ЧИН-ЧИН
ЧИН-ЧИН
(половецко-печенежская притча)
Сидя на завалинке у юрты, глядя на происходящее вокруг, два умудренных жизнью аксакала - печенег и половец, рассуждали со вздохом:
- Бедные чиновники! Сверху на них давит непосильная тяжесть вертикальной номенклатуры, требующая обуздать народ и загнать его в предписанное стойло, а снизу - тот самый народ, который чихать на них хотел, посмеивается над ними, и потихоньку, доступными средствами, пилит им ножки у кресел. Вот и приходится им крутиться, как мусор в степи, подгоняемый ветром, и болтать все, что взбредет в голову, чтобы и свою нужность перед верхами обозначить, и свою власть непокорному народу как бы показать. А иначе - кирдык… Либо снимут, либо - скинут…
- А тут еще и нефть в цене рухнула, - добавил старый печенег, который, отродясь, нефть не видал и ничего, ни таньги с нее не имел…
- А ведь они живут на наши, народные деньги! - осенило половца, - и он добавил вопросительно:
- И зачем они нам за наши скромные таньга пакостят, за нами подсматривают, нас подслушивают и поднюхивают?
- Да, - согласился печенег, - на свои деньги никто бы и не пакостил…
И оба замолчали, продолжая озирать степь в ожидании заката солнца.
И каждый при этом думал: «Вот, мы молчим, а чин-чинов страх разбирает: мол, если молчат, не иначе, что-то замышляют. И это у них аж до ужаса и паники доходит».
*
А в это время по всей Великой степи бездомные собаки рылись в мусорных свалках; по ночам их сменяли крысы; мыши разносили свою мышиную лихорадку; выползали клещи, грозя энцефалитом; от засохшей грязи поднималась пыль… Лишь пенсионный возраст был поднят на недосягаемую высоту. И тоскливо было на душе у каждого, ходя и за державу обидно.
