Литейщик (глава из повести)
В начале мая в град Петров наконец пришла долгожданная весна. Льдины, ещё недавно плывшие по Неве плотным порядком, окончательно растаяли под солнцем, лучи которого всё более настойчиво пробивались сквозь тяжёлые, серые с черным отливом тучи, которые неохотно уступали своё место чистому небу перед взорами мещан. Одна такая, плотная, грозная, похожая на гигантский броненосец, висела сейчас прямо над Адмиралтейством, и занимала всё внимание молодого рабочего, впервые приехавшего в столицу с далёкого юга. Таких фантасмагорических туч он отродясь не видывал в своём Ростове, как и многого другого: грандиозных дворцов и соборов, гранитных набережных, мостов, статуй, садов... Не говоря уже о изысканно-нарядной публике, прогуливающейся прямо сейчас по Николаевской набережной. Всё это он узрел первый раз в жизни, и сейчас жадно впитывал глазами, чтобы пересказать увиденное домашним по возвращении.
«А ведь не поверят! Как можно в такое поверить!» - с лёгкой досадой подумал он и повернул голову к своему приятелю, рабочему из Новороссийска, направленному, как и он сам, Владикавказской железной дорогой на курсы литейщиков при Обуховском заводе.
- Как думаешь, Паша, поверят нам, что мы тут стоим и всё это видим? Всю эту красоту? А может быть и самого Государя Императора увидим, а? - спросил он с ноткой гордости.
- Ну, моя Даша поверит. Она вообще у меня доверчивая, как котёнок. А твоя, Максим? Поверит или нет?
- Не-а. Моя Катерина не поверит. Скажет: «сочинил ты всё, Максим, потому как всё время привираешь, как дышишь». А мне вот обидно станет. Потому как это неправда, и ничуть я не привру.
- С подозрением она у тебя, да?
- Да ревнивая она, вот и всё! - выдохнул Максим. - Одним словом, казачка!
- А как тут не заревнуешь, когда вокруг столько красавиц ходит! Барышни! Ну просто загляденье!
Тут оба приятеля ещё раз оглядели себя. Они изо-всех сил старались держать фасон, чтобы не выглядеть пугалами среди столичной публики. Но, не смотря на добротные, пошитые на заказ ещё дома костюмы-тройки и приобретённые уже здесь фуражки с лакированными козырьками, оба выглядели законченными провинциалами. Их выдали бы домашний покрой их пиджаков, созданных по лекалам, уже вышедшим из моды, смуглый цвет их лиц и характерный южный говор. Но, увы, местной публике, и прежде всего дамам, до них не было решительно никакого дела.
Тот, что звался Максимом, был слегка застенчивый темноволосый ростовец двадцати двух лет от роду, среднего роста, с простым русским лицом, главными атрибутом которого был крупноватый нос, и ясные, добрые карие глаза, делавшие его отчасти привлекательным. Фамилия его была Лопатин, он работал в главных мастерских Владикавказской железной дороги, в литейном цеху, где отливали колёса и оси для паровозов. Несмотря на молодость он уже частенько покашливал, что было следствием постоянной работы в горячем цеху с его едкими испарениями. Впрочем, он не придавал этому никакого значения.
Его приятель был высок, сутул и носил малороссийскую и при этом тоже вполне рабочую фамилию Котляр. Лицом он был узковат и немного кривоват носом, но обладал бархатным мелодичным голосом, недурно умел петь и пользовался некоторым успехом у женщин одного с ним круга общения. При этом он мнил себя галантным и способным завоевать любую, пусть даже и из высшего общества. Сейчас он вновь стал откровенно глазеть на неспешно проходившую мимо молоденькую барышню, державшую в руках бежевый зонтик.
- Ух какая! - шепнул Паша Котляр на ухо Лопатину. - Талия осиная! А очи-то, очи!
- Не про тебя она, Павлик. Видишь, её кавалер догоняет…
Действительно, с девушкой поравнялся немного тяжеловатый мужчина, одетый в форму морского офицера. Пара остановилась недалеко от рабочих, прямо у гранитного парапета набережной. До них донеслись обрывки разговора.
- …какая приятная и неожиданная встреча, Мария Васильевна! Неужели вы прервали свой затвор?
- Вообще-то, Владимир Кириллович, как вам известно, я здесь неподалёку живу, и частенько гуляю. А сейчас вот пришла посмотреть на спуск крейсера. Алёша как раз сейчас там.
Девушка кивнула на противоположный берег Невы, где высилась громада судостроительного эллинга, украшенного разноцветными флагами. На водной глади неподалёку от места спуска кораблей на воду суетилось множество лодок и несколько паровых катеров.
- Между прочим, спешу вам сообщить, что я добиваюсь назначения именно на этот крейсер.
- Почему же не на броненосец? - с лёгкой насмешкой ответила девушка. - Данный тип судна больше вам подходит.
- Потому что его строит ваш брат, - с лёгкой обидой ответил офицер, - это, во-первых. Во-вторых, крейсер есть не судно, а корабль, быстрый и непоседливый, носящий, между прочим, женское имя богини. Служа на таком корабле, и находясь в открытом океане, я буду чаще вспоминать о вас, любезная Мария Васильевна.
- Очень романтично, любезный, Владимир Кириллович. Когда вы будете в открытом океане, я возможно тоже вспомню о вас. Если, конечно, не выйду замуж.
- Вы собираетесь замуж? - упавшим голосом спросил офицер.
- Прямо сейчас нет, - игриво ответила девушка. - Но потом, возможно. И вряд ли за моряка. Я не хочу сидеть одна на Васильевском по полгода.
Офицер совсем поник головой.
- Ну что же вы погрустнели, Владимир Кириллович! Не принимайте мои слова близко к сердцу. Пойдёмте лучше смотреть на спуск.
Молчавшие и наблюдавшие эту сцену рабочие разом оживились. И когда пара отошла, они принялись обсуждать увиденное.
- Смотри, как она его отшила, павлина этого расфуфыренного, - с воодушевлением произнёс Котляр.
- Отшила, не отшила - всё равно, она барышня, и на нашего брата мастерового и не глянет. Найдёт себе другого офицера, только сухопутного.
- А ты слышал, её брат корабли строит. Следовательно инженер!
Инженерам - моё почтение, - ответил Лопатин. - Наши они…почти. Хотя и господа. Всякие в общем попадаются. И в механике разумеют. Словом…пойдём тоже на спуск смотреть, кажись началось!
С того берега Невы донеслись звуки оркестра. Гуляющая публика разом хлынула к парапетам набережной. Лопатин и Котляр на миг опередили всех, и устроились на дававшей хороший обзор площадке, уселись поудобней прямо на холодный гранит и впились глазами в ворота громадного эллинга Нового Адмиралтейства.
Там происходила какая-то суета. Было невооруженным глазом видно скопление народа, оркестр то замолкал, то вновь начинал играть какой-то марш. Вдруг из эллинга показался острый, изогнутый нос военного корабля. Публика затаила дыхание. Прошла минута, и корабль, набирая ход, выскользнул из эллинга и рассекая волну, закачался на Неве. Над его корпусом, где пока отсутствовали трубы и мачты, на небольших флагштоках взвились один за другим два флага. Грянул артиллерийский салют. На том берегу закричали «ура». Такое же дружное «ура» грянуло с этого берега Невы, с Васильевского острова. Приятели-рабочие горланили с большим воодушевлением, стремясь перекричать остальных. И умолкли, кажется последними. К корпусу спущенного крейсера тем временем пришвартовался буксир и стал медленно разворачивать его. Люди, полюбовавшись крейсером в профиль, стали расходится.
Было одиннадцать часов одиннадцатого мая одна тысяча девятисотого года.
- Как корабль-то называется? - спросил Максим Лопатин у проходившего мимо матроса.
«Аврора» - последовал ответ.
***
- А, вот вы где!
Перед Котляром и Лопатиным внезапно, словно неоткуда возник небольшого роста вёрткий молодой человек с отчаянно-весёлыми глазами. В отличие от приятелей он был одет в измятый серый пиджак и промасленный картуз, никак не соответствующий месту. Слушатели курсов посмотрели на него с лёгким презрением.
- Васильченко? А ты как здесь оказался?
- Вас искал. И нашёл. Нетрудно было понять, куда вы направитесь. О спуске на воду «Авроры» все знают. Но штука в том, что сейчас ещё один спуск будет, на Балтийском заводе. И не какого-нибудь крейсеришки, а целого броненосца! Айда со мной, если хотите увидеть. Это здесь же, на Васильевском, но прямо отсюда видно не будет. На самую верфь пойдём!
- А пустят?
- Со мной пустят! Меня здесь каждая собака знает! Пойдём, живей! Вон уже катер царский пыхтит, как самовар, тоже сюда направляется. С царём и царицей.
- А мы их увидим?
- А шут его знает, может и увидим. А может и нет. Но на корабль посмотрим, красавец!
Васильченко был местным, рабочим не-то Путиловского, не то Балтийского завода. Он появился вдруг и прилепился к приезжим, как банный лист. Был словоохотлив, много рассказывал про город и его злачные места, и всё время намекал, что скоро они узнают от него нечто секретное. Куда бы не пошли приятели, он тут же оказывался рядом.
- Разоделись вы, товарищи, прямо как купцы первой гильдии! Буржуи, прямо!
- Сам ты буржуй! - ответил Котляр. Просто значит, чтобы в грязь лицом не ударить…
- Перед кем, перед господами этими? Всё равно вы для них хамы и батраки. К тому же, вас же за версту видно, что вы не местные.
Рабочие обиженно замолчали. Они давно свернули с праздничной набережной на какую-то не-то улицу, не то линию, а потом Васильченко повёл их лабиринтами между угрюмых заводских зданий из красного кирпича. Внезапно он остановился и обернулся к ним.
- Вы не дуйтесь, а лучше слушайте, я вам дело говорю! Сколько к тому берегу не греби, а всё равно к нашему отнесёт. К рабочему. Потому что мы из одного теста. Без нас тут ничего не вертится - паровозы не ходят, трамваи, пароходы, паровое отопление, динамо-машины, мосты тоже без не разводятся! Не будет нас - город встанет. Мы есть рабочий класс, понимаете? А они, - кивнул он в сторону Николаевской набережной, - другие классы. И между нами - борьба! Кто кого, понимаете?
Максим немного понимал. Его старший брат через эту борьбу шесть лет назад загремел на каторгу, вернулся чахоточный, и вскоре помер. Он понимал, но держался от политики подальше. Сейчас он промолчал. Котляр же и вовсе осадил Васильченко:
- Вот, что. Ты нам пропаганду свою не разводи, социалист! Нам того не надобно. Хотел показать броненосец - веди. Только без этого, твоего... А не хочешь - прямо сейчас разбегаемся.
Васильченко нахмурился и вздохнул.
- Эх, темнота, ничего в своё время и до вас дойдёт. В общем, считайте, что вы ничего от меня не слышали. Топаем дальше!
Каким образом они попали на закрытую территорию верфи Балтийского завода, было известно лишь одному Васильченко. Только разом очутились они у громадного эллинга, вокруг которого тоже собралась приличная толпа. Были здесь и рабочие, и инженеры и военные моряки и жандармы. Последние оцепили павильон, в котором должны были находится Государь и члены Императорской фамилии. Неподалёку стоял на изготовку оркестр.
Вертким ужом Лопатин ввинтился в толпу и толкаясь, вскоре оказался у воды, откуда обзор должен был быть лучше. В это время к пристани причалил нарядный паровой катерок. На его палубе стояли дамы в белых нарядах, с непременными зонтами в руках. И несколько мужчин в военной форме.
- Вон царь и царица, и мать ихняя, вдовствующая значит, - прогрохотал на ухо громкий шепот Васильченко, от которого отделаться было не так-то просто. Неподалёку маячил Котляр, на голову выше остальной публики.
Лопатин продолжал наблюдать, как по трапу на берег сошёл Государь, среднего роста человек с небольшой бородой и усами, одетый в чёрную морскую форму. Думать о нём, как о человеке Лопатину было волнительно и странно. Как никак - помазанник Божий, ранее видимый лишь на картинках. Но вот, нате - человек, обычный человек, и невысокий, и не могучий. Как будто самый заурядный.
Совсем иное впечатление произвели обе Императрицы, стройные, ослепительно красивые в своих длиннополых шляпках со страусиными перьями. Они смеялись, обменивались репликами с окружавшими их чинами флота и радовались хорошей погоде и торжественной обстановке.
В наступившей тишине прозвучали отрывистые команды, оркестр заиграл «Боже царя храни!», когда из эллинга показалась «Победа», именно так назывался новый броненосец. Лопатину он показался огромным, по сравнению с родными донскими пароходиками и баржами. Его спускали кормой. Всё более ускоряясь, он тяжело плюхнулся в воды Невы и силой инерции поплыл от берега. Было видно, как на нём отдавали якоря, чтобы прекратить движение. Внезапно одна из якорных цепей лопнула. Толпа от неожиданности охнула. Но второй якорь удержал махину корабля, и вскоре тот, успокоившись, заколыхался на волнах.
- Не к добру это было, - шепнул на ухо противный Васильченко. Знать судьба у корабля будет так себе[1]. Что, впрочем, не удивительно. Царь-то неудачливый.
- Почему неудачливый? - не понял Лопатин.
- А вот увидишь! Начал-то он Ходынкой[2], слыхал? Сколько народу подавили!
- Ну, бывает…не он же в том виноват?
- Как не он? - удивился Васильченко. - У нас царь за всё в ответе. Потому как самодержец и прочая, и прочая. Министров кто назначает - царь? Царь. И генерал-губернаторов. И иных сатрапов. Вот и думай, голова.
- Не может один человек за всё-всё-всё отвечать, - воспротивился Лопатин. И за якорную цепь тоже. Найдут кого-то и накажут.
- Известное дело, накажут. Литейщика или кузнеца. А вот того, кто сталь некачественную поставил, того, известное дело, не найдут. И так всегда. За всё только рабочий в ответе. Разве у вас не так? Разве это справедливо?
- А что рабочий? Рабочий молодец! - вмешался подошедший Котляр, не слышавший начало разговора. Эвон, какую махину склепали. Всё - нашими мозолистыми руками! Теперь вооружат и в бой, на страх врагам!
- Каким ещё врагам? - прищурился Васильченко. - Мы не с кем не воюем.
- Ну, так будем воевать! - заявил Котляр. С турками задерёмся, как обычно. Или с австрийцами. Будто бы воевать не с кем. Многие на Россию-матушку недобро косятся, козни строят.
- Эх, не тех, ты товарищ врагами считаешь. Нам, рабочему классу, внутренний враг страшен.
- Какой ещё, внутренний?
- А такой. В своё время скажу, не готовы вы ещё правду услышать. Пойдём выбираться отсюда.
Лопатин шёл нахмурившись. Вкрадчивые речи Васильченко вносили смуту и сомнения в его душу, не дав порадоваться двум событиям: зрелищу спуска военного корабля и лицезрению лиц императорской фамилии. Было в них, в речах, что-то, похожее на шумные реплики старшего брата-каторжанина, которые Максим, будучи тогда ещё совсем юным не слишком понимал. Было и что-то ещё. Недомолвками и недоговорками Васильченко умело подогревал интерес к некоей тайне, которую всё время обещал поведать, но всякий раз останавливался. Тайна эта пахла каторгой, но и слово «справедливость» было весьма значимым для Лопатина, успевшего за свою короткую жизнь не раз столкнуться с её противоположностью..
«Ладно, посмотрим, да разберёмся с этим Васильченко» - подумал Лопатин. «Главное - курсы успешно окончить и аттестат получить».
Аттестат сулил прибавку к жалованию, а значит и заветная мечта Лопатина - переезд из съёмной квартиры в собственный дом, становилась ближе.
[1] Эскадренный броненосец «Победа» в русско-японскую войну попал в руки японцам при сдаче Порт-Артура.
[2] На торжествах по случаю коронации Императора Николая II, на Ходынском поле, при раздаче подарков в давке погибло от 1300 до 4000 человек.