Социализм в переводе с немецкого
Шпенглер пишет: в основании каждой из культур заложен этос, создающий определенный дух мышления, чувствования и действий, а также дух государства, искусства и жизненного порядка. И все вместе - тип человека со своеобразной структурой тела и души, «единого в своем инстинкте и сознании, создает расу в духовном смысле слова».
Нам важно это замечание в свете огульной профанации понимания расы, которое встречается как у лиц, которые пытаются прикидываться националистами, так и у их злобных оппонентов, которые нападают на национализм вообще, именуя его то «фашизм», то «нацизм», то «экстремизм».
Кроме того, ценность данного замечания в том, что расы предопределяют серьезнейшие расхождения в политической культуре, даже если язык политики оказывается схож. Социализм в Германии, Англии, России совершенно различен. Можно сказать, что между ними нет практически ничего общего. Ниже мы столкнемся с соответствующими суждениями Шпенглера о других народах и их «социализме».
Печальная картина заката Европейской цивилизации, нарисованная Шпенглером, убеждает его самого, что все развитые мировоззренческие системы имеют общую черту - они проповедуют «слишком земные идеалы», что свойственно периоду дряхлости культуры. В этом смысле и социализм означает «инстинкт реалистически настроенных народов». «На этом инстинкте, всецело направленном на внешнюю жизнь, продолжает жить старая фаустовская воля к власти, к бесконечности; она проявляется в страстном стремлении к неограниченному мировому господству».
Здесь мы должны остановиться. Дряхлость никак не может стремиться к мировому господству. Скорее, к теплому клозету. Умирающая культура замывается на себе, уплощается до материалистических догм. Мировое господство требует романтического склада характера и определенной плотности романтизма, позволяющего найти соратников, которые хотя бы будут слушать поэтические фантазии о мировой Империи.
Претендует ли социализм на мировое господство? Во времена Шпенглера такие претензии можно было угадать в политике некоторых государств, но не в идеологии. Идеология как раз говорила, что все состоится само собой - не по воле людей, а по воле «свыше» (Марксом) данного закона. Тем не менее Шпенглер называет социализмом именно то, что в сознании современных ему немцев и англичан требовало войны со всем миром и покорения всего мира. Какими средствами - другой вопрос. «Это сознание, становящееся все более ясным, я называю современным социализмом. Это сознание, общее нам всем. Оно дает себя знать в каждом человеке от Варшавы до Сан-Франциско, оно подчиняет каждый европейский народ ярму своей творческой силы. Но - только нас, наши народы. Античного, китайского, русского социализма в это смысле не существует!»
Локализация «социализма» у Шпенглера для нас очерчивает скорее проявления национализма. Нация устремлялась к мировому господству. Если не хватало вождей в своем народе, то европейцы искали их у других нардов - лишь бы двигаться к запредельным границам мировой Империи! Немцы, уставшие от дрязг собственных князьков, шли служить русскому императору. Поляки вливались в армию Наполеона.
И так было во все времена. Пока греки не осознали себя нацией, разгромив персов под Марафоном и вырезав беспощадно всех пленных, их полководцы не видели стыда в том, чтобы служить персидским царям. Даже Мильтиад, прославленный при Марафоне, не гнушался этим. Когда же импульс национального строительства исчерпался в гражданских войнах, когда разбить персов на их территории не удалось, все вернулось на круги своя - греки снова стали наемниками восточных владык.
Шпенглер тоже видел в расчлененной национальными границами Европе позывы к гражданской войне: «внутри этого мощного всеобщего соглашения царствуют вражда и разлад. Ибо душа каждой из этих культур больна одним, но неизлечимым разладом». О чем речь? О том, что явление рождается только вместе со своим отрицанием. Разлад между народами проистекает из противоречия «между Готикой и Ренессансом, Потсдамом и Версалем, Кантом и Руссо, социализмом и анархизмом».
Иными словами, мы видим в картине, рисуемой Шпенглером, извечный разлом между стилями мышления, между поворотными историческими моментами, между философскими доктринами, между политическими системами. Из сказанного ясно, что в политике социализм противопоставляется анархии, различным ее формам. Иначе, социализм по Шпенглеру есть все формы организации власти. А либерализм - его антитеза, стремление избавиться от власти и даже, по мере возможности, и от государства.
«Тем не менее эта судьба едина. Противоречие и противоположность служат высшей реальности. (…) Западные народы, наделенные анархическим инстинктом, социалистичны в высшем смысле фаустовски-реального». Тезис и антитезис меняются местами, их объединяет реальность. Европа уже своим самоопределением как целого являет некое единство, а ее история - «социализацию», попытку создания общеевропейского государства-Империи, которая должна овладеть всеми миром. Действительно, вся европейская история - это борьба нации за имперский проект.
В этой борьбе участвовала и Россия. Шпенглер напрасно исключил из европейского пространства Россию как «несоциалистическую» страну. Именно Россия обламывала имперские проекты Польши, Германии, Австрии, Франции. Россия вытеснила имперский проект Турции в Азию, а потом настигла его и там и добила. Именно поэтому европейские нации не могут простить России, которая сама стала Империей, и уступила вовсе не Европе, а Америке, которая смогла через океан навязать свою волю Старому Свету.
Расшифровать шпенгленовский ребус о том, что социализм - это особое свойство европейцев, их способность создавать и поддерживать жизнеспособность государства - задача чисто полемическая. Значительно важнее, что же имеют в виду под «социализмом» те, кто пользуется этим термином. Эта проблема озадачивала и самого Шпенглера: «Слово “социализм” служит для обозначения если не самого глубокого, то самого громкого вопроса современности. Все употребляют это слово, но каждый при этом думает о другом, каждый вкладывает в этот лозунг то, что он любит или ненавидит, чего он боится или чего желает».
И тут оказывается, что настоящий социализм свойственен только немцам. Лишь стоит очистить его от чуждых напластований: «нужно освободить немецкий социализм от Маркса, немецкий социализм, так как иного не существует. (…) Другие народы не могут быть социалистами». Фактически никакого европейского социализма, как выясняется, нет. Есть некое явление немецкого духа, расщепленного надвое. Восстановление единства и будет, по Шпенглеру, чистым явлением социализма: «Старо-прусский дух и социалистический образ мышления, ныне ненавидящие друг друга ненавистью братьев, представляют собой одно и то же. Этому учит не литература, но беспристрастная историческая действительность, в которой кровь, раса, взращенная на никогда не выраженных идеях, и мысль, ставшая общей основой души и тела, значат больше, чем идеалы, тезисы и умозаключения».
Преимущество почти в целый век дает нам знание о том, что воссоединение немецкого «социализма» произошло только в нацизме. Альтернативой ему был национализм - исторически обусловленное стремление немцев жить в едином государстве с традиционными формами организации жизни. В современной действительности мы говорили бы о такой идейной ориентации как о национализме. И тем самым нам приходится при чтении Шпенглера мысленно подставлять вместо слова «социализм» слово «национализм». Это и является адекватным смысловым переводом.