Грибы тоже много наших положили
За грибами нужно вставать в то время, когда жаворонки говорят: «Твари! Еще целый час мог спать». В это время я похожа на печеньку "хворост" - можно отламывать куски, но вот чтоб распрямить - это нет. И вот идешь такая к вокзалу: дура-дурой, коленки хрустят и норовят обратно слипнуться, локти за все задевают, уши безвольно хлопают на ветру. Глаза запали внутрь головы, мрачно прекатываются, друг с другом глухо разговаривают при встречах.
«Эта, наша, она вообще офигела? В такую-то рань», - говорит один глаз.
«Да ну ее. Лично я до семи сплю. Пусть наощупь грибы ищет», - отвечает второй.
Возле леса ревниво выслеживаешь конкурентов. Вон тетка с такой корзиной - полцарства влезет. Надеюсь, имодиум она не взяла, а уж луч диареи я ей обеспечу. Или дядька с болониевой сумкой: он что, всерьез считает, что ведро для слона через тряпочку не угадать? Нет, мне не жалко. Но они ж пойдут рядом и будут орать, как радио Маяк на коммунальной кухне. «Оля! Оо-о-ля! Ты куда ухряла, чет не вижу тебя!» «Миша! Миша! А ну разогнись! О! Миша! Иди сюда, тут поляна больше!». И так минут по пятнадцать с перерывом на тридцать секунд, пока у них словарный запас не возобновится. А у тебя уши закладывает, и один глаз поклялся не выходить из забоя, если эти крикуны не успокоятся.
Хуже них только охреневшие бабки. Один такой склероз в панамке подкатил: а чего это, мол, вы наши грибы собираете? Они наши, потому как мы здесь живем. И голос удивленно-игривый, бодрый такой. Будто ей только что предложили свингом заняться, и она задумалась - как бы так штаны с начесом незаметно снять? И напирает, напирает. Все ее грибы подписаны: крестиком вышивала, веревочками подвязывала. Хорошо, что она моих глаз не видела, я как раз всей душой желала ей мучительно добра. У меня в руках ножик, что бритва, а взгляд - ласковый, аж словами не передать. И главное, точно знаю, куда нужно тыкать. В панамку. Зря что ли тряпка грибом вспучилась, на полметра от головы отстает. Там мозговой слизень, он же центр генерации глупостей. Убью пришельца, спасу бабку. Хоть из леса выйдет, а то живет среди гнилушек и плесневых мхов - пристойно ли такое человеку третьего тысячелетия?
А радио шлепает по пятам, не отстает. «Миша! Ми-и-иша! А это чего такое? Его едят?» «Оля! Оля! Где ты, Оля! Я не вижу тебя, Оля!» Конечно, не видишь, мужик. У твоей Оли такой чемодан - за ним всю нашу авиацию спрятать можно. Святогор-богатырь не унесет.
И лес какой-то дюже правильный попался. Ну есть здесь и пургения попомягчильная, и губозакатка пурпурная, она же хренотения паутинчатая. Но это так, для специй - в основном грибы правильные, почтенные идут. Режешь-режешь, а они все не кончаются и не кончаются. Мрак и ужас, то есть, я хотела сказать, радость и воодушевление. Вон еще пятнеют. Абзац. С отбивкой.
«Оля! Оля! Где ты, Оля? Я не вижу твоих рук! Я не слышу твоих ног! Подай мне знак! И я буду рядом».
«Миша! А ну дыхни в мою сторону, я на запах пойду!»
С полными корзинами идешь мимо дач. Каждый встречный начинает с оригинального вопроса - а это у вас что? Грибы, опята, в том лесу, да, прям там, много. Нет, настоящие, не ложные. Нет, не сгорели. Нет, не отравлюсь. Да, я рада за ваше бурное прошлое. Спасибо, можно я пойду? И так раз десять.
В метро с грибами особенно весело. Если бы у меня штаны лопнули, было бы не так смешно. В самом деле: задница есть у каждого, и даже голую многие видали, а вот грибы, видимо, далеко не все. И снова вопросы. А что это? А настоящие, съедобные? А где? А что так рано ушли?
Я теперь точно знаю, что анекдот «сам ловил, сам сушил, сам красил, сам лаком поливал» - вовсе не анекдот. Жалко того дядьку до одури - народ у нас дюже любопытный, когда диковины видит. Но грибы ведь не чудо?
И снова до жаворонков: чистишь, моешь, сушишь, жаришь. Руки сводит, зубы скрипят. На пальцах шляпки чудятся. Только бы поспать, хоть на минуточку. Глаза закрываешь, а там…
«Миша! Миша, твою мать! Иди на альфу, иди на альфу! Вас вызывает Таймыр! ИТАР-ТАСС сообщает. Они настоящие? Можно резать?»
А ты снова печенька, и ничего поделать не можешь.
«Эта, наша, она вообще офигела? В такую-то рань», - говорит один глаз.
«Да ну ее. Лично я до семи сплю. Пусть наощупь грибы ищет», - отвечает второй.
Возле леса ревниво выслеживаешь конкурентов. Вон тетка с такой корзиной - полцарства влезет. Надеюсь, имодиум она не взяла, а уж луч диареи я ей обеспечу. Или дядька с болониевой сумкой: он что, всерьез считает, что ведро для слона через тряпочку не угадать? Нет, мне не жалко. Но они ж пойдут рядом и будут орать, как радио Маяк на коммунальной кухне. «Оля! Оо-о-ля! Ты куда ухряла, чет не вижу тебя!» «Миша! Миша! А ну разогнись! О! Миша! Иди сюда, тут поляна больше!». И так минут по пятнадцать с перерывом на тридцать секунд, пока у них словарный запас не возобновится. А у тебя уши закладывает, и один глаз поклялся не выходить из забоя, если эти крикуны не успокоятся.
Хуже них только охреневшие бабки. Один такой склероз в панамке подкатил: а чего это, мол, вы наши грибы собираете? Они наши, потому как мы здесь живем. И голос удивленно-игривый, бодрый такой. Будто ей только что предложили свингом заняться, и она задумалась - как бы так штаны с начесом незаметно снять? И напирает, напирает. Все ее грибы подписаны: крестиком вышивала, веревочками подвязывала. Хорошо, что она моих глаз не видела, я как раз всей душой желала ей мучительно добра. У меня в руках ножик, что бритва, а взгляд - ласковый, аж словами не передать. И главное, точно знаю, куда нужно тыкать. В панамку. Зря что ли тряпка грибом вспучилась, на полметра от головы отстает. Там мозговой слизень, он же центр генерации глупостей. Убью пришельца, спасу бабку. Хоть из леса выйдет, а то живет среди гнилушек и плесневых мхов - пристойно ли такое человеку третьего тысячелетия?
А радио шлепает по пятам, не отстает. «Миша! Ми-и-иша! А это чего такое? Его едят?» «Оля! Оля! Где ты, Оля! Я не вижу тебя, Оля!» Конечно, не видишь, мужик. У твоей Оли такой чемодан - за ним всю нашу авиацию спрятать можно. Святогор-богатырь не унесет.
И лес какой-то дюже правильный попался. Ну есть здесь и пургения попомягчильная, и губозакатка пурпурная, она же хренотения паутинчатая. Но это так, для специй - в основном грибы правильные, почтенные идут. Режешь-режешь, а они все не кончаются и не кончаются. Мрак и ужас, то есть, я хотела сказать, радость и воодушевление. Вон еще пятнеют. Абзац. С отбивкой.
«Оля! Оля! Где ты, Оля? Я не вижу твоих рук! Я не слышу твоих ног! Подай мне знак! И я буду рядом».
«Миша! А ну дыхни в мою сторону, я на запах пойду!»
С полными корзинами идешь мимо дач. Каждый встречный начинает с оригинального вопроса - а это у вас что? Грибы, опята, в том лесу, да, прям там, много. Нет, настоящие, не ложные. Нет, не сгорели. Нет, не отравлюсь. Да, я рада за ваше бурное прошлое. Спасибо, можно я пойду? И так раз десять.
В метро с грибами особенно весело. Если бы у меня штаны лопнули, было бы не так смешно. В самом деле: задница есть у каждого, и даже голую многие видали, а вот грибы, видимо, далеко не все. И снова вопросы. А что это? А настоящие, съедобные? А где? А что так рано ушли?
Я теперь точно знаю, что анекдот «сам ловил, сам сушил, сам красил, сам лаком поливал» - вовсе не анекдот. Жалко того дядьку до одури - народ у нас дюже любопытный, когда диковины видит. Но грибы ведь не чудо?
И снова до жаворонков: чистишь, моешь, сушишь, жаришь. Руки сводит, зубы скрипят. На пальцах шляпки чудятся. Только бы поспать, хоть на минуточку. Глаза закрываешь, а там…
«Миша! Миша, твою мать! Иди на альфу, иди на альфу! Вас вызывает Таймыр! ИТАР-ТАСС сообщает. Они настоящие? Можно резать?»
А ты снова печенька, и ничего поделать не можешь.