Дед родился не в Карсе
Мой прадед умер молодым. В свои 32 года он успел жениться и родить пятерых детей. А еще он успел настолько испортить свое здоровье при помощи алкоголя, что о причине его смерти в семье говорили просто: умер от пьянства.
Был он каким-то мелким работником на железной дороге Тбилиси-Карс. Родственники моей прабабушки поначалу очень гордились своим зятем: он работал не батраком, не зеленщиком, а носил форменную фуражку железнодорожника и получал жалованье от казны.
Судя по всему, если бы не пьянство, то семья жила бы вполне сносно. А так денег вечно не хватало. Семья часто переезжала и жила во всех городах по всей протяженности ветки от Тифлиса и до Карса. И дети рождались кто в Тифлисе, кто в Карсе, а кто в Александрополе (современном Гюмри). Так получилось, что дед мой, первый ребенок в семье, родился в Тифлисе. Но семья как раз переезжала в Карс, и дедушку моего записали в метрические книги уже в Карсе, в том самом храме, изображение которого я выставил в качестве сегодняшнего юзерпика. Так, мальчик, родившийся в Тбилиси, на всю жизнь получил запись в паспорте, о том, что он родился в Карсе.
Когда моему дедушке Гайку исполнилось 5 лет, его отдали в ученики сапожнику в Тифлисе. Сапожник этот был грузином (вопреки сложившемуся мнению, будто все сапожники в Тифлисе были армяне). О том, как хорошо мальчику жилось в семье мастера довольно красноречиво говорили многочисленные шрамы, покрывавшие голову моего дедушки. Но, так или иначе, профессией сапожника он овладел в совершенстве, а железное здоровье помогло выжить и не пропасть в большом богатом городе, где никому не было дела до мальчика из далекого Карса. Но ремесло сапожника, как оказалось, было не самым главным и важным из того, чему он научился в доме своего хозяина. Семья была грузинской и он в совершенстве овладел грузинским языком, любовь к которому сохранил на всю жизнь. Он настолько хорошо им владел, что ни один грузин никогда бы не решил, что это не родной язык. Именно этот язык, потом спас жизнь моему дедушке. А дело было так.
30 октября 1920 года Турки заняли Карс и занялись тем, чем они собственно говоря занимались с 1895 года с небольшими перерывами - а именно уничтожением мирного армянского населения. К тому времени прабабушка моя уже овдовела. После смерти своего отца, Гайк остался единственным кормильцем семьи. Он продолжал работать в Тифлисе и даже умудрялся посылать немного денег матери, младшим братьям и сестре. Когда до Тифлиса дошли тревожные слухи о том, что турки могут дойти и до Карса, Гайк отправился туда, с целью забрать семью к себе. Ему уже в то время было 17 лет. Но до Карса он добраться не успел. Все дороги были забиты беженцами, но своих среди них он не находил. В конце концов он с группой беженцев был схвачен турками. Гайк был одет как горожанин и явно выделялся среди остальных. Его допросили первым. Он притворился, что не понимает ни армянского, ни турецкого. Отвечал он туркам невпопад и только по-грузински. Тогда привели переводчика. Дед представился грузином, назвал имя и фамилию хозяйского сына и сказал, что ехал в Карс по поручению отца. Толмач долго с ним беседовал, выспрашивал имена приказчиков в лавке, имена и род занятий соседей в Тифлисе. Особенно долго расспрашивал о семье, мол откуда, из какого региона Грузии родом и т.д. Но для гайка ответить на эти вопросы не представляло труда, так как с раннего детства жил в этой семье. В конце концов, турки поверили, что он не армянин, Они сказали ему, что в Карс проехать нельзя, дали ему мешок пшеницы и отпустили. Что стало с остальными догадаться не трудно. Деду моему неслыханно повезло. Он выменял пшеницу на какую-то клячу и на ней добрался до Тифлиса.
Зимой 1921 года до Тифлиса дошла его мать. Она смогла привести с собой двоих своих сыновей, Арама и Хачика. Дочь Манушак, которую звали Мано, пропала без вести. Прабабушка моя, Заруи Овакимовна, дожившая до 1965 года рассказывала, что она с детьми бежала от турок через старинный каменный мост (он до сих пор является одной из достопримечательностей Карса). Толпа людей бежала через мост, а турки стреляли по ним из винтовок. В тот момент все ее четверо детей были с ней. Она не могла бежать быстро из-за маленького Левона, Тогда она приказала старшим бежать вперед не оглядываясь. Дети послушались и убежали. И это их спасло. Потому что сразу после этого пуля попала в маленького Левона, убив его сразу. Заруи же была только ранена в ногу. На какое-то время она потеряла сознание и турки приняли ее за мертвую, тем более, что она была вся в крови младшего сына.
Арам, Хачик и Мано, убежавшие вперед, в суматохе потеряли друг друга. В то время люди бежали кто куда мог. Арам и Хачик попали в толпу беженцев, бежавшую в сторону Тифлиса. В последствии с другой партией беженцев туда добралась и их мать. Уже на территории Грузии они вновь встретились. В Тифлисе их и нашел мой дедушка, который не прекращал поиски и встречал все партии беженцев. А Мано все посчитали погибшей.
Мано попала в группу беженцев, которая решила пробираться в Иран. С огромным трудом, через обледеневшие перевалы, беженцы добрались до территории Ирана. Сирот, в том числе и Мано отдали на воспитание армянской общине, которая определила ее в приют для девочек. Мано выросла и превратилась в черноглазую белокожую красавицу (черные, как маслины глаза при белоснежной коже - отличительная черта моего деда и его сестры; сегодня я вижу те же глаза и ту же кожу у своего младшего сына). Ее встретил и полюбил армянин, американский гражданин, состоятельный бизнесмен, ведущий бизнес в Иране. От их брака успел родиться сын. Муж Мано погибает в автомобильной катастрофе. Американская родня мужа оставляет ее без наследства и вообще средств к существованию. Это уже происходит после Второй мировой войны. Тогда, когда Сталин разрешил армянам Диаспоры переехать в Советскую Армению. Надеясь только на чудо, Мано обратилась за помощью в Советское Консульство. Она сказала, что в Тбилиси должен жить ее старший брат Гайк Гаспарян. Так нашли моего деда, и Мано с сыном смогла приехать и повидать родных.
О судьбе Хачика, который воевал в партизанском отряде, я уже писал. Арам был политруком и погиб на фронте в 1941 году.
Дед мой прожил долгую и очень интересную жизнь. Попадал в очень трудные жизненные ситуации, но ему всегда везло, как повезло тогда, в ноябре 1920-го.
Сегодня 24-е апреля. И мы, потомки чудом выживших сирот, вспоминаем своих предков, не переживших эти страшные события.
Был он каким-то мелким работником на железной дороге Тбилиси-Карс. Родственники моей прабабушки поначалу очень гордились своим зятем: он работал не батраком, не зеленщиком, а носил форменную фуражку железнодорожника и получал жалованье от казны.
Судя по всему, если бы не пьянство, то семья жила бы вполне сносно. А так денег вечно не хватало. Семья часто переезжала и жила во всех городах по всей протяженности ветки от Тифлиса и до Карса. И дети рождались кто в Тифлисе, кто в Карсе, а кто в Александрополе (современном Гюмри). Так получилось, что дед мой, первый ребенок в семье, родился в Тифлисе. Но семья как раз переезжала в Карс, и дедушку моего записали в метрические книги уже в Карсе, в том самом храме, изображение которого я выставил в качестве сегодняшнего юзерпика. Так, мальчик, родившийся в Тбилиси, на всю жизнь получил запись в паспорте, о том, что он родился в Карсе.
Когда моему дедушке Гайку исполнилось 5 лет, его отдали в ученики сапожнику в Тифлисе. Сапожник этот был грузином (вопреки сложившемуся мнению, будто все сапожники в Тифлисе были армяне). О том, как хорошо мальчику жилось в семье мастера довольно красноречиво говорили многочисленные шрамы, покрывавшие голову моего дедушки. Но, так или иначе, профессией сапожника он овладел в совершенстве, а железное здоровье помогло выжить и не пропасть в большом богатом городе, где никому не было дела до мальчика из далекого Карса. Но ремесло сапожника, как оказалось, было не самым главным и важным из того, чему он научился в доме своего хозяина. Семья была грузинской и он в совершенстве овладел грузинским языком, любовь к которому сохранил на всю жизнь. Он настолько хорошо им владел, что ни один грузин никогда бы не решил, что это не родной язык. Именно этот язык, потом спас жизнь моему дедушке. А дело было так.
30 октября 1920 года Турки заняли Карс и занялись тем, чем они собственно говоря занимались с 1895 года с небольшими перерывами - а именно уничтожением мирного армянского населения. К тому времени прабабушка моя уже овдовела. После смерти своего отца, Гайк остался единственным кормильцем семьи. Он продолжал работать в Тифлисе и даже умудрялся посылать немного денег матери, младшим братьям и сестре. Когда до Тифлиса дошли тревожные слухи о том, что турки могут дойти и до Карса, Гайк отправился туда, с целью забрать семью к себе. Ему уже в то время было 17 лет. Но до Карса он добраться не успел. Все дороги были забиты беженцами, но своих среди них он не находил. В конце концов он с группой беженцев был схвачен турками. Гайк был одет как горожанин и явно выделялся среди остальных. Его допросили первым. Он притворился, что не понимает ни армянского, ни турецкого. Отвечал он туркам невпопад и только по-грузински. Тогда привели переводчика. Дед представился грузином, назвал имя и фамилию хозяйского сына и сказал, что ехал в Карс по поручению отца. Толмач долго с ним беседовал, выспрашивал имена приказчиков в лавке, имена и род занятий соседей в Тифлисе. Особенно долго расспрашивал о семье, мол откуда, из какого региона Грузии родом и т.д. Но для гайка ответить на эти вопросы не представляло труда, так как с раннего детства жил в этой семье. В конце концов, турки поверили, что он не армянин, Они сказали ему, что в Карс проехать нельзя, дали ему мешок пшеницы и отпустили. Что стало с остальными догадаться не трудно. Деду моему неслыханно повезло. Он выменял пшеницу на какую-то клячу и на ней добрался до Тифлиса.
Зимой 1921 года до Тифлиса дошла его мать. Она смогла привести с собой двоих своих сыновей, Арама и Хачика. Дочь Манушак, которую звали Мано, пропала без вести. Прабабушка моя, Заруи Овакимовна, дожившая до 1965 года рассказывала, что она с детьми бежала от турок через старинный каменный мост (он до сих пор является одной из достопримечательностей Карса). Толпа людей бежала через мост, а турки стреляли по ним из винтовок. В тот момент все ее четверо детей были с ней. Она не могла бежать быстро из-за маленького Левона, Тогда она приказала старшим бежать вперед не оглядываясь. Дети послушались и убежали. И это их спасло. Потому что сразу после этого пуля попала в маленького Левона, убив его сразу. Заруи же была только ранена в ногу. На какое-то время она потеряла сознание и турки приняли ее за мертвую, тем более, что она была вся в крови младшего сына.
Арам, Хачик и Мано, убежавшие вперед, в суматохе потеряли друг друга. В то время люди бежали кто куда мог. Арам и Хачик попали в толпу беженцев, бежавшую в сторону Тифлиса. В последствии с другой партией беженцев туда добралась и их мать. Уже на территории Грузии они вновь встретились. В Тифлисе их и нашел мой дедушка, который не прекращал поиски и встречал все партии беженцев. А Мано все посчитали погибшей.
Мано попала в группу беженцев, которая решила пробираться в Иран. С огромным трудом, через обледеневшие перевалы, беженцы добрались до территории Ирана. Сирот, в том числе и Мано отдали на воспитание армянской общине, которая определила ее в приют для девочек. Мано выросла и превратилась в черноглазую белокожую красавицу (черные, как маслины глаза при белоснежной коже - отличительная черта моего деда и его сестры; сегодня я вижу те же глаза и ту же кожу у своего младшего сына). Ее встретил и полюбил армянин, американский гражданин, состоятельный бизнесмен, ведущий бизнес в Иране. От их брака успел родиться сын. Муж Мано погибает в автомобильной катастрофе. Американская родня мужа оставляет ее без наследства и вообще средств к существованию. Это уже происходит после Второй мировой войны. Тогда, когда Сталин разрешил армянам Диаспоры переехать в Советскую Армению. Надеясь только на чудо, Мано обратилась за помощью в Советское Консульство. Она сказала, что в Тбилиси должен жить ее старший брат Гайк Гаспарян. Так нашли моего деда, и Мано с сыном смогла приехать и повидать родных.
О судьбе Хачика, который воевал в партизанском отряде, я уже писал. Арам был политруком и погиб на фронте в 1941 году.
Дед мой прожил долгую и очень интересную жизнь. Попадал в очень трудные жизненные ситуации, но ему всегда везло, как повезло тогда, в ноябре 1920-го.
Сегодня 24-е апреля. И мы, потомки чудом выживших сирот, вспоминаем своих предков, не переживших эти страшные события.