новое имя
Никогда не забуду тот вечер. Пятница. Тринадцатое. Новолуние. Я тогда лежал по головной линии ( асфальтная болезнь раньше называлась) в первой трамве. Рядом лежал троцкий, энергичный еврей потому что и к тому же лёва, сказал нечто несуразное на просьбу покурить на улице и ему воткнули в мягкую часть жопы ножичек. А я всегда говорил, что чтобы зажечь хворост этого народа, нужна более надёжная крыша чем красное словцо. Потом был вася, его сбила спортивная машина, ночью, при чём он трезв был как стекло. Чист как слеза венеролога, отвечал, божился. Я тогда недоумевал где его второй кроссовок, если он такой трезвый. Оказалось, что когда человека сбивает машина, какая-то невиданная сила вырывает его из обуви, даже трезвого. И дед ещё один. Ему предприимчивый азербарджайнец переехал телегой ступню. Всеми колёсиками. Два раза. Обидчивые же все!
Помню времена плюнешь по ветру сразу в каратиста попадёшь. Потом через некоторое время плюнешь в другую сторону и думай гадай кто сильнее солнцевские или подольские. Потом чекистами все стали. Затем олигархами. Или в обратной последовательности. Но все по прежнему обидчивые, чуть что - сразу в амбицию. Как азербайджанец с тележкой той. А ведь что такое обида? Позитивный результат на несбыточные ожидания. Попросили закурить - дай. Не куришь - беги. Не можешь бежать - ползи. Есть силы ползти - кусай, рви, дави на глаз. Нету сил ползти - молись. Не умеешь молиться, ну не знаю, включи тупака, вспомни считалку про десять негритят, выпей в конце концов абрикосового нектара. Но никогда не обижайся. Это плохо для кармы.
Короче, ближе к ночи к нам в крыло привезли кадра. У него был явный открытый перелом бедра. Ну перепеленали его, загипсовали, он лежит, дёргается весь. В палатах места не было, всё таки восьмое марта прошло - дикая ажиотация в это время. Врач смотрящий по крылу подошёл, четыре куба релашки бахнул ему - не берут! А он ругается весь, угрожает, глаза бегают по потолку, вылитый хавьер бардем. Только иссякший в массе. Полночи орал, а потом стих. Мы подумали заснул, горемышный.
На утро дед, пошёл на костылях-то, посмолить папироску. Глядь, а кадр на подоконнике сидит. Окно открыто, ветер колышит разные неряшливые небритости. Гипс ножовкой пилит. Где он взял ножовку в больнице! Сидит, пилит, язык высунул от удовольствия. Я так понимаю собственный гипс пилить, это не марка твена цитировать. Дед ему и говорит: "Что же ты, дурья башка делаешь. У тебя же открытый перелом бедра. Вот ажно кость торчит." А кадр отвлекается на секунду, ощупывает деда колючим нехорошим взглядом, переводит взгляд на его костыль. Прозревает на секунду. И говорит: "Дед, ты мне костыль, подставь, я сейчас раз-два и в дамки." Дед опешил пуще веры брежневой и опять ему - дурень, бу-бу-бу, перелом, бу-бу-бу. А тот такой улыбнулся как хавьер бардем и молвит: Да мне похуй. Я на костыль запрыгну, прыг-скок и в лесок. Я же белочка". Тогда дед и позвал врача.
А потом, уже ближе к вечеру, в крыло вошли три тени. С одной тенью кадр заговорил дрожащим, совершенно трезвым голосом. будто бы сразу попустило, ушли из свиней бесы собирать бисер в другие палестины. Мол, узнаю Вас, Сан Саныч. Именно тогда я узнал, что на каждую белочку в нашем успешном городе выделен специальный Егерь с двумя подручными. Они собирают белочек по городу, и отвозят в тринадцатый зооуголок. Там хорошо. Вишнёвые сады по маю расцветают. И белочки ходят в красивых полосатых как матрас пижамках. Цитируя, наверно, друг другу покамест того самого марка твена.
https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=1550955445155569&id=100007233846987