Конкуренция за обладание Истиной
Рассуждение в стиле Шпенглера 63
Почему иудаизм стал столь решительным антиподом не только христианству, но и христианской цивилизации? Разумеется, догмат христианской веры нестерпим для иудея: христиане считают, что Мессия уже приходил, а иудеи ждут своего Машиаха, определяя Христа как самозванца. То, что можно было бы считать просто ошибкой, вызывает лютую ненависть - как среди ортодоксов, так и у адептов новых иудейских сект. Ортодоксия предпочитает тихую ненависть к своем кругу, где руководствуются догматом из «Шулхан Арух» (более понятного, чем неописуемо путаный Талмуд, погребенный под пластами раввинистической литературы). Но секта хасидов-хабадников выходит за пределы своей общины и ставит политические задачи, вступая в сговор с олигархиями, которые властвуют над христианскими народами.
Шпенглер полагал, что дохристианский иудаизм - лишь одна из «безземельных наций», которая жила в Арамейском мире чересполосно с аналогичными «нациями», обособляясь до такой степени, что уже в ту пору могли существовать подобия гетто. Рассеяние для этих религиозных существовало задолго до разрушения Иерусалима, который «хотя и был Меккой, священным средоточием, однако ни родиной, ни духовным центром народа не являлся». Все это означает, что иудейские общины не являлись чем-то уникальным в те времена, а в наши времена уникальность иудаизма просто признается по умолчанию. Рассеянная религия - просто ответ на историческую неприкаянность - отсутствие родной земли и отсутствие рода. «Исконной» земли у иудеев не было и нет, а родовая история предполагается только у левитов и коэнов, которые должны обладать неповрежденной «кровью», чтобы достойно встретить Машиаха.
Что представляет собой Машиах видно из готовности иудеев считать таковым (идеальным царем) Александра Македонского, которому суждено уничтожить всех притеснителей иудеев и самому стать иудеем. Соответствующая легенда присутствует в Талмуде (Йома, 69а). Великий полководец подорвал две самые выдающиеся цивилизации своего времени - Элладу и Персию. Чем могла бы стать его Империя, иудеи могли мечтать, но пришел Рим, и мечтам настал конец, и они сменились на другие мечты, сердцевиной которых было желание стать «избранным народом» уже не в качестве обетования, а в качестве рабовладения.
Идея избранности - также не уникальна. Со времен дикости каждое племя считало себя «людьми», а прочих (исключая ближайших соседей, с которыми заключались экзогамные браки) - оборотнями, подделками под людей. Избранность не требовала никакого глубокого учения. Она подразумевалась сама собой и подкреплялась завоеваниями. «Халдеям и персам не было нужны себя в этом убеждать: с помощью своего Бога они покорили весь мир. Евреям же приходилось цепляться за свою литературу, которая была теперь за недостатком фактически доказательств преобразована в доказательства теоретические. Этот в высшей степени своеобразный багаж обязан своим происхождением в конечном счете постоянно угрожавшей опасности презрения к самим себе».
Действительно, самоунижение евреев в глазах приютивших их народов встречалось в течение всей их истории. Но расщепленное сознание иудеев предполагало обладание истиной избранных, которая, хотя и недоступна всем остальным, но должна от них тщательно скрываться: еврейские священные тексты и ритуалы не должны были стать известны неизбранным. Отсюда же разделение на тайную ненависть и вешнюю доброжелательность и миролюбие, которые исходят от лидеров иудаизма.
Шпенглер пишет, что понятие избранного народа проистекает из морализации истории, в особенности важной для тех, кого мы называем «безземельными нациями». Всем остальным для самоуважения достаточно факта древности, исторической преемственности. Правители исторических народов по этой причине не имеют надобности олицетворять собой еще и духовную власть. Она находится на ступень ниже, поскольку в ней больше памяти и надежд, чем реального исторического творчества.
У иудеев древняя история замещена фикцией - текстами, собранными в преданиях разных народов. Такое присвоение оказалось продуктивным, поскольку способствовало прозелитизму: без прозелитизма не объяснить численность исторических евреев, которая не могла образоваться путем увеличения изначальной общины. Распространение иудаизма было обусловлено не рассеянием, а конкуренцией с другими верованиями - и в наибольшей степени с христианством. Иудаизм вырос рядом с христианством как его непримиримый оппонент, привлекательный именно своим радикальным отрицанием Христа. Иудаизм стал религией отчаяния перед христианством, отнявшим у него ранее присвоенные священные тексты и объявившим эти тексты пророчествами по отношению к Новому Завету. Иудаизм был побит его же оружием, но более всего оскорбило иудеев, что христианство не стало такими же «безземельным» - оно стало достоянием народов, знавших и сохранивших в дальнейшем понятие родины и славу своих владетельных дохристианских родов.
Ровно такой же разлад произошел и с исламом, который присвоил себе еврейскую Тору, превратившуюся в Таурат (как и в христиан было похищено Евангелие, объявленное пророчеством о Мухаммеде). Пророк Моисей стал Мусой, Аарон Харуном, Иисус Навин Юша ибн Нуном, Ездра Узайром и а тексты из Таурата попали в Коран. Не говоря уже о том, что Иисус Христос стал Иса ибн Марьям. Так ислам «выбил» из сознания иудаизм и пытался выбить христианство. Последнее у него не получилось, потому что христиане защищали свою родину - они не были «магической нацией».
На заимствование иудеями племенных преданий многих народов указывает убежденность мусульман в том, что изначальный Таурат был утрачен, а иудейский был перемешан с еврейской народной традицией. После появления Корана утрата раннего текста уже не имеет значения. У иудеев также есть понятие «письменная Тора», которая - лишь конспект многажды более объемной устной - тайной, хранимой коэнами, а затем всеми раввинами. Эта «устная Тора» обернулась Талмудом.
Таким образом, исходные племенные предания (возможно, собранные Моисеем) получили интерпретацию в «авраамических религиях» (почитающего Авраама общим пращуром), каждая из которых создала собственную интерпретацию этих преданий: христианство - Новый Завет, ислам - Коран, иудаизм - Талмуд. По этой причине эти три религии являются антиподами, взаимно исключают друг друга.
Иудеи проиграли христианам в древности своего исходного Писания. В основе христианского писания оказался наидревнейший текст - Септуагинта, который был окончательно составлен минимум за столетие до явления Христа (Александрийская традиция). Иудейская Танаха датируется несколькими столетиями позднее.
Несколько источников независимо свидетельствуют о том, что семидесяти толковникам при царе эллинизированного Египта Птолемее Филадельфе (3 в. до н.э.) была поставлена задача создать текст Закона на греческом языке. Предание гласит, что они были попарно расселены в домиках на Форосе и каждая пара независимо делала свой перевод. Считается, что тогда был создан унифицированный текст, но сохранились несколько вариантов Септуагинты, что означает: различия между вариантами разных толковников были, но в конечном тексте они были устранены. Что соответствует «смысловому», а не буквальному переводу.
Считается, что перевод Септуагинты сделан с древнееврейского языка, но такое утверждение можно признавать только условно. Палеоиврит - это не один единственный язык, а множество сходных языков и диалектов. Иудейская традиция также стремилась к созданию единого текста, что свидетельствует о необходимости сведения воедино разных преданий, имеющих различный, а не единственный источник. Например, легенда о потопе и ковчеге совершенно обособленно существовала у фригийцев. Современные исследователи считают, что язык Септуагинты серьезно отличался от литературного греческого языка того периода. Что, будто бы, подтверждает, что первоисточник был «еврейский». Но наши знания о стилях древнегреческой литературы совершенно ничтожны. И что такое «еврейский» язык той эпохи мы тоже сказать не можем.
Кто были эти семьдесят толковников? Чаще всего предполагают, что это были палестинские евреи. Но в то время еврейская ученость говорила на арамейском языке, а не на иврите. Настоящая ученость с многовековой традицией была греческой. Можно предположить, что в переводе участвовали греки и эллинизированные мудрецы других народов, отчасти - и эллинизированные евреи. Перевод, разумеется, делали не для евреев, а для греков - в порядке ознакомления со священными текстами, интерес к которым в то врем был очень велик в связи с развитием синкретических культов. Запрос на унифицированную веру, соединяющую Восток и Запад, был велик именно в античном мире.
Септуагинта, в сравнении с Танахой (Пятикижие-Тора, Пророки и Писания), является более полным текстом. Но совпадающие части различаются лишь порядком их размещения в тексте и чисто переводческими различиями - например, разницей написания имен на греческом и на иврите. Чтобы подтвердить происхождение греческого текста из текстов на палеоиврите, указывают а смысловое значение имен Писания. Ева-Хава («жизнь»), Моисей-Мойше («взятый из воды») и так далее. Тем не менее, невозможно очертить ареал этих имен и заимствования из разных языков. Поэтому пытаться доказать принадлежность исходных текстов Писания от неких «евреев» совершенно невозможно. Отметим, что в самой Танахе встречаются фрагменты на арамейском языке. А также, что исходный порядок книг на иврите также различен - Вавилонский Талмуд упоминает иной порядок частей, чем принятый у современных иудеев. Предполагают, что Книга Премудрости Соломона вообще не была написана на иврите - греческий текст был исходным. При дворе царя Соломона вполне могли служить греческие хронисты.
Католическая традиция занимает промежуточное положение: между Септуагинтой и Танахой. В католической Библии (Вульгата) глав меньше, чем в Септуагинте, но больше, чем в Танахе. Положенный в основу латинского текста масоретский перевод (перевод еврейских ученых) появился в VII-XI вв., перед которыми стояла задача понять, как звучали священные тексты. В результате появился унифицированный текст, который затем был переведен на латынь. К сожалению, этот талмудизированный вариант Библии постепенно был внедрен и в православие: переводы Библии стали переделывать под масоретский текст. В византийской традиции был создан текст, который должен был снять придирки иудеев в «испорченности» текста предания. В результате Септуагинту стали «разбавлять» вставками фраз и слов из поздних еврейских переводов. То есть, «талмудизировать» исходный текст. Наиболее близкой к Септуагинте является Елизаветинская Библия (1751). Синодальный перевод РПЦ - из масоретского текста.
Вполне возможно, что имеющиеся древние образцы Септуагинты были уничтожены, потому что греческий перевод уже получил широкое хождение среди христиан. Иудеи отвергли то, что приняли их оппоненты, во II в. Фактически это было жестом отчаяния, но он дал возможности талмудизации христианского Предания, а через века - и христианских церквей, которые начали признавать «старшинство» иудеев и даже называть их «братьями».
Талмуд содержит попытку переиграть заново проигранную битву за древность. В нем сообщается, что еврейским толковникам удалось обмануть царя Птолемея и внести в текст Септуагинты 13 серьезных искажений. В противовес этим домыслам ХХ век дал в руки исследователей Кумранские свитки, содержащие фрагменты греческих текстов, относящихся к Септуагинте. Древность греческого текста была подтверждена, а талмудические домыслы никакого значения для христиан не имели.
В настоящее время деформации христианской веры и в целом жизни Христианского мира вновь ставят вопрос о борьбе за обладание древностью. Исключение знания Древней Греции и древнегреческого языка из стандартов образования фактически означает отказ от древности. Талмудизация Писания и игнорирование самого древнего текста Ветхого Завета передает древность в руки почитателей Талмуда. Отсюда проистекает талмудизация уже самой мысли, всей гуманитарной учености.