(no subject)
Вчера умерла Галя.
Мне даже нечего сказать. Я пыталась вспомнить, как мы познакомились и не смогла. Помню ее начиная с момента, когда мы ходили на прием к Путину. А потом помню всегда. При возникновении любой проблемы, я беззастенчиво набирала ее номер. Подвозила после собраний в МБСе домой, спорила до хрипоты о чистоплотности врачей (она, конечно, уверяла меня, что все врачи только что не святые, а я вопила, что гады). Отмахивалась от ее постоянных попыток засунуть нам в фонд на оплату то линолеум в РДКБ, то дитя какого-нибудь. А потом всетки брала, но грозила, что должна она мне теперь пожизненно и сама периодически пыталась запихнуть ей какой-нибудь непростой случай. Обычная жизнь НКОшников.
Последний раз я была у нее в 62 больнице летом. Сидела у ее кровати минут пять, целовала ее руку и болтала всякую фигню ни о чем, лишь бы не зареветь при ней - она понимающе улыбалась, прикрыв глаза. Потом Валя меня выпер и я, наконец, вволю поревела в коридоре.
Я люблю тебя, Галя.
Мне даже нечего сказать. Я пыталась вспомнить, как мы познакомились и не смогла. Помню ее начиная с момента, когда мы ходили на прием к Путину. А потом помню всегда. При возникновении любой проблемы, я беззастенчиво набирала ее номер. Подвозила после собраний в МБСе домой, спорила до хрипоты о чистоплотности врачей (она, конечно, уверяла меня, что все врачи только что не святые, а я вопила, что гады). Отмахивалась от ее постоянных попыток засунуть нам в фонд на оплату то линолеум в РДКБ, то дитя какого-нибудь. А потом всетки брала, но грозила, что должна она мне теперь пожизненно и сама периодически пыталась запихнуть ей какой-нибудь непростой случай. Обычная жизнь НКОшников.
Последний раз я была у нее в 62 больнице летом. Сидела у ее кровати минут пять, целовала ее руку и болтала всякую фигню ни о чем, лишь бы не зареветь при ней - она понимающе улыбалась, прикрыв глаза. Потом Валя меня выпер и я, наконец, вволю поревела в коридоре.
Я люблю тебя, Галя.