(no subject)
Уже пятый день, как выходя из дома, сливаешься с дождем, не спасают дождевики и резиновые сапоги, дождь капает с капюшона на маленькое красное яблочко, которое ешь впопыхах, перебегая от одной лужи к другой, очки уже давно перестали служить окном в мир, но желтые мокрые ковры, сморщенные от дождя каштаны и ярко-зеленая трава и листва на деревьях по-прежнему радуют глаз. Забегаешь купить кофе в пахнущую уютом (кофе всегда пахнет уютом, или уют, наверно, пахнет кофе) кофейню, потом забегаешь по традиции в один из букинистических, которых сразу несколько рядом, пока роешься в полках, слышишь как двое пожилых шведов беседуют так: интересно, нет ли у них русско-шведского словаря? Второй отвечает: да, скоро нам всем понадобится такой. И китайский тоже. Смеются собственному остроумию. Затем обращаются к дяденьке с глазами, которые то ли очень добрые, то ли немного маньячные, иногда сложно определить тонкую грань, нет ли русско-шведского словаря, а тот отвечает, что уже недавно купили, и дяденьки радуются правдивости своей теории, вот видишь, кто-то оказался умнее нас. Я выкладываю 40 крон за томик совсем ранней Сильвии Платт, ныряю в свой капюшон, как улитка прячется в домик, и уползаю под дождь, и он уже давно не радует, он стал одним из серых, куда-то спешащих пешеходов, которым конечно не все равно, но на улице они кажутся именно такими. А потом они тоже заходят купить кофе, которые вдыхает в них жизнь, или же словарь, который выжимает из них чувство юмора. А я дожидаюсь вечера, оставляю дома уставшую семью и ухожу в полумрак церкви, на концерт, где переливаются голоса, выудившие из домов целых сто двадцать шведов. Эти голоса поют средневековые псалмы, старинные песнопения Италия с Англией перетекают в более современные алилуйи Грузии и Эстонии, датский уходит на задний план, при приглушенном свете огромных люстр я гляжу на красивые, почти неземные фигуры со второго этажа храма, а они не видят никого, и поют, поют о братьях огненных, сестрах водяных, и с ними уже поют все птицы и звери братца Франциска из Ассизи, и древние камни Кортоны, и Богородица Дева подпевает своим голосом неземным, и блеет барашек Блейка. Добираясь домой, все еще слышу в пустоте маленького этого города звон голосов, прерываемый лишь парой ночных велосипедистов и каплями вспомнившего о своем долге заунывного осеннего дождя.
