(no subject)
На Пасху 1930 года над Оренбургом ещё стоял колокольный звон. А уже осенью колокола начали снимать. Маленькие и средние разбивали на месте, большие увозили. Закрыли женский монастырь, церкви на военном и старом кладбищах, при кадетских корпусах. Вскоре замки появились на Казанском кафедральном соборе, Петропавловском, Серафимовском, Введенском храмах... К 1935 году из двадцати двух оренбургских церквей оставались действующими четыре - Никольская и три обновленческих, а к 1935-му лишь одна - Димитриевская. Правый придел и центр храма принадлежал обновленцам, левый - староцерковникам или, как их стали называть, тихоновцам. Андрей Савин к тому времени стал уже иподьяконом.
«Отслужили мы Ильин день, - вспоминал Андрей Андреевич, - а в ночь начались аресты. Были задержаны три обновленческих архиерея. Двое оказались приезжими - архиепископы Алексий (Королев) и Георгий (Лапшин), третий - наш, Алексий (Кононов). Увезли также протоиерея Василия Матросова, протодьякона Николая, дьякона Константина, председателя церковного совета Марию Андреевну Духанину - инвалида на протезах, и помощницу старосты Анну Ивановну Иванову. У обновленцев на свободе остался только 68-летний протоиерей Алексий Катогощин. Он продолжал служить, но так уставал, что домой его приводили под руки. Я прислуживал ему в алтаре. Но вскоре арестовали и его... Однако храм не закрыли. По праздникам люди приходили сюда прикладываться к иконам».
В конце октября 1937 года прихожанка Мария Ивановна Щербак собрала несколько старух, и с внуками на руках они пошли в облисполком - узнать о дальнейшей судьбе Димитриевской церкви. «Ищите священника и служите», - был ответ. Но в Оренбурге уже не осталось на свободе ни одного батюшки.
- Андрей, езжай-ка в Москву, выпроси нам священника, - обратился к Савину староста обновленческой церкви Петр Александров. - Кроме тебя, никто не поедет. Сначала сходи к тихоновцам, если не дадут, то иди к митрополиту Виталию.
Собирали Андрея в путь-дорогу всем миром. В Москве в Елоховском соборе он узнал адрес патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), резиденция которого тогда находилась в Бауманском переулке. Когда он постучал в дом под № 4, из-за двери глухо спросили: «Чего тебе?» - «Из Оренбурга я, к митрополиту», - заволновался Савин. Дверь открылась. Монашка впустила его в полутемную прихожую. «Ох, соколик, владыка не принимает еще. Иди в Елоховский на раннюю, погрейся там». Пока он топтался, в прихожую вышел старичок - небольшого росточка, лысый, с большой белой бородой, в очках, в синем потертом подряснике. Это и был митрополит Сергий. Выслушав Андрея, развел руками:
- Вот что я тебе, дружок, скажу. Сам служу с двумя священниками. Так что ничем не могу помочь.
- А если я, владыка, схожу к митрополиту Виталию?
- Сходи, сходи. У них, может, и попроще.
Обновленческого митрополита Виталия Савин нашел в 4-м Сокольническом переулке, в добротном кирпичном особняке. Тот тоже внимательно выслушал Андрея, потом спросил:
- Если пришлю заслуженного протоиерея, прокормите?
- Прокормим!- обрадовался Андрей.
Через неделю в Оренбург пришла телеграмма: «Встречайте».
* * *
«Даровитый и красноречивый» - так вскоре охарактеризовали прихожане прибывшего в Оренбург митрофорного протоиерея Павла Горизонтова - красивого статного священника. В облисполком регистрироваться отец Павел шел в тесном кольце старушек, каждая из которых держала на руках по внучонку: пусть и слабая, но гарантия неприкосновенности. Регистрация действительно прошла без осложнений. Отец Павел начал служить. Через десять дней храм уже был полон народу. Батюшка явно не поспевал везде.
- Ну, Андрей, - обратился он к Савину, - поскольку ты мастер доставать попов, езжай-ка в Куйбышев. Там, говорят, есть заштатные священники, привези хотя бы одного.
В Куйбышеве Савин сразу направился в Покровский собор. Знакомый протодьякон Валентин пообещал помочь. Ночевал Андрей в соборе на полу вместе с пятью приезжими. Рано утром протодьякон действительно пришел со священником - тоже отцом Павлом, который сразу согласился служить в Оренбурге. Вскоре и оренбургские тихоновцы нашли себе иерея - опять же по имени Павел.
«Конечно, к тихоновцам шли больше, - вспоминал Андрей Андреевич. - И вот отслужили мы святое Крещение 1938 года. Казалось, ничто не предвещало беды. Но в ночь под Иоанна Крестителя внезапно арестовали двух Павлов (обновленцев) и послушницу Глафиру. Третьего Павла, тихоновца, в тот момент в храме не было. Я сразу бросился к их старосте Георгию Ивановичу, чтобы предупредить его. Отец Павел воспринял новость внешне спокойно. Сказал: «Давайте служить». Но едва начали службу, как в дверях появились незнакомцы. Мы поняли: ждут окончания службы. Отошла обедня. Отец Павел употребил дары, выйдя на амвон, объявил:
- Братья и сестры, сейчас будем служить молебен, потом - панихида, потом - крестины...
Слова эти явно предназначались для незнакомцев. А дальше случилось и вовсе непонятное: отец Павел ушел в алтарь и... исчез. Оказывается, в алтаре он взял у прислужницы Юлии апостольник, волосы убрал под рясу, надел очки, взял чашу и отправился через толпу в сарайчик за водой. А Юлия еще и крикнула ему вдогонку:
- Мотря, быстрее неси воду!
Но «Мотря» в храм так и не вернулся.
Три дня иерей Павел скрывался на частных квартирах, а затем покинул Оренбург».
Все это произвело на старосту Петра Александрова такое сильное впечатление, что он бросил Савину ключи со словами: «Я уезжаю в Азию к дочери». Но остальные не хотели мириться с тем, что богослужения прекратились. «Андрей, помнишь дорогу в Москву? Езжай за батюшкой!» - твердили ему старухи каждый день. И вот он снова в Москве. Митрополит Александр (Введенский) встретил его сурово:
- Такого священника не уберегли! - Он имел в виду протоиерея Павла Горизонтова. - Теперь к вам никто не поедет... - Затем, смягчившись, добавил: - Дорогой мой, я сам теперь служу с одним священником. Нет у меня для тебя батюшки...
И началось безвременье. Осиротевшее «малое стадо» оренбургских приходов не сдавалось. В Бузулуке Савин разыскал священника Алексея Казаринова и пригласил его в Оренбург. Тот долго колебался, но приехал, однако побоялся идти в облисполком регистрироваться. Послужил три дня и скрылся.
В середине февраля 1938 года в сторожку храма пришла женщина и рассказала, что вместе с ней из Благовещенска, где закрыли все храмы, в Таганрог ехал архиерей Григорий (Климчук). В дороге он заболел, его сняли с поезда в Оренбурге и отвезли в больницу. «Поможете?» - спросила женщина.
Архиерея поселили на частной квартире. В конце февраля он чувствовал себя уже лучше, а в начале марта пришел в церковь. Стоял лютый холод, поэтому на всенощной было лишь человек двадцать, но на литургию следующего утра стеклось множество народа. Однако архиерей за сутки сильно простыл и опять слег, а 24 марта умер. Хоронили его без священника...
Потом кто-то из верующих узнал, что некий священник работает сторожем в Александровской больнице на Хлебной площади. Послали к нему надежных людей - Андрея Савина и старика Фаддея Павловича Пустовалова. Священник долго отказывался не только служить, но даже и сознаваться в своем сане. Наконец Фаддей Павлович бухнулся ему в ноги:
- Не уйдем, пока не согласитесь.
- Ладно, - сказал отец Николай (так его звали), - собирайте старух, пойдем в облисполком.
В облисполком отправились через три дня. Старухи, как обычно, с внучатами на руках. Вышел к ним юрист. Выслушал. Пригласил батюшку в кабинет якобы для беседы, старушкам же объявил: «Вы здесь постойте, а священнику надо в горсовет за анкетой». Старухи Андрея кулаками в спину: «Иди с батюшкой». В горсовете отца Николая сразу взяли под руки. Кивнули на Андрея: «Этот с вами?» Савин в двери - и бежать. Оглянулся: отца Николая сажают в машину...
источник
«Отслужили мы Ильин день, - вспоминал Андрей Андреевич, - а в ночь начались аресты. Были задержаны три обновленческих архиерея. Двое оказались приезжими - архиепископы Алексий (Королев) и Георгий (Лапшин), третий - наш, Алексий (Кононов). Увезли также протоиерея Василия Матросова, протодьякона Николая, дьякона Константина, председателя церковного совета Марию Андреевну Духанину - инвалида на протезах, и помощницу старосты Анну Ивановну Иванову. У обновленцев на свободе остался только 68-летний протоиерей Алексий Катогощин. Он продолжал служить, но так уставал, что домой его приводили под руки. Я прислуживал ему в алтаре. Но вскоре арестовали и его... Однако храм не закрыли. По праздникам люди приходили сюда прикладываться к иконам».
В конце октября 1937 года прихожанка Мария Ивановна Щербак собрала несколько старух, и с внуками на руках они пошли в облисполком - узнать о дальнейшей судьбе Димитриевской церкви. «Ищите священника и служите», - был ответ. Но в Оренбурге уже не осталось на свободе ни одного батюшки.
- Андрей, езжай-ка в Москву, выпроси нам священника, - обратился к Савину староста обновленческой церкви Петр Александров. - Кроме тебя, никто не поедет. Сначала сходи к тихоновцам, если не дадут, то иди к митрополиту Виталию.
Собирали Андрея в путь-дорогу всем миром. В Москве в Елоховском соборе он узнал адрес патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), резиденция которого тогда находилась в Бауманском переулке. Когда он постучал в дом под № 4, из-за двери глухо спросили: «Чего тебе?» - «Из Оренбурга я, к митрополиту», - заволновался Савин. Дверь открылась. Монашка впустила его в полутемную прихожую. «Ох, соколик, владыка не принимает еще. Иди в Елоховский на раннюю, погрейся там». Пока он топтался, в прихожую вышел старичок - небольшого росточка, лысый, с большой белой бородой, в очках, в синем потертом подряснике. Это и был митрополит Сергий. Выслушав Андрея, развел руками:
- Вот что я тебе, дружок, скажу. Сам служу с двумя священниками. Так что ничем не могу помочь.
- А если я, владыка, схожу к митрополиту Виталию?
- Сходи, сходи. У них, может, и попроще.
Обновленческого митрополита Виталия Савин нашел в 4-м Сокольническом переулке, в добротном кирпичном особняке. Тот тоже внимательно выслушал Андрея, потом спросил:
- Если пришлю заслуженного протоиерея, прокормите?
- Прокормим!- обрадовался Андрей.
Через неделю в Оренбург пришла телеграмма: «Встречайте».
* * *
«Даровитый и красноречивый» - так вскоре охарактеризовали прихожане прибывшего в Оренбург митрофорного протоиерея Павла Горизонтова - красивого статного священника. В облисполком регистрироваться отец Павел шел в тесном кольце старушек, каждая из которых держала на руках по внучонку: пусть и слабая, но гарантия неприкосновенности. Регистрация действительно прошла без осложнений. Отец Павел начал служить. Через десять дней храм уже был полон народу. Батюшка явно не поспевал везде.
- Ну, Андрей, - обратился он к Савину, - поскольку ты мастер доставать попов, езжай-ка в Куйбышев. Там, говорят, есть заштатные священники, привези хотя бы одного.
В Куйбышеве Савин сразу направился в Покровский собор. Знакомый протодьякон Валентин пообещал помочь. Ночевал Андрей в соборе на полу вместе с пятью приезжими. Рано утром протодьякон действительно пришел со священником - тоже отцом Павлом, который сразу согласился служить в Оренбурге. Вскоре и оренбургские тихоновцы нашли себе иерея - опять же по имени Павел.
«Конечно, к тихоновцам шли больше, - вспоминал Андрей Андреевич. - И вот отслужили мы святое Крещение 1938 года. Казалось, ничто не предвещало беды. Но в ночь под Иоанна Крестителя внезапно арестовали двух Павлов (обновленцев) и послушницу Глафиру. Третьего Павла, тихоновца, в тот момент в храме не было. Я сразу бросился к их старосте Георгию Ивановичу, чтобы предупредить его. Отец Павел воспринял новость внешне спокойно. Сказал: «Давайте служить». Но едва начали службу, как в дверях появились незнакомцы. Мы поняли: ждут окончания службы. Отошла обедня. Отец Павел употребил дары, выйдя на амвон, объявил:
- Братья и сестры, сейчас будем служить молебен, потом - панихида, потом - крестины...
Слова эти явно предназначались для незнакомцев. А дальше случилось и вовсе непонятное: отец Павел ушел в алтарь и... исчез. Оказывается, в алтаре он взял у прислужницы Юлии апостольник, волосы убрал под рясу, надел очки, взял чашу и отправился через толпу в сарайчик за водой. А Юлия еще и крикнула ему вдогонку:
- Мотря, быстрее неси воду!
Но «Мотря» в храм так и не вернулся.
Три дня иерей Павел скрывался на частных квартирах, а затем покинул Оренбург».
Все это произвело на старосту Петра Александрова такое сильное впечатление, что он бросил Савину ключи со словами: «Я уезжаю в Азию к дочери». Но остальные не хотели мириться с тем, что богослужения прекратились. «Андрей, помнишь дорогу в Москву? Езжай за батюшкой!» - твердили ему старухи каждый день. И вот он снова в Москве. Митрополит Александр (Введенский) встретил его сурово:
- Такого священника не уберегли! - Он имел в виду протоиерея Павла Горизонтова. - Теперь к вам никто не поедет... - Затем, смягчившись, добавил: - Дорогой мой, я сам теперь служу с одним священником. Нет у меня для тебя батюшки...
И началось безвременье. Осиротевшее «малое стадо» оренбургских приходов не сдавалось. В Бузулуке Савин разыскал священника Алексея Казаринова и пригласил его в Оренбург. Тот долго колебался, но приехал, однако побоялся идти в облисполком регистрироваться. Послужил три дня и скрылся.
В середине февраля 1938 года в сторожку храма пришла женщина и рассказала, что вместе с ней из Благовещенска, где закрыли все храмы, в Таганрог ехал архиерей Григорий (Климчук). В дороге он заболел, его сняли с поезда в Оренбурге и отвезли в больницу. «Поможете?» - спросила женщина.
Архиерея поселили на частной квартире. В конце февраля он чувствовал себя уже лучше, а в начале марта пришел в церковь. Стоял лютый холод, поэтому на всенощной было лишь человек двадцать, но на литургию следующего утра стеклось множество народа. Однако архиерей за сутки сильно простыл и опять слег, а 24 марта умер. Хоронили его без священника...
Потом кто-то из верующих узнал, что некий священник работает сторожем в Александровской больнице на Хлебной площади. Послали к нему надежных людей - Андрея Савина и старика Фаддея Павловича Пустовалова. Священник долго отказывался не только служить, но даже и сознаваться в своем сане. Наконец Фаддей Павлович бухнулся ему в ноги:
- Не уйдем, пока не согласитесь.
- Ладно, - сказал отец Николай (так его звали), - собирайте старух, пойдем в облисполком.
В облисполком отправились через три дня. Старухи, как обычно, с внучатами на руках. Вышел к ним юрист. Выслушал. Пригласил батюшку в кабинет якобы для беседы, старушкам же объявил: «Вы здесь постойте, а священнику надо в горсовет за анкетой». Старухи Андрея кулаками в спину: «Иди с батюшкой». В горсовете отца Николая сразу взяли под руки. Кивнули на Андрея: «Этот с вами?» Савин в двери - и бежать. Оглянулся: отца Николая сажают в машину...
источник