немецкие укрепления были разгромлены. Русские рванули вперед.
Их наступление возле этой деревушки было и вовсе молниеносным. Немцы не успели оглянуться, как были уничтожены. Советские солдаты ушли западнее. Наступление только начиналось, им предстояло пройти далее и они не задерживались.
Жители деревни оказались и не под немцами, которые ушли, и не под русскими, которые еще не установили законной власти. Назревал голод. Женщины, которые жили в деревне, те, что были посмелее, отправились на поле, чтобы поискать там продовольствие. Где-то у погибшего солдата оставался паек нетронутый или остатки этого пайка. Если что можно было попробывать и мяса раздобыть...
У нее был шестимесячный сынишка, которого она выкармливала грудью. Надо было идти и ей. Ребенок мог остаться без молока, а это - смерть.
Она дошла до поля. Здесь было много трупов и пара покореженных танков. В воздухе носились запахи коптящего топлива, крови и мертвечины вперемешку с запахом жаренного мяса - один из танков еще догорал.
Она была почти без сил - три дня назад соседка дала краюшку жмыха. Это было последнее, что она ела. Брела среди трупов, стараясь не смотреть в глаза. Больше по поясам и спинам. В окопах уже действовали соседки из деревни. Проползая мимо одного из трупов (силы начали окончательно покидать ее), она вдруг услышала тихий, похожий на шепот хрип немецкого солдата: "Vasser! Vasser!" Перед ней лежал немецкий солдат, который был лишь ранен, но не убит. Она каким-то чутьем поняла, что он просит воды. Взяла у него котелок и доползла до лужицы, неподалеку. Набрала воды. Подползла к нему и, оглядевшись, чтобы ее не увидели - дала ему попить. Он пил жадно, почти захлебываясь.
Она нашла на поле немного пару галет в солдатской сумки. Жестами показала живому немцу, чтобы он не шевелился и притворился мертвым.
Ночью она пришла на поле, и за три часа перенесла его в свой дом, спрятав в подпол. Соседки помогли ей едой, боясь за ребетенка... Она ела сама, немного еды отдавала раненному немцу, у которого постепенно начиналась гангрена. Ребенка коримила грудью. Еда кончалась, а немцу нужны были силы. Однажы она спустилась в подпол и увидела, что он в бреду. Странно, но она впервые рассмотрела его внимательно. Ему было лет восемнадцать-двадцать - еще совсем ребенок. Ей нечем было покормить его. Она дала ему немного воды. Он бредил, беспрестанно повторяя "Mutter! Mutter!". Он звал свою мать. Она заплакала. Тихо заплакала, смотря, как он мучается сейчас.
Она села к нему ближе и обнажила грудь. Она припал к ней и стал жадно пить ее молоко. Он как будто провалился в свое детство. Она плакала.
Утром она спустилась к нему, но он был уже мертв. Отсутствие лекарств сделало свое дело. Она заплакала, обняв его за голову. "Дитёнок ты мой!" - сорвалось с ее губ. Ночью из последних сил она дотащила его до поля. Он лежал на этом поле мертвый и неподвижный.
Она простояла над ним, а после оглядела поле, где вперемешку лежали советские и немецкие солдаты. Все они были чьими-то сыновьями...