Стены молча смотрят мне в лицо
Стены молча смотрят мне в лицо
И без того жаркий август, словно чувствуя ответственность за скорую кончину лета, разразился зноем совершенно неописуемым. Плавился асфальт, таяло мороженое, раскалялся металл, люди отчаянно потели, а их лёгкие красивые одежды салатовых оттенков уродовались яркими пахучими пятнами. Грязная городская река пользовалась огромной популярностью: толпы шли купаться в непрозрачных водах иногда даже вместо работы. В тысячах офисов тем временем надрывались и выдавали несвежий остуженный воздух кондиционеры, а кассирши, охранники, специалисты по продажам, бухгалтеры, прокуроры, инженеры, даже исходя соплями, всё равно пытались сделать похолоднее. Ночь не приносила облегчения - спать было решительно невозможно из-за духоты и надоедливых кусающихся насекомых.
Не спалось и Егору, но мухи и комары, как ни странно, волновали его меньше всего. Так уж совпало, что день рождения его матери, Ольги Петровны Фроловой, выпадал как раз на день прослушивания у режиссёра. Роль в полнометражном фильме могла бы помочь ему выбраться из глубокой финансовой ямы, и эта роль была как никогда близка, уже почти в его руках. Однако утром предстояло сначала забежать на улицу Красногвардейцев, отдать подарок, а потом через весь город, через дымные пробки и спешащие толпы прорываться к Дому Культуры "Монтажник". За день до этой неспокойной ночи Егору позвонил младший брат Андрей, с которым они не виделись уже почти год:
- Привет. Это я. Как сам? - спросил он.
- Нормально. Чё хотел?
- Ты помнишь, что послезавтра у мамы день рождения?
- Помню. У тебя опять денег нет? Я тебе сейчас не займу.
- Есть у меня всё, успокойся. Ты сможешь с утра к ней зайти?
- У меня дела в двенадцать: вечером заскочу.
- Слушай, она тебе стесняется звонить, но она днём ложится на обследование и к ней до конца недели не будут пускать. Давай с утра подойдём поздравим? - робко и торопливо, словно боясь, что его сейчас перебьют, сказал Андрей.
- Я ничего не понимаю... какое обследование? Почему нельзя было на другой день назначить? Я могу опоздать из-за этой херни.
- К её лечащему врачу очередь за месяц, там всё сложно, ты же знаешь.
- Бля..., - тихо, но раздражённо сказал Егор и, вздохнув, прибавил: Хорошо, я приду в девять.
- Спасибо, - буркнул брат.
Ещё немного помолчав, Егор как мог мягко спросил: "Чё, ты-то как там?" Но его слова прервались телефонными гудками.
Егор ворочался, поначалу воскрешая в голове этот разговор, а затем мысленно прокручивая предстоящие события: вот он встаёт, чистит зубы, бреется, одевает поглаженную заранее рубашку, повязывает галстук... а может и без галстука, и пуговицу на рубашке верхнюю расстёгивает, потом закрывает за собой квартиру, идёт в метро... он вдруг вскочил и уставился на светящиеся электронные часы рядом с кроватью: три тридцать пять. А сна ни в одном глазу. Он упал на подушку, устремив зрачки к точке между бровями - где-то он прочитал, что это помогает заснуть. На улице шумели редкие автомобили и было слышно, как поёт какая-то пьяная женщина.
Андрей ждал его на лестничной площадке, сидя на подоконнике рядом с полной бычков жестяной банкой из под кофе "Пеле". В руках у Андрея была неказистого вида картонная коробка, Егор же принёс цветы и подарочный сертификат. Звонок не работал, и братья тихонько постучали в деревянную дверь. Открыла им пожилая женщина в простом домашнем халате и огромных забавных тапочках в виде бегемотов, её обвисшее лицо озарила улыбка. "Мальчики!" - дрожащим голосом сказала она и обняла сразу обоих.
- Проходите, проходите, я тут особо не убирала, поэтому ради бога не разувайтесь, идите прямо так. Там чай есть с печеньем и ещё торт: я вчера купила по акции, мне ещё салфетки дали в подарок.
- С днём рождения, мамуль. Извини, я не на долго, - сказал Егор, протягивая ей цветы и сертификат. - У меня дела в двенадцать.
- Мам, это тебе! - весело воскликнул Андрей и поставил свою коробку на тумбочку в прихожей. - Открывай скорей, а то они задохнутся.
- Кто задохнётся? Боже мой! - Ольга Петровна спешно сунула букет обратно Егору, а карточку не глядя отложила в сторону и кинулась открывать подарок младшего сына.
Ловко подцепив ногтями скотч, она распахнула маленькие картонные дверцы, и из коробки выкатились две морские свинки, а потом боязливо выползли ещё два карликовых кролика: один рыжий, а другой тёмно-серый.
- Какая пре-е-е-е-лесть! - умиленно запищала пожилая женщина.
Самая активная из свинок добежала до Егора, взобралась по его штанине до колена и вцепилась в него своими маленькими острыми зубами. Он же, решив не тратить энергию на лишние крики, с силой стряхнул её. Морская свинка визжа улетела на несколько метров, утащив с собой во рту кусок его брюк.
- Боже мой, боже мой, - запричитала Ольга Петровна.
Андрей ушёл в соседнюю комнату ловить ополоумевшее животное, нарезавшее круги с тканью в зубах. Егор посмотрел сначала на дырку на своём колене, потом на Андреевскую коробку и яростно сказал:
- Почему с тобой всегда всё вот так вот, скажи мне, Андрей?
- Как "так вот"? - отозвался тот. - Нехер было её стряхивать, ты её испугал.
- Мне как, сука, прикажешь теперь идти в этих брюках?
- Ой, мальчики, ну что вы честное слово, я вас очень прошу: не ругайтесь... ну как же так, - чуть не плача затараторила разволновавшаяся мать.
- Извини, - опомнился Егор. - Мам, извини. Возьми цветочки, пожалуйста, всё нормально. Я у Андрея штаны возьму.
- Я найду тебе штаны, у меня ещё папины где-то остались, там даже стрелки разглажены. Проходи, присядь пока. - сказала она и вновь взяла цветы.
- Мам, всё нормально, Андрей мне свои отдаст.
- Не волнуйся, я папины тебе достану: они хорошие, он их один раз только надевал - на выпускной, ну и на свадьбу ещё, - не принимая дальнейших возражений, Ольга Петровна сначала отнесла цветы на кухню, а потом отправилась в спальню и начала рыться в огромном шкафу.
Отец ушёл от них без малого пятнадцать лет назад. Ужасный был скандал, море слёз, взаимных обвинений, некрасивых истерик и прочего. А она при сыновьях всё равно так его всегда и называла: "папа". "Папины" брюки. Как будто и не могло быть иначе.
Андрей наконец поймал морскую свинку, вынул у неё изо рта кусок Егоровских брюк и, вернув на всякий случай всех зверей обратно в коробку, стоял перед братом.
- Может, пришьём? - стыдливо начал он и нелепо попытался приложить оторванную часть на место.
- Да ладно ты, - Егор раздосадованно отстранился от него. - Пошли на балкон, что ли.
Жара ещё не успела разыграться, но по всем признакам было понятно, что она обязательно нагрянет: не было ни облаков, ни каких-либо намёков на ветер.
- Ну и август в этом году, честное слово. Как в Африке! - сказал Андрей и платком вытер шею: его измотала погоня.
Егор молча достал сигареты и, прищурившись закурил. Затянувшись, он посмотрел вдаль. Было видно, как заканчивается жилмассив из серых одинаковых панельных домов и как начинается голое поле, а совсем вдали, уже почти на горизонте, пролегала железная дорога. В детстве они с братом часто ездили туда на велосипедах и считали вагоны. У них там находилось любимое место - заброшенная сторожка. В ней было очень уютно и можно было хоть целый день сидеть и есть бутерброды из дома. А один раз они даже нашли в этой сторожке спящего бомжа, налили ему в уши воды и убежали.
- Как дела-то? - спросил Егор.
- Нормально. Ты всё куришь? Я одного типа знал, который умер от этой фигни. Ну точнее не совсем от этой, у него там вроде саркома была, но всё равно. Не думал бросать?
- Думал. Как там Соня твоя?
- Полгода как не моя. Расстались мы.
- Понятно. Жаль.
- Ничего тебе не жаль, - тихонько сказал Андрей и отвернулся. - Сам-то как?
- Хорошо было, пока тебя не встретил.
- Слушай, ну извини, я же не знал что они возьмут и...
- Шучу я, Дрюня, - Егор рассмеялся и закашлялся.
- Во-во, этот тип тоже так кашлял сначала, а потом умер. Ты бы бросал.
- Бросал, - сказал Егор, пульнул бычок на клумбу внизу и вернулся с балкона на кухню.
На кухне один из кроликов доедал букет, а второй хотел было приняться за подарочный сертификат, но Егор вовремя вырвал его из цепких кроличьих лап.
- Как бы странно это ни звучало, но твои подарки едят мои подарки! - сказал Егор.
Андрей пожал плечами и сделал предельно невинное выражение лица.
- Вот, померь пожалуйста, - внезапно появившаяся и сильно запыхавшаяся Ольга Петровна выставила перед собой на вытянутых руках довольно приличные серые брюки. От них пахло пылью и отдушками против моли. Егор сказал "спасибо" и ушёл в соседнюю комнату переодеваться.
Ольга Петровна с Андреем стояли и смотрели, как кролик ест цветы. Ел он их вдумчиво, иногда останавливаясь и ставя уши торчком.
- Ну как дела-то, Андрюша?
- Нормально, мам.
- Как Соня?
- Расстались мы, мам.
- Ой, что случилось? - с неподдельным интересом спросила Ольга Петровна.
- Да ничего не случилось... я случился, наверное.
- Ты главное не расстраивайся, придёт твоё ещё. А Соня мне сразу не нравилась.
- Мам, ты её даже не видела.
- Давайте чай попьём да я побегу, ага? Чайник вскипел? - вмешался переодевшийся Егор.
Брюки были в пору, и все с облегчением сели пить чай и есть купленный по акции торт. Квартира, казалось, совершенно не изменилась с тех пор, как Егор отселился и начал жить один: всё те же обои, бежевые с цветочками, аккуратная деревянная лакированная мебель, потёртые, но всегда очень чистые ковры и, конечно же, большие уютно тикающие часы в прихожей, с грузиками, которые Андрей ребёнком всегда любил дёргать. Радио на кухне постоянно работало, транслируя "Маяк", и когда в разговорах наступали паузы, то можно было услышать о полезных свойствах нейростимуляторов или о последних событиях в стране, или даже иногда ненавязчивую мелодию. Ещё у них раньше был кот, но это было давно.
- Всё, пойду, мам. С днём рождения! - Егор вскочил и пошёл в прихожую.
- Подожди секунду, я тут, пока рылась в шкафу, смотри что нашла, - Ольга Петровна извлекла из необъятного кармана своего халата деревянный медальон в виде улыбающегося солнца и показала его поджавшему губы сыну. - Помнишь вы у Веры Васильевны когда учились, она вам потом всем подарила такие?
- Не помню, это что вообще?
- Ну как же, у вас кружок был ещё тогда. Вы спектакли всякие играли, газета своя детская издавалась со стишками, неужели не помнишь? "Ярилки" называлась.
- "Ярилки" - пидрилки, - не удержался Андрей.
- "Ярилки" - это дети Ярила, бога солнца. Лучики, - наставительно сказала Ольга Петровна.
- Хорошо, что дальше? - спросил Егор.
- Надень пожалуйста, это деревянный, у него энергия, тебе сегодня...
- Мама, ну честное слово! - перебил её Егор и открыл входную дверь.
- Одень, смотри какое солнышко, - продолжала она, не обращая внимания на давящегося смехом Андрея за спиной. - Очень хорошая положительная энергия.
Сюсюканья пожилой женщины, издевательские смешки младшего брата, разговоры про положительную энергию: всё это объединилось в едином порыве с одной лишь целью - отнять у спешащего Егора драгоценные минуты. Ему стоило немалых усилий сказать, не нагрубив: "Пока мама, спасибо за брюки", после чего он вырвался наконец на улицу.
На другом конце города, в Доме Культуры "Монтажник", драматический актёр Игорь Краснов, известный городу своими ролями в рекламе продукции местного жиркомбината, посмотрел на листок со стихами и сказал:
- Я не буду это читать.
- А что так? - спросил Краснова лысый мужчина в белой водолазке, джинсах и очках в коричневой роговой оправе.
- Здесь, - смутился Игорь. - всякое написано.
- Я знаю, что там написано. Вы не умеете читать?
- Умею!
- Так в чём проблема?
- Я драматический актёр, я не буду такое читать никогда! - прикрикнул Игорь.
- А мне кажется, что Вы - говно. Уходите, пожалуйста, и закройте дверь.
Драматический актёр Игорь Краснов ещё немного постоял, хлопая глазами, затем попытался что-то промямлить, а потом всё же ушёл и, как его и просили, закрыл за собой дверь, аккуратно, не хлопая.
Лысый мужчина был режиссёром. Его помощник, Василий, впрочем, тоже был лысым. Он что-то быстро записал в своём блокноте и взволнованно посмотрел на мрачнеющего начальника:
- Остался один. - сказал Василий.
- Вы где их там находите? - спросил режиссёр. - В драмкружках?
- Ну почему же, Игорь вот из Театра Малой Сатиры. На телевидении замечен. Олег, который до этого был, из театра-студии "Горизонты Черешни", в актёрстве с десяти лет.
- Кто остался?
- Фролов. Егор Фролов. Ансамбль Песни и Пляски "Калина-Мать", несколько ролей в рекламе и, - Василий сделал почти торжественную паузу. - Роль прокурора в "Мусорской Доле 3".
Лицо режиссёра изобразило гримасу боли и опустилось на раскрытую ладонь. Если бы его помощник сидел чуть поближе, он бы услышал, как режиссёр шёпотом сматерился. Но Василий сидел поодаль, кусал ручку и смотрел в окно на тополь. Дерево стояло без движения: оно терпело жару, как и все снаружи. А внутри кондиционеры обволакивали бледные лысины людей искусства.
- Сделай кофе. - велел режиссёр, протирая очки. - Как обычно, чёрный без всего.
Василий сделал кофе и они ещё немного посидели, уже вместе молча наблюдая за терпеливым тополем. Большая и малая стрелки на настенных часах устремились вертикально вверх, когда раздался стук в дверь. "Проходите!" - скомандовал режиссёр. В комнату прокрался взъерошенный и мокрый Егор. "Здравствуйте", - сказал он и без приглашения сел на свободный стул.
- Вы знаете, о чём мы снимаем? - тускло спросил режиссёр.
- Нет, но мне сказали, что роль хорошая. Полнометражный фильм?
- Полнометражный, да. Мы снимаем кино про первые годы Великой Отечественной. Среди всего прочего там будет блокада.
Егор постарался сразу зацепиться за эти слова. Он напрягся и воскресил в памяти всё, чему его учили на курсах актёрского мастерства. Он понял, что требовалось с ходу вжиться в предлагаемую роль и показать себя. Обладая живым воображением, он потушил солнце, которое било ему в глаза через тонкую штору, а небо выкрасил в серый цвет. Здание напротив он испещрил трещинами, шум фонтана неподалёку ухитрился превратить в канонаду: и вот он уже в блокадном Ленинграде. Но тут зазвонил его телефон, громко и противно, и блокадный Ленинград исчез.
- Выключите, пожалуйста, - сказал режиссёр, отвернулся от Егора и снова уставился на тополь.
Егор нервно, трясущимися руками отключил телефон и начал виновато извиняться. Словно не обращая на это внимания, режиссёр продолжил, неотрывно глядя в окно:
- Одним из второстепенных персонажей будет Даниил Ювачёв, больше известный как Хармс. Вы знакомы с творчеством этого человека?
Много лет назад в актовом зале на втором этаже школы номер двадцать пять состоялась премьера, на которую пришли оба родителя и даже несколько одноклассников Егора, а также ещё какие-то люди. На сцене показывали новый спектакль по наиболее известным детским стихотворениям именно Даниила Хармса. Маленькому Егору досталась чуть ли не главная роль: он играл хулиганистого ежа. Слов у него не было, но зато приходилось много бегать по сцене с украденным яблоком под крики "До чего дошли ежи! Стой! Хватай! Лови! Держи!" Егор невольно улыбнулся сентиментальности своих воспоминаний и произнёс:
- Да, я прекрасно знаком с творчеством Хармса.
- Хорошо, - сказал на это режиссёр. - Тогда Вы легко мне сейчас отыграете вот какой этюд.
Режиссёр отхлебнул кофе, протянул Егору листок с текстом и продолжил:
- Конец января сорок второго года. Вы - Ювачёв. Умираете от голода в психиатрической больнице тюрьмы "Кресты". Осталось Вам от силы несколько дней, и, чтобы раскрутить тайно симпатизирующую Вам медсестру на лишний кусок хлеба, читаете ей своё стихотворение.
Егор посмотрел на листок. То, что он прочитал, было ему неприятно. Ему как будто плюнули на дорогую одежу, только вместо пиджака было его детство. Но он всё-таки собрался и снова потушил солнце. Потом он представил, что вокруг холодно, невыносимо холодно, и что нет еды, и что даже дрожать уже просто нет сил. Потом он представил перед собой медсестру, красивую, пышногрудую, тёплую. Водились ли такие в "Крестах" Егор не знал, но это сейчас было не так важно.
- Это должна быть очень сильная сцена, - сказал откуда-то издалека голос режиссёра, а Егор не сводил голодного взгляда с медсестры. - У нас реально дорогие декорации и при соответствующей игре всё будет шикарно. Так что Вы постарайтесь, будьте так добры. Вася, начинай пожалуйста.
- Ешь. - сказала медсестра Васиным голосом.
- Мне плохо. - подхватил Егор, жалобно. - Мне очень плохо и голова моя болит. И руки, и ноги. По-моему, я скоро умру.
- Сейчас всему Ленинграду плохо.
- Но ведь Ленинград - не человек. А я - человек.
- А Ленинград - это много людей! - парировала медсестра.
Егор сделал паузу.
- Вы, барышня, такая, если позволите, хорошенькая.
- Это ты сейчас к чему?
- Да ни к чему. У вас же там наверняка колбаса ещё где-то имеется, правда?
- Всё с тобой понятно. Нету у меня нихрена. А и было бы: уж поверь, не для психов.
- Что Вы, дорогая моя! Я не держу ни в коем случае никакой корысти, а осведомляюсь из интереса лишь. Какая мне, к чёрту, колбаса! Мне бы хлеба хоть.
- Хлеба тебе дали.
- Так ведь разве мне, здоровому мужчине, скажите, может хватить одного лишь этого кусочка? - устало возмутился Егор.
- Был бы ты здоровый, тут бы не сидел.
- Ах, много ли Вы знаете. А ведь я ещё какой мужчина, уж поверьте.
- Да ну ладно - заулыбалась медсестра.
- Серьёзно-серьёзно. Хотите вот, не знаю... стихи Вам прочту?
Медсестра боязливо огляделась, нету ли кого рядом и молча поправила свою причёску. Голова Егора немного покачивалась на слабеющей шее, когда губы медленно и тяжело, но всё равно с выражением и даже каким-то намёком на юношеский задор начали читать:
- Ты шьешь. Но это ерунда
Мне нравится твоя манда
она влажна и сильно пахнет.
Иной посмотрит, вскрикнет, ахнет
и убежит, зажав свой нос
и вытирая влагу с рук
вернется ль он. еще вопрос
ничто не делается вдруг.
А мне твой сок сплошная радость.
ты думаешь, что это гадость,
а я готов твою пизду лизать, лизать без передышки
и слизь глотать до появления отрыжки.
Егор украдкой посмотрел на смущённую медсестру. Она тихо сказала: "Фу, Даня." А потом раздались хлопки и Ленинград опять рухнул, утащив её за собой.
Режиссёр и Василий аплодировали. Это был успех.
- Не ожидал, честно скажу, - заулыбался режиссёр и протёр от пота свою лысину красивым платком. - Кофе хотите?
Василий делал записи в блокноте, свет вновь бил Егору в глаза. Он сказал:
- Нет, благодарю. Может что-нибудь ещё сыграть?
- Этого вполне достаточно, поверьте. Хорошо получилось, серьёзно. Ну раз не хотите кофе, мы ещё давайте посовещаемся с Васей и завтра Вам позвоним, хорошо?
- Да, спасибо! - ответил Егор и, как в тумане, вышел, попрощавшись, на знойную улицу.
Он прошёл квартал, сел на скамейку и задумался. Размышлял он преимущественно о своих шансах на получение роли и, в целом, пока был доволен тем, как всё вышло. Неприятный осадок остался лишь непосредственно от прочитанного текста. Всё-таки не всегда приятно узнавать что-то новое о, казалось бы, давно известном. Очень хотелось с кем-нибудь поделиться пережитым. Вспомнив, что мобильный телефон отключен, Егор извлёк его из кармана и надавил на кнопку. Лишь только засветился экран, как пришло оповещение о десяти пропущенных вызовах, а затем сотовый сразу зазвонил. Это был Андрей.
- Алло? - сказал Егор.
- Ты чего не берёшь, ты это... Егор, мама умерла.
- Постой, как? Когда? Нет, подожди.
Егор не мог собрать мысли в кучу и понять что-либо. Его не покидало ощущение нереальности происходящего.
- Мама умерла. Час назад. Она была в сознании ещё немного... хотела тебя увидеть, но я не мог дозвониться, - сказал Андрей и всё оборвалось.
Примчавшись к больнице, Егор заметил у входа Андрея с отцом. Они о чём-то говорили. Отца Егор совсем не ожидал здесь увидеть, и вдруг очень больно стало на сердце.
- Она как, не мучилась хоть? - спросил он брата.
У Андрея глаза покраснели, а нижняя губа затряслась. Он посмотрел в сторону, ничего не сказав.
- Где ты был? - спросил Егора отец.
- Я... у меня там...
- А ты сам где был? - закричал Андрей. - Где все мы были? Всё это время, которое могли проводить с ней, где мы были?
Нельзя жить прошлым. Это непродуктивно. Нужно извлекать уроки и идти дальше. Иногда уроки не извлекаются, тогда лучше просто забыть о том, что произошло. Так всегда думал Егор. Так он всегда пытался думать. Но почему-то, сидя в полном одиночестве на полу квартиры, что в доме на улице Красногвардейцев, и глядя в зеркало на огромном шкафу, в котором висели папины брюки, Егор вновь и вновь переживал тот день. В руках его был деревянный медальон в виде улыбающегося солнца. Он надел его на шею и встал, чтобы посмотреть на себя в полный рост.
- Разве это так сложно, надеть медальон? - спросил Егор у своего отражения.
- Нет, - ответило оно.
- Может быть, трёт шею? - спросил Егор.
- Вовсе нет, - ответило отражение.
- Наверное, мешает дышать?
- Нет, не мешает, - ответило отражение.
- Так а в чём же тогда, блядь, твоя проблема? Что, урод, с тобой не так? Что не так с тобой? - заорал Егор и лбом несколько раз со всего размаху ударил по гладкой поверхности зеркала.
Разбив лицо, он опустился на колени и, беззвучно рыдая, размазал кровь по шкафу. Обои, бежевые с цветочками, аккуратная деревянная лакированная мебель и потёртые, но всегда очень чистые ковры - молчали, и только тихо тикали большие часы в прихожей.
Впереди у Егора была ещё целая жизнь.