(no subject)
У меня на рабочем столе дома стоит портрет.
Eго соорудил художник Пинхас Пауль Хебер (1923 -2011).
Kогда Пинхас умер я положил Гитлера себе в карман.
Cейчас жалею что не успел спросить Пинхаса зачем он слепил Адольфа.
Но текст, который сейчас вы прочтете
принадлежит совсем другому еврею
тоже деревянному скульптору из Ришон Лециона
Моше Абрамовичу
я с ним по четвергам.
"... И вот однажды селекцию провели в самом блоке, а не на плацу... Это было так.
В середине каждого барака стояла печка, такой куб с двумя трубами по концам, примерно по пол-метра в каждую сторону.
А нары были возле стен. Мы лежали в ряд по 5 человек, прямо на голых досках.
Соломы не было.
Так вот. Пришёл в блок какой-то врач. Все сейчас говорят: "Менгеле! Менгеле!"
Я не знаю, был ли это Менгеле. Какой-то врач, немец.
"Алес юден арибер ансайд!" Мы были в бараке все вместе - поляки, бельгийцы - всякие.
Евреев отогнали отдельно. Нам приказали раздеться и по одному подходить к врачу.
Кроме врача там были ещё два эсэсовца.
Один должен был говорить номер заключённого, а другой записывал этот номер.
Голые евреи по одному подходили к врачу, он осматривал их со всех сторон.
Рядом с врачом стояли 2 этих эсэсовца и записывали больных.
После чего каждый перешагивал через полуметровую печку.
Там собирались все вместе опять, только часть из нас уже была "записана".
Настала и моя очередь.
У меня на голени была тогда рана, я боялся и хотел быстро пройти, чтобы не заметили.
Когда врач сказал мне повернуться, я побежал вперед.
Но он вернул меня и заставил повернуться спиной. После чего меня записали.
Я в ту же секунду понял, зачем меня записывают. Я был приговорён к смерти.
Я никогда, никогда не забуду, какие мысли пронеслись у меня в голове...Какие?
"Что делать? Выхватить у эсэсовца пистолет и застрелить его...Убежать..."
Но некуда было бежать. Некогда было и думать...
Подошла моя очередь записывать свой номер у другого эсэсовца...
Он взял мою руку и прочитал номер: "Hundert vierzig zwei Tausende fünfhundert siebzig sechs!" (сто сорок две тысячи пятьсот семьдесят шесть). Зекце Зибицих! А мой номер Зекце Нойцег! "Hundert vierzig zwei Tausende fünfhundert neunzig sechs"! Девяносто шесть!
Когда мне ставили номер, недобили одну точку в цифре "9", и она стала похожа на "7"...
Я только молил Бога, чтобы второй эсэсовец повторил эту ошибку...
И он повторил этот ошибочный номер ещё раз...
...Я перешагнул через печку и оказался снова между заключёнными.
Некоторые стали меня успокаивать: "ничего, что тебя записали...ты уже отмучился...а нас ещё будут бить...а ты уйдёшь..."
Я молчал, и никому не говорил про ошибку эсэсовцев...
Я стоял и только молил Бога, чтобы не обнаружилась ошибка.
Прошло два - три дня. Мы уже знали эту процедуру.
Старший по блоку (поляк) должен был принести личные карточки заключённых и пойти с ними в комендатуру.
Когда он ушёл, я зашёл к нему в комнату (я не вру, клянусь своей семьёй и внуками, я говорю чистую правду!)
и увидел, что моя карточка осталась в бараке, он её не взял...
И я на 80 процентов понял, что останусь жить...
В тот же день прозвучала команда "Блокшпере!" и все зашли в барак. Пришли немцы, уже с собаками, и зачитывали номера. Они забрали записанных в тот знаменитый блок перед крематорием, о котором я уже рассказывал... Я остался... Те, кто меня успокаивали - недоумевали, почему меня не взяли? "Ведь тебя же записали?" - говорили они. "Меня?" - удивлялся я, -"меня никто не записывал"...
Только один мой друг, он сейчас живёт в Гиватаиме (город недалеко от Тель-Авива), мы с ним иногда встречаемся и сейчас, -знал мою историю, как я остался в живых. По ошибке. Я не знаю, есть ли ещё такие подобные случаи во всей истории Гитлера...
С тех пор не один раз мне приказывали пойти и исправить номер на более чёткий - когда нам выдавали одежду, они всегда ошибались и я их поправлял...Номер я не исправил...
Потом была ещё одна селекция."
А я жалею что не успел спросить Пинхаса зачем он слепил Гитлера.