Тридцать лет назад произошло чудо. Моя детская мечта, пришедшая ко мне лет в шесть, сразу после того, как я узнал, что мы - евреи и у нас есть своя страна - Израиль, вдруг стремительно и легко исполнилась.
Подготовка, сборы, расставания, дорога - все это происходило, как во сне. Спустившись по трапу, дед произнёс "Ше-хехеяну", а я, выходя из прохладного салона самолёта, захлебнулся горячим и влажным воздухом. "Теперь так будет всегда", - непроизвольно мелькнула в голове жуткая, предательская мысль, но затем я увидел розовое утреннее солнце, величественно встающее между двумя пальмами и страхи отхлынули, а влажный воздух перестал душить. Я понял, что мы вернулись домой.
Мои родители вовсе не были отважными сионистами, но, когда ржавый железный занавес со скрипом и стоном лишь начал приподыматься над просторами СССР, они, как я хорошо теперь понимаю, с ошеломляющей и безумной отвагой рванули в неизвестность, даже не думая оглядываться.
Может быть потому, наше вживание в Израиль происходило так легко и почти безболезненно. Через полгода папа уже снова продолжал писать свою работу "о поведении бозе-конденсата жидкого гелия", получая за это ещё не профессорскую, но всё же совсем не репатриантскую зарплату в Технионе, на соседнем факультете стал профессором его брат.
Мама сдала экзамен и после десятилетнего перерыва внезапно снова вернулась в фармакологию, тётя - жена папиного брата тоже продолжила работать по специальности.
Сестра попала в технологический класс, в котором восемь русскоязычных девочек, так взяли 20 остальных учеников своего класса - мальчиков сабр в оборот, что те уже через несколько месяцев заискивающе и покорно слушали Цоя и "Ласковый май".
Маленькая кузина - фантазёрка освоилась с ивритом настолько, что сумела зачем-то убедить свою учительницу в первом классе, что она сабра из марроканской семьи (розыгрыш раскрылся на первом же родительском собрании, куда пришла её светловолосая и не столь утончённая в иврите мама).
А я продолжил начатую в Перми учёбу в Технионе, ещё и получив зачёт за сданные в ПГУ предметы, включая "Историю КПСС".
Конечно, от хрустального, волшебного и идеального Израиля, существовавшего лишь в моём детском воображении, не осталось ни следа уже через полгода жизни в реальной стране. Но с тех пор, почти за две трети моей жизни, ни в кровавые годы "Осло", ни в окаянные и душные дни "Размежевания", мне ни разу даже не пришло в голову пожалеть о сделанном выборе.
Мы вернулись домой. Вернулись, закончив две тысячи лет блужданий по свету: от Багдада - до Толедо, от Рейна - до Камы. Вернулись навсегда. И у семерых внуков и внучек моих родителей вопрос о выборе уже и не стоит - для них нет языка понятней иврита и страны роднее Израиля. Круг замкнулся.