Как Вуська Большая Рукавичка артисткой становилась
Зовут меня Вуська Большая Рукавичка. Вернее Варвара Юрьевна Большая - Рукавичка. Но суть дела это, конечно, не меняет.
В возрасте 5 лет я впервые попала в театр. Спектакль назывался «Панночка». Я четко помню только его финал: гарные хлопцы бегали по сцене и кричали: «Панночка помЕрла! Панночка помЕрла!» Тогда-то я и решила, что обязательно стану артисткой, и уже мне будут кричать: «Вусечка померла! Вусечка померла!» Сие зрелище виделось мне умопомрачительным.
В 14 лет я решила, что пора бы уже приблизиться к своей мечте. В местном дворце творчества работал театральный кружок, в который я и пришла, польстившись на роль Мальвины. Но ее я, девочка небольшого роста, но с достаточно плотной комплекцией, почему-то не получила. Зато меня сразу ввели в спектакль под названием «Девушка и море». Нет, роль девушки мне тоже не досталась. Я играла белую чайку. Упитанную белую чайку с южного взморья, если быть точными. Моей задачей было пробегать из правой кулисы в левую, останавливаясь по центру, и издавая длительный тоскливый крик: «А-а-а-а-а!!!»
Так я бегала на протяжении двух с половиной лет, пока однажды не споткнулась об шнур софита и не грохнулась, издавая совсем другой, но не менее тоскливый и протяжный звук. Итак, меня с позором выгнали из детской самодеятельности.
В этом же году я окончила школу и, окрыленная опытом и грандиозным успехом, в котором я почему-то не сомневалась, отправилась в Москву. Поступать в театральный институт.
Жить мне было негде, и спать, соответственно, тоже. На вторые сутки моего пребывания в столице нашей Родины, я познакомилась с Иванычем. Мужичком лет эдак 65-ти с благородной профессией - смотритель биотуалетов. Иваныч профессию свою любил, потому что в перерыве между сбором денег за справление нужды, успевал изрядно выпить. А главное, что всего этого безобразия не видела его сварливая жена, что способствовало миру в семье. Не знаю, как уж Иваныч прятался от своего начальства, но его почему-то не увольняли.
В шесть утра поток клиентов был невелик, а в распоряжении Иваныча было целых две кабинки. В одной из них он и разрешил мне немного поспать. Учитывая свое нелегкое и, прямо скажем, безвыходное положение, я согласилась.
Приняв удобную, насколько это было возможно, позу, я отошла, так сказать, в мир иной. В царство Морфея тобеж.
Не знаю, как долго я пробыла в биотуалете, но, когда меня разбудил сотрудник доблестной милиции, солнце стояло где-то на полудне.
Каким-то чудом мне удалось уйти безнаказанно. И даже без последствий. Иваныча же уволили. За распитие спиртных напитков на рабочем месте. В то утро он почему-то решил петь. Громко и задорно, как в молодости. Этот запал его и погубил.
Я же, выспавшись, решила направиться в институт. Мне удалось пробиться на прослушивание в этот же день, что я посчитала знаком небывалой удачи.
Нас, 10 человек, жаждущих стать служителями Мельпомены, завели в абсолютно черную аудиторию. И потолок, и стены, и пол - все было выкрашено черной краской. «Как в катафалке», - подумала я, а колени в это время уже предательски дрожали. Страх встал комом в горле, а в глазах застыл невообразимый ужас. Выглядела я, наверное, жалко.
- Здравствуйте. Варвара Юрьевна Большая - Рукавичка. 17 лет. Город Оренбург, - представилась я комиссии.
- Какая сценическая фамилия, - усмехнулся мастер будущего курса.
- А я думал в Оренбурге только платки, - блеснул остроумием один из студентов, присутствующих на прослушивании.
Я попыталась улыбнуться, но получилось лишь скривить нервный оскал.
- Что будете читать? - пробубнил экзаменатор, глядя в какие-то бумажки.
- Достоевский. «Идиот».
- Вы, правда, так считаете? - усмехнулся мастер, подкуривая сигарету и вальяжно разваливаясь на своем стуле.
Сути вопроса я не поняла, но зачем-то кивнула головой.
- И что из идиота Федора Михайловича вы бы хотели продемонстрировать, Большая Рукавичка?
- Сам роман, - бойко ответила я, радуясь, что мою фамилию запомнили.
- Ну, уж весь, пожалуй, не стоит, - усмехнулся мастер.
- Нет-нет! Только кусочек, - поспешила я успокоить комиссию.
- Отрывок. Следует говорить отрывок, - печально вздохнул экзаменатор и качнулся на стуле.
Казалось бы, ничего сверхъестественного не произошло… Но на этом моменте я окончательно стушевалась и забыла текст. Не удалось мне вспомнить ни прозы, ни басни, ни стихотворения.
Стоит ли уточнять, что дальше меня не пропустили, и на следующий день я уже тряслась в поезде?
Но я не расстраиваюсь. Запомните мое имя, потому что Вуська Большая Рукавичка еще станет артисткой. Это я вам обещаю!
В возрасте 5 лет я впервые попала в театр. Спектакль назывался «Панночка». Я четко помню только его финал: гарные хлопцы бегали по сцене и кричали: «Панночка помЕрла! Панночка помЕрла!» Тогда-то я и решила, что обязательно стану артисткой, и уже мне будут кричать: «Вусечка померла! Вусечка померла!» Сие зрелище виделось мне умопомрачительным.
В 14 лет я решила, что пора бы уже приблизиться к своей мечте. В местном дворце творчества работал театральный кружок, в который я и пришла, польстившись на роль Мальвины. Но ее я, девочка небольшого роста, но с достаточно плотной комплекцией, почему-то не получила. Зато меня сразу ввели в спектакль под названием «Девушка и море». Нет, роль девушки мне тоже не досталась. Я играла белую чайку. Упитанную белую чайку с южного взморья, если быть точными. Моей задачей было пробегать из правой кулисы в левую, останавливаясь по центру, и издавая длительный тоскливый крик: «А-а-а-а-а!!!»
Так я бегала на протяжении двух с половиной лет, пока однажды не споткнулась об шнур софита и не грохнулась, издавая совсем другой, но не менее тоскливый и протяжный звук. Итак, меня с позором выгнали из детской самодеятельности.
В этом же году я окончила школу и, окрыленная опытом и грандиозным успехом, в котором я почему-то не сомневалась, отправилась в Москву. Поступать в театральный институт.
Жить мне было негде, и спать, соответственно, тоже. На вторые сутки моего пребывания в столице нашей Родины, я познакомилась с Иванычем. Мужичком лет эдак 65-ти с благородной профессией - смотритель биотуалетов. Иваныч профессию свою любил, потому что в перерыве между сбором денег за справление нужды, успевал изрядно выпить. А главное, что всего этого безобразия не видела его сварливая жена, что способствовало миру в семье. Не знаю, как уж Иваныч прятался от своего начальства, но его почему-то не увольняли.
В шесть утра поток клиентов был невелик, а в распоряжении Иваныча было целых две кабинки. В одной из них он и разрешил мне немного поспать. Учитывая свое нелегкое и, прямо скажем, безвыходное положение, я согласилась.
Приняв удобную, насколько это было возможно, позу, я отошла, так сказать, в мир иной. В царство Морфея тобеж.
Не знаю, как долго я пробыла в биотуалете, но, когда меня разбудил сотрудник доблестной милиции, солнце стояло где-то на полудне.
Каким-то чудом мне удалось уйти безнаказанно. И даже без последствий. Иваныча же уволили. За распитие спиртных напитков на рабочем месте. В то утро он почему-то решил петь. Громко и задорно, как в молодости. Этот запал его и погубил.
Я же, выспавшись, решила направиться в институт. Мне удалось пробиться на прослушивание в этот же день, что я посчитала знаком небывалой удачи.
Нас, 10 человек, жаждущих стать служителями Мельпомены, завели в абсолютно черную аудиторию. И потолок, и стены, и пол - все было выкрашено черной краской. «Как в катафалке», - подумала я, а колени в это время уже предательски дрожали. Страх встал комом в горле, а в глазах застыл невообразимый ужас. Выглядела я, наверное, жалко.
- Здравствуйте. Варвара Юрьевна Большая - Рукавичка. 17 лет. Город Оренбург, - представилась я комиссии.
- Какая сценическая фамилия, - усмехнулся мастер будущего курса.
- А я думал в Оренбурге только платки, - блеснул остроумием один из студентов, присутствующих на прослушивании.
Я попыталась улыбнуться, но получилось лишь скривить нервный оскал.
- Что будете читать? - пробубнил экзаменатор, глядя в какие-то бумажки.
- Достоевский. «Идиот».
- Вы, правда, так считаете? - усмехнулся мастер, подкуривая сигарету и вальяжно разваливаясь на своем стуле.
Сути вопроса я не поняла, но зачем-то кивнула головой.
- И что из идиота Федора Михайловича вы бы хотели продемонстрировать, Большая Рукавичка?
- Сам роман, - бойко ответила я, радуясь, что мою фамилию запомнили.
- Ну, уж весь, пожалуй, не стоит, - усмехнулся мастер.
- Нет-нет! Только кусочек, - поспешила я успокоить комиссию.
- Отрывок. Следует говорить отрывок, - печально вздохнул экзаменатор и качнулся на стуле.
Казалось бы, ничего сверхъестественного не произошло… Но на этом моменте я окончательно стушевалась и забыла текст. Не удалось мне вспомнить ни прозы, ни басни, ни стихотворения.
Стоит ли уточнять, что дальше меня не пропустили, и на следующий день я уже тряслась в поезде?
Но я не расстраиваюсь. Запомните мое имя, потому что Вуська Большая Рукавичка еще станет артисткой. Это я вам обещаю!