(no subject)
Однажды, осенью, я сидела на небольшой площади в небольшом сицилийском городке, пила кофе и смотрела на прохожих. Наверно, это одно из моих любимых занятий в новых городах, да и необязательно новых. Я могу часами, если у меня таковые имеются, сидеть в кафе и смотреть на прохожих, вне зависимости от того, где я, лишь бы место было более менее людным. Иногда попадаются совсем пустые кафе, на окраине города, если вдруг меня забрасывает туда по какой-то странной судьбе. Тогда я стараюсь завести разговор с тем, кто в кафе имеется, пораспрашивать о городе, местных, иностранцах, что и как, вобщем, о жизни. Порой даже делаю фото на прощание.
Но если кафе в людном месте, таком, как центр Мадрида или Рима, куда, прячась от жары, постоянно заглядывают за чем-то прохладительным и местные и туристы, причем первых мне приятней видеть, но это конечно понятно и наверно не только мне, то я устраиваюсь поуютней, после кофе заказываю какую-то еду и бокал вина или пива, потом достаю из сумки книгу и конечно ничего не могу прочесть.
Но я увлеклась. В тот день народу в кафе было мало. Какие-то туристы пили пиво и громко обсуждали карту города, пара местных парней смотрели телевизор, двое высоких чернокожих мужчин все сновали туда-сюда, принося в кафе продукты: свежие фрукты, овощи, соки. Было солнечно, но не жарко, идеальная погода для долгих прогулок. Поздний октябрь в южных странах - это благодать. В Швеции в то время уже шли дожди и люди прятались под зонты, кутались в теплые куртки и смиренно ждали конца весны: раньше этого им солнца не видать. Ну, или так: теплого солнца им точно не видать. А на этом дальнем, южном острове наступило самое приятное время года, когда уже не припекает, но вполне себе можно надеть сарафан и лишь закинуть в рюкзак легкий жакет на вечер.
Напротив кафе, где я сидела, находилась старая церковь, красивая именно в своей обветшалости, песочного цвета, небольшая. Допивая кофе, я думала, что обязательно зайду туда, как только выйду из кафе. На небольшой площадке рядом сновали дети, гоняли голубей. Мариам присоединилась к ним, выпросив у меня остаток булки. Через несколько минут к церкви подъехала машина, из нее вышли двое мужчин. Они достали из машины коричневый гроб и зашли с ним в церковь. Вышли минуты через три, сели в машину и уехали. Сегодня вечером в этой церкви будет отпевание, подумала я. Расплатившись, я взяла Мариам за руку, и покатив коляску Микаэла, который мирно спал, мы подошли к церкви. Я не знала, стоит ли туда заходить или нет, но все же мы зашли. Давно нигде я не видела, или скорей не слышала, такого умиротворения, если его конечно можно услышать. Тишина там звенела. Гроб стоял на столике перед алтарем, церковь освещалась лишь одним лучом солнца, застывшим в воздухе из узкого окна в стене. Мало икон, картин, свечей. Почти пустая, с красивой люстрой, свисающей с высокого потолка. И этим гробом, как-то очень органично вписывающимся в это пространство, в этот медленный теплый день, и делающий все это каким-то настоящим, напоминающим о том, что помимо суеты и веселья рядом молча ходит грусть, и нет ничего естественней этого. Вдруг тихо заиграла музыка, и мы увидели в углу органиста. В церковь зашли двое женщин, сели неподалеку от гроба и было видно, что они молятся. Мы стояли тихо, не вмешиваясь в чужое горе, но и не игнорируя его. Почему-то не хотелось уходить из этой церкви, но мне было сложно объяснить Мариам, рвущейся на улицу, почему я хочу еще немного постоять там. И мы вышли, оставив заженной одну свечку в той тишине, где музыка сливалась с молитвой и не нарушала эту тишину. Совсем не нарушала.
Дети уже не гоняли голубей, и солнце закрыли тучи. Мы медленно пошли в сторону моря, откуда пахло водорослями и жареной кукурузой. Тебе грустно? - спросила меня дочка, и я улыбнулась. Нет, совсем, как раз наоборот.
Но если кафе в людном месте, таком, как центр Мадрида или Рима, куда, прячась от жары, постоянно заглядывают за чем-то прохладительным и местные и туристы, причем первых мне приятней видеть, но это конечно понятно и наверно не только мне, то я устраиваюсь поуютней, после кофе заказываю какую-то еду и бокал вина или пива, потом достаю из сумки книгу и конечно ничего не могу прочесть.
Но я увлеклась. В тот день народу в кафе было мало. Какие-то туристы пили пиво и громко обсуждали карту города, пара местных парней смотрели телевизор, двое высоких чернокожих мужчин все сновали туда-сюда, принося в кафе продукты: свежие фрукты, овощи, соки. Было солнечно, но не жарко, идеальная погода для долгих прогулок. Поздний октябрь в южных странах - это благодать. В Швеции в то время уже шли дожди и люди прятались под зонты, кутались в теплые куртки и смиренно ждали конца весны: раньше этого им солнца не видать. Ну, или так: теплого солнца им точно не видать. А на этом дальнем, южном острове наступило самое приятное время года, когда уже не припекает, но вполне себе можно надеть сарафан и лишь закинуть в рюкзак легкий жакет на вечер.
Напротив кафе, где я сидела, находилась старая церковь, красивая именно в своей обветшалости, песочного цвета, небольшая. Допивая кофе, я думала, что обязательно зайду туда, как только выйду из кафе. На небольшой площадке рядом сновали дети, гоняли голубей. Мариам присоединилась к ним, выпросив у меня остаток булки. Через несколько минут к церкви подъехала машина, из нее вышли двое мужчин. Они достали из машины коричневый гроб и зашли с ним в церковь. Вышли минуты через три, сели в машину и уехали. Сегодня вечером в этой церкви будет отпевание, подумала я. Расплатившись, я взяла Мариам за руку, и покатив коляску Микаэла, который мирно спал, мы подошли к церкви. Я не знала, стоит ли туда заходить или нет, но все же мы зашли. Давно нигде я не видела, или скорей не слышала, такого умиротворения, если его конечно можно услышать. Тишина там звенела. Гроб стоял на столике перед алтарем, церковь освещалась лишь одним лучом солнца, застывшим в воздухе из узкого окна в стене. Мало икон, картин, свечей. Почти пустая, с красивой люстрой, свисающей с высокого потолка. И этим гробом, как-то очень органично вписывающимся в это пространство, в этот медленный теплый день, и делающий все это каким-то настоящим, напоминающим о том, что помимо суеты и веселья рядом молча ходит грусть, и нет ничего естественней этого. Вдруг тихо заиграла музыка, и мы увидели в углу органиста. В церковь зашли двое женщин, сели неподалеку от гроба и было видно, что они молятся. Мы стояли тихо, не вмешиваясь в чужое горе, но и не игнорируя его. Почему-то не хотелось уходить из этой церкви, но мне было сложно объяснить Мариам, рвущейся на улицу, почему я хочу еще немного постоять там. И мы вышли, оставив заженной одну свечку в той тишине, где музыка сливалась с молитвой и не нарушала эту тишину. Совсем не нарушала.
Дети уже не гоняли голубей, и солнце закрыли тучи. Мы медленно пошли в сторону моря, откуда пахло водорослями и жареной кукурузой. Тебе грустно? - спросила меня дочка, и я улыбнулась. Нет, совсем, как раз наоборот.