Кучка мыслей об искусстве
Я до сих пор, спустя сутки, вижу эти картины. Хотя ночевали мы в разных местах: я у себя дома, на Площади Мужества, они - на канале Грибоедова, в Русском музее. По просьбе сердца глаза сделали их снимок и сохранили где-то в левой половине головы.
Я далекий от живописи человек и впечатлений от нее получаю, как правило, немного. В Третьяковке самые яркие чувства у меня вызвали Левитан и Серебрякова. В Эрмитаже - Матисс и Пикассо. Это были очень короткие посещения, я не изучал галереи зал за залом. Просто сходил на досуге. С Русским музеем также было - зашел с друзьями на часок. И все таки Кандинский, Малевич и Петров-Водкин успели меня основательно победить. Особенно Кандинский. Мне просто хватило в его картинах ...всего. И смысла - то есть мой ум (некая бесстрастная его часть) работал, искал сюжеты и детали, объяснял их. Воображение толковало, предлагало вторые и третьи смыслы. И было еще эмоциональное восприятие, настроенческое. Все это вместе меня так взбодрило, что у некоторых картин я стоял минут по 10. Для меня это много. И, кстати, стоял не зря, потому что порой понимание приходило волнами. Смотрю - черная крестьянка без лица на фоне синего неба. Пейзаж сельский. Все в порядке. А потом становится ясно, что она здесь как минимум мимолетная, а скорее всего даже чужая. Мысль вроде несложная - кто ж верит в вечность крестьянки? Но тут другое - и небу, и полю она как бэ не нужна. Возделываешь землю - валяй. Никто не против. Но ты другого ранжира. Муравей. Потому и внимания тебе не будет. Небо очень высокомерного цвета. А поле - ярко-отвлеченного. У них свои дела. Такие вот ассоциации.
"Импровизация" Кандинского (не помню номера) - сначала увидел настроение: яркие, жизнерадостные цвета, плавные линии, нет четких контуров. Радость сплошная. Потом смотрю внимательнее - а в картине полно смерти. Люди в шторме, кто-то стреляет, повешенные болтаются. Сюжет жуткий. Но на переднем плане развалилась собака и выкусывает блох. И становится понятно, что эти события (и даже смерть) - это просто жизнь. А в какие цвета ее разукрашивать - это мы сами решаем.
У Малевича поймал настроение невесомости. Как будто взрыв, но кто-то его контролирует. Вернее, "что-то" контролирует. У взрыва есть направление, границы (не жесткие, а как бэ "рекомендованные"). И он очень мощный. Внутренний. Отрывает от основ, подвешивает в воздухе детали и части. И становится ясно, что внутренняя система - вещь искусственная - может быть разрушена, а содержание останется. И в невесомости приобретет гораздо больший смысл.
А в финале была "Богоматерь" Петрова-Водкина. "Умиление злых сердец". Мое злое сердце она умилила. По крайней мере на время.
Это был важный поход в музей.
Я далекий от живописи человек и впечатлений от нее получаю, как правило, немного. В Третьяковке самые яркие чувства у меня вызвали Левитан и Серебрякова. В Эрмитаже - Матисс и Пикассо. Это были очень короткие посещения, я не изучал галереи зал за залом. Просто сходил на досуге. С Русским музеем также было - зашел с друзьями на часок. И все таки Кандинский, Малевич и Петров-Водкин успели меня основательно победить. Особенно Кандинский. Мне просто хватило в его картинах ...всего. И смысла - то есть мой ум (некая бесстрастная его часть) работал, искал сюжеты и детали, объяснял их. Воображение толковало, предлагало вторые и третьи смыслы. И было еще эмоциональное восприятие, настроенческое. Все это вместе меня так взбодрило, что у некоторых картин я стоял минут по 10. Для меня это много. И, кстати, стоял не зря, потому что порой понимание приходило волнами. Смотрю - черная крестьянка без лица на фоне синего неба. Пейзаж сельский. Все в порядке. А потом становится ясно, что она здесь как минимум мимолетная, а скорее всего даже чужая. Мысль вроде несложная - кто ж верит в вечность крестьянки? Но тут другое - и небу, и полю она как бэ не нужна. Возделываешь землю - валяй. Никто не против. Но ты другого ранжира. Муравей. Потому и внимания тебе не будет. Небо очень высокомерного цвета. А поле - ярко-отвлеченного. У них свои дела. Такие вот ассоциации.
"Импровизация" Кандинского (не помню номера) - сначала увидел настроение: яркие, жизнерадостные цвета, плавные линии, нет четких контуров. Радость сплошная. Потом смотрю внимательнее - а в картине полно смерти. Люди в шторме, кто-то стреляет, повешенные болтаются. Сюжет жуткий. Но на переднем плане развалилась собака и выкусывает блох. И становится понятно, что эти события (и даже смерть) - это просто жизнь. А в какие цвета ее разукрашивать - это мы сами решаем.
У Малевича поймал настроение невесомости. Как будто взрыв, но кто-то его контролирует. Вернее, "что-то" контролирует. У взрыва есть направление, границы (не жесткие, а как бэ "рекомендованные"). И он очень мощный. Внутренний. Отрывает от основ, подвешивает в воздухе детали и части. И становится ясно, что внутренняя система - вещь искусственная - может быть разрушена, а содержание останется. И в невесомости приобретет гораздо больший смысл.
А в финале была "Богоматерь" Петрова-Водкина. "Умиление злых сердец". Мое злое сердце она умилила. По крайней мере на время.
Это был важный поход в музей.