(no subject)
Утром на пляже наблюдал чужое счастье. Семья полнокровная пришла на пляж. Естественно, как это и бывает всегда, из всего пляжа выбрали место рядом со мной. Я же носитель нескольких родовых проклятий.
Не знаю, что там творили мои предки в точности, какие злодеяния творили. Подозрения, конечно, имею. Иначе отчего, когда я приезжаю на фамильное кладбище всегда идёт дождь?
Первое проклятие - это проклятие ресторана. На любой широте, при любом градусе, при любом политическом режиме, господствующем в стране, при любых деньгах, утром, днём, ночью ко мне подойдёт самая злая и жутковатая официантка. Не знаю, где их содержат до моего появления. В клетке, в подвале, на цепях, не знаю. Не исключаю варианта, что есть специальный передвижной питомник для тех, кто выходит, не мигая, ко мне в обличье официантки, свесив руки вдоль тела до колен. А может хватают их прямо с улицы и угрожают, яря железом раскалённым, да напялив униформу, ко мне, значит, в зал. А может быть и гипноз... Не знаю.
Второе проклятие - это дорожное соседство. Сидишь с котомкой на коленях, робко поглядывая на стюардессу, или пробуешь продать собственные фотокарточки с автографом проводнице скорого, или валяешься в трюме с кляпом во рту - всё едино. Стопроцентно подсядет ко мне такой человек, что мысленно высаживаешь головой окно и орёшь, глотая паровозную гарь на одной красивой ноте: ААААААААА!!!!! А не мысленно в сортире пытаешься перегрызть вены на руках.
А утром воссоединение двух проклятий случилось. И соседство, и жратва.
Пляжные соседи скормили голубям килограммов семь круасанов. И обсуждали весело и громко, а сколько ещё сотен голубей прилетит? Часть голубей уверенно бродили по мне. Часть голубей летала надо мной, теряя излишки в полёте. А часть улетала, чтобы вернуться в удвоенном количестве.
Голуби были разные. Сизые, бежевые, пёстрые. Савелий Пармёныч так им обрадовался! Он даже не лаял, а просто выл от счастья. Ему-то на пляж, понятно, нельзя было, заскочил на минутку, буквально. И тут такое. То, что не было засыпано круасанами и голубями, было взрыто моим боевым волкодавом.
Соседи пляжные орали сначала от счастья, что вот есть у них возможность кормить круасанами птиц. Потом орали от того, что ещё бы побольше голубей, ещё больше! Потом орали, когда Савелий начал охоту за голубями. Мол, вот ведь! Потом они орали просто так, от избытка живительных соков. Потом орали на меня, не знаю почему. Я стал в них мячик кидать, а Савелию ведь всё едино, за чем гоняться-то по телам.
И самое важное, что я уверен в том, что сейчас это полноценное семейство жалуется своим сытым семейным богам, что их постоянно преследуют какие-то чудовищные уроды на пляже. Это я про себя сейчас. Я не спорю, вёл себя мрачно. Человеконенавистничество я подхватил ещё при прежнем строе.
И Савелий, наверняка, тоже жалуется во сне на что-то личное.
Всё в этом мире гармонично. Уродство одних компенсируется слепотой других. Хорошо, что хоть бог глухой.
Не знаю, что там творили мои предки в точности, какие злодеяния творили. Подозрения, конечно, имею. Иначе отчего, когда я приезжаю на фамильное кладбище всегда идёт дождь?
Первое проклятие - это проклятие ресторана. На любой широте, при любом градусе, при любом политическом режиме, господствующем в стране, при любых деньгах, утром, днём, ночью ко мне подойдёт самая злая и жутковатая официантка. Не знаю, где их содержат до моего появления. В клетке, в подвале, на цепях, не знаю. Не исключаю варианта, что есть специальный передвижной питомник для тех, кто выходит, не мигая, ко мне в обличье официантки, свесив руки вдоль тела до колен. А может хватают их прямо с улицы и угрожают, яря железом раскалённым, да напялив униформу, ко мне, значит, в зал. А может быть и гипноз... Не знаю.
Второе проклятие - это дорожное соседство. Сидишь с котомкой на коленях, робко поглядывая на стюардессу, или пробуешь продать собственные фотокарточки с автографом проводнице скорого, или валяешься в трюме с кляпом во рту - всё едино. Стопроцентно подсядет ко мне такой человек, что мысленно высаживаешь головой окно и орёшь, глотая паровозную гарь на одной красивой ноте: ААААААААА!!!!! А не мысленно в сортире пытаешься перегрызть вены на руках.
А утром воссоединение двух проклятий случилось. И соседство, и жратва.
Пляжные соседи скормили голубям килограммов семь круасанов. И обсуждали весело и громко, а сколько ещё сотен голубей прилетит? Часть голубей уверенно бродили по мне. Часть голубей летала надо мной, теряя излишки в полёте. А часть улетала, чтобы вернуться в удвоенном количестве.
Голуби были разные. Сизые, бежевые, пёстрые. Савелий Пармёныч так им обрадовался! Он даже не лаял, а просто выл от счастья. Ему-то на пляж, понятно, нельзя было, заскочил на минутку, буквально. И тут такое. То, что не было засыпано круасанами и голубями, было взрыто моим боевым волкодавом.
Соседи пляжные орали сначала от счастья, что вот есть у них возможность кормить круасанами птиц. Потом орали от того, что ещё бы побольше голубей, ещё больше! Потом орали, когда Савелий начал охоту за голубями. Мол, вот ведь! Потом они орали просто так, от избытка живительных соков. Потом орали на меня, не знаю почему. Я стал в них мячик кидать, а Савелию ведь всё едино, за чем гоняться-то по телам.
И самое важное, что я уверен в том, что сейчас это полноценное семейство жалуется своим сытым семейным богам, что их постоянно преследуют какие-то чудовищные уроды на пляже. Это я про себя сейчас. Я не спорю, вёл себя мрачно. Человеконенавистничество я подхватил ещё при прежнем строе.
И Савелий, наверняка, тоже жалуется во сне на что-то личное.
Всё в этом мире гармонично. Уродство одних компенсируется слепотой других. Хорошо, что хоть бог глухой.