Jan 09, 2013 12:29
История или естествознания - любая наука опирается на память, отражая повторяемость, сходство, взаимосвязь событий. Бессвязное памятью не удерживается. Отвлеченное от действительности представление фиксируется актуальной иллюзией, имеющей свои причины для существования.
Человек наделен памятью в разной степени, и поэтому в разной степени может воспринимать историческую и естественнонаучную информацию. Бытовая память, связанная с личным выживанием и благоденствием, не требует знания прошлого. Но все же опыт бытовых действий вне памяти невозможен. Каждый становится естествоиспытателем, черпая опыт из результатов личных действий, а не из учебников. Но инженерную мысль уже невозможно представить себе помимо памяти поколений, отложенной в книгах. Каждый раз экспериментировать со строительством моста было бы слишком накладно и опасно. Поэтому уже на этом уровне проявляет себя коллективная память.
Память - основа разума. Для нее освобождают место инстинкты.
Античность вовсе не лишена памяти. Напротив, она наполнена памятью - настолько мощным позывом к познанию истории, что отзвук его дошел до наших дней. Мифология древних - это преображенный памятью инстинкт, нерасчлененное единство природы и познания. Этнографические заметки Геродота стали для нас важнейшим источником познания. Строгие и сухие факты в изложении Фукидида - это уже сложившаяся методика научного знания. Никто не станет описывать текущие события, если не имеет чувства истории. Это уже не «угадывающее чутье», не «изумление» как первофеномен. Это открытие предназначения человека, который через историю познает себя и сам выстраивает свой разум. И в этом смысле история как наука не отличается от естествознания, где механицизм и строгая казуальность представляют собой лишь самую раннюю стадию развития.
Историзм мышления состоит в том, чтобы переживать историю в сегодняшнем дне и видеть ее продолжение в будущем. Шпенглер приводит слова Гете: «Он истории не может судить никто, кроме того, кто пережил историю в самом себе». Это переживание связано с извечными проблемами рода человеческого, которые яснее всего очерчены в мифах, преданиях, притчах, пророчествах, священных текстах. Античность наполнена этим значительно плотнее, чем наша современность, в которой историзм тонет в потоках бессмысленных текстов и образов, никак не связанных с историей и возвращающих людей к инстинктам.
Поставленная Шпенглером задача ХХ века - «тщательно вскрыть внутреннее строение органических единств, через которые и в которых совершается мировая история, отделить морфологически необходимое и существенное от случайного, осмыслить экспрессию событий и отыскать лежащий в ее основе язык» технически решена. Но это решение частное - созданное в интересах закулисных политических игроков, которые вносят в решение собственную методологическую ошибку, ставшую причиной гибели цивилизации, подступившей вплотную и очевидную во множестве проявлений, упрощающих жизнь и сознание человека на фоне усложнения знаний, поддерживающих его существование.
Человек вновь становится животным, но оторванным от природы принципиально иными условиями существования. Отчего его поведение извращено и противоестественно. И в случае краха технических средств поддержания жизни, человек вымрет мгновенно: он не сможет быть частью природной среды, связь с которой он утратил. Умирают народы, языки, верования, искусства, наконец, государства и наука. Будущее описано антиутопиями, в которых выживание человечества не просматривается. Мы уже готовы увидеть «гнилые сучья цивилизации» посреди девственного леса, выросшего на месте наших мегаполисов. Питаясь мертвенными остатками цивилизации доживут последние века поколения людей, совершенно чуждых природе и утративших мощь идущих от нее варварских побуждений, которые обещают стать культурой. И это будут муки Страшного Суда - новое небо и новая земля для иной расы и муки умирания для прежней человеческой расы.
Выжить сможет только Сверхчеловек, который в результате какой-то невидимой мутации окажется неспособным к безумию потребительства, у которого будут атрофированы инстинкты, воспитанные в увядающей цивилизации. Он будет одновременно и сверхразумен, и сверходухотворен образами истории, ставшими образами вечности. При этом от будет и предельно «нетолерантным» во всем проявлениям дегенерации культуры и деградации цивилизации. Он будет одновременно и «технарь» и «гуманитарий», которому ведомо все.
«Лишь тогда оказывается возможным постичь каждый факт исторической картины, каждую мысль, каждое искусство, каждую войну, каждую личность, каждую эпоху сообразно из символическому содержанию и рассматривать сами историю уже не как простую сумму прошлого без собственного порядка и внутренней необходимости, но как своего рода организм строжайшего строения и исполненной глубокого смысла структуры, в развитии которого случайное присутствие наблюдателя не знаменует никакого рубежа, а будущее не выглядит уже бесформенным неопределимым».
Сверхчеловеку предстоит изъять технические средства познания из частного владения и придать им характер божественного дара, созданного для спасения рода человеческого в новых формах и новых типах человеческих существ, для которых память о бесчинствах нашей эпохи будет образцом безумий, которых нельзя допускать, - как Ветхий Завет служит людям Нового Завета.
Шпенглер