Немножко стихов.
Вообще, я очень спокойно отношусь к стихам. Хорошая проза торкает больше.
Но некоторые стихи умудряются выворачивать меня из себя наружу, рвать мозг и просто...нравятся.
Наверное, все дело в образах, которые стихи вызывают в моем мозгу законченного визуала.
* * *
Высокий и узкий мост над путями,
свистки паровозов, грохот сцеплений,
безногий нищий с кепкой и медяками
под кустом цветущей сирени,
город ставен с сердечками и песчаных улиц,
белый утром, днем желтый и ночью синий,
где есть свой парикмахер, свой безумец,
свой базар с влажно-гнилым прилавком, пропахшим дыней,
Господи, с веснущатой рыжей жизнью
двух близнецов за забором хлипким,
со звуком из сада ученическим, чистым
будущей первой скрипки,
с комком у горла чуть ли
не у моего, но себя не вижу,
с дальней родственницей - белой, щуплой
девочкой над блюдцем двупалых вишен,
с острым кровосмесительным чувством
к ней, с полудетской лаской,
с теплым воздухом, в котором пусто,
как на каникулах в классной,
с дядькой, который все время шутит,
пританцовывая, и лет через десять,
Господи, умрет и обо всем забудет,
и еще через двадцать в последней строфе воскреснет.
* * *
Между тем, эта вымышленная жизнь
не хуже твоей, не хуже моей,
с теснотой по-коровьи толпящихся дней
(наподобье национальных меньшинств),
со свежевыкрашенным в хате полом,
где бухгалтер ходил, прятал ключи,
жил - голый череп в очках - долго
с женой и двумя дочерьми,
там не меньше пылает солнце,
чем здесь, и коза пасется,
и приезжего жениха кормят обильно...
(Помнишь? - спрашиваю сестру. -
Помню - пыльно).
О, возможно на то и старость,
чтоб увидеть их счастье как шум и ярость,
но в спасительном свете, спасительном свете, и не иначе.
(Мы там жили еще на даче).
Там ходили с тазами они вчетвером
в баню, и возвращались, отмытый запах
клумбы с дымчатым табаком
проникал в их ноздри, и в черных накрапах,
чуть припудренный желтой пыльцой,
шелковистый мак источал свой свет...
Помнишь? Помню - идут между матерью и отцом
и смеются, не зная, что не было их и нет.
Владимир ГАНДЕЛЬСМАН.
немножко стихов.
Но некоторые стихи умудряются выворачивать меня из себя наружу, рвать мозг и просто...нравятся.
Наверное, все дело в образах, которые стихи вызывают в моем мозгу законченного визуала.
* * *
Высокий и узкий мост над путями,
свистки паровозов, грохот сцеплений,
безногий нищий с кепкой и медяками
под кустом цветущей сирени,
город ставен с сердечками и песчаных улиц,
белый утром, днем желтый и ночью синий,
где есть свой парикмахер, свой безумец,
свой базар с влажно-гнилым прилавком, пропахшим дыней,
Господи, с веснущатой рыжей жизнью
двух близнецов за забором хлипким,
со звуком из сада ученическим, чистым
будущей первой скрипки,
с комком у горла чуть ли
не у моего, но себя не вижу,
с дальней родственницей - белой, щуплой
девочкой над блюдцем двупалых вишен,
с острым кровосмесительным чувством
к ней, с полудетской лаской,
с теплым воздухом, в котором пусто,
как на каникулах в классной,
с дядькой, который все время шутит,
пританцовывая, и лет через десять,
Господи, умрет и обо всем забудет,
и еще через двадцать в последней строфе воскреснет.
* * *
Между тем, эта вымышленная жизнь
не хуже твоей, не хуже моей,
с теснотой по-коровьи толпящихся дней
(наподобье национальных меньшинств),
со свежевыкрашенным в хате полом,
где бухгалтер ходил, прятал ключи,
жил - голый череп в очках - долго
с женой и двумя дочерьми,
там не меньше пылает солнце,
чем здесь, и коза пасется,
и приезжего жениха кормят обильно...
(Помнишь? - спрашиваю сестру. -
Помню - пыльно).
О, возможно на то и старость,
чтоб увидеть их счастье как шум и ярость,
но в спасительном свете, спасительном свете, и не иначе.
(Мы там жили еще на даче).
Там ходили с тазами они вчетвером
в баню, и возвращались, отмытый запах
клумбы с дымчатым табаком
проникал в их ноздри, и в черных накрапах,
чуть припудренный желтой пыльцой,
шелковистый мак источал свой свет...
Помнишь? Помню - идут между матерью и отцом
и смеются, не зная, что не было их и нет.
Владимир ГАНДЕЛЬСМАН.
немножко стихов.