Про иву. Грустное.
Когда я была ещё совсем крохой, в нашем дворе появилась ива. Моя ровесница - или, может, совсем ненамного младше, она очень быстро перегнала меня в росте, да и вообще с каждым годом становилась всё выше, раскидистее, наряднее. Я любила её чуть ли не больше качелей, устраивала под ней парикмахерские салоны, зарывала клады - ива была одним из самых главных объектов во дворе. В начале на неё ещё можно было попытаться забраться, широкие ветки были не очень далеко от земли, но скоро она вытянулась ещё сильнее и дотянуться до веток нам, мелким, было невозможно. Зато под ней было очень уютно и почти не мокро во время дождей. А ещё её ствол отлично укрывал от ведущего в прятках.
Потом я выросла и перестала ходить во двор. Но туда выходят окна моей комнаты, и каждый раз, выглядывая на улицу, я цепляла взглядом иву и улыбалась ей, как старой подружке. Та укоризненно шептала, мол, давненько ты меня не навещала. Но никогда не обижалась по-настоящему.
Ива всегда зеленела самая первая. Под ней ещё снег даже не до конца растаял, а она уже бодро готовится распускать почки, вся жёлто-зелёная, салатовая, радостная-радостная. И держалась она всегда до самых морозов, не скидывала листву сразу же в сентябре. Ива явно была оптимисткой. И счастливой.
Я любила видеть её, мельком выглядывая в окно. Конечно, она была совершенно привычной, но очень близкой. Она была всегда, сколько я себя помню.
Прошлой осенью - или это было зимой? - был сильный ветер. Он сломал пополам подружку ивы рябину. Ива - наша раскидистая, крепкая ива, высотой уже с четыре этажа, если не больше - устояла. Только одну ветку сломал ей ветер, и то не до конца. Ветка тяжело отвисла, надавила на другую, под собой, и так и осталась. Ива жила.
В этом году снова пришла весна, и снова ива зазеленела - первая, лучезарная, сияющая, чем-то неуловимым напоминающая румяных улыбающихся крестьянских девушек с картин Федота Сычкова. Весна, весна!
А сегодня приехала машина с подъёмником, из неё вышли двое мужчин, хмуро окинули нашу иву взглядом и достали две электропилы. Мы с ивой радостно понадеялись, что они хотят отпилить изуродованную ветку, дать ивушке свободу. Обновить к весне. И они действительно отпилили эту ветку. И не только её. Обновили..
Я рыдала полдня. Стоит бросить взгляд в окно - и на глаза наворачиваются слёзы. Моя родная, моя светлая, моя радостная. Крепкая, высокая, раскидистая, невозможно красивая. Что они с тобой сделали?
С таким стволом ты бы простояла ещё сто лет. Упасть могла только та, покалеченная ветка. Ты бы никого не покалечила. Ты любила этот мир.
А я любила тебя. И теперь мне больно и грустно. В моём окне больше не видно твоей свежей жизнерадостной макушки. По твоим останкам гуляют дети, поднимают и бросают ветки, громко смеются. Для них ты была ничем, просто деревом. Ты не росла вместе с ними. Но ты их всё равно любила.
От тебя оставили какой-то жалкий обрубок - как издевательство, насмешку над былым величием и красотой. Как могильный памятник конца XIX века на старом кладбище. Как памятник самой себе.
Ты была лучше многих людей. И действительно многому научила меня. Не сдаваться. Радоваться. Всегда стремиться вперёд. Моя прекрасная. Я буду очень скучать.
Около 2004 года. Суровая девочка в оранжевой футболке - я. Позади - ива. Судя по высоте и осанке, у неё подростковый период или что-то вроде того.
Каюсь, почти не фотографировала её. Она казалась мне вечной, и даже представить не получалось, что она может куда-то исчезнуть. Да и не хотелось представлять.
Больно.
P.S. Спасибо моему С, который выслушал мои рыдания в телефоне и даже почти успокоил. Люблю.