Только что Агамемнон прогрыз промышленный брезент на своей очередной лежанке, вытащил из нее войлок и романтично разбросал его по всей квартире. Как облачка. Я все это собрал, засунул в останки кровати и спрятал на балконе. Теперь Агамемнон сидит и смотрит на меня. Сидит. И. Смотрит.
Вы же знаете мопсов - лупоглазые иллюминаторы, бровки домиком. Эта порода всегда выглядит так, будто только что кто-то сжег их родовое поместье, а потом еще и плюнул в борщ. Но Агамемнон, кажется, достиг в этом умении совершенства.
Я уверен, что в его бестолковой голове сейчас с трудом ворочаются какие-то простейшие алгоритмы вроде «кровать - нету, хозяин - кака». Но при этом на его глупой роже - скорбь вселенского размаха. Кажется, что в эту самую секунду Агамемнон страдает от зубной боли, мигрени, простатита, не сложившейся личной жизни, краха карьеры и просмотра русской локализации сериала «Родина». В этих складках на лбу - целые поколения голодных и замерзших, миллионы павших в битвах, миллиарды угасших от болезней. В его глазах - боль рождения Сверхновых, тоска расстающихся навеки галактик, черная мгла туманностей. В этот момент Агамемнон и есть сама Боль. «Хозяин - кака».
Да хрен с тобой, на, рви свой войлок. Я потом уберу. (с)Юрий кошмарченко