Левиафан: убить нельзя приручить
Катехизические беседы несут в себе возможность творческого участия и некоторый риск, например, в виде такого вопроса: «Если всё зло в мире от Дьявола, почему же Бог не убьет Его? Или Дьявола тоже будут судить в Конце времен?».
Вопрос привел катехизатора в состояние раздумья. Как ответить? Если Бог не может убить Дьявола, то Бог не всесилен. Если Бог может, но не хочет (жалеет всякое творение), тогда получается что Дьявол Богу дороже, чем человек. Оба ответа не хороши.
Попробуем разобраться, откуда взялся Дьявол и что он собой представляет (хотя бы в первом приближении, на уровне Символа веры). Опираться будем на Священное писание.
«И я увидел ангела, сходящего с неба, который имел ключ от бездны и цепь великую в руке своей. И он схватил дракона, змея древнего, который есть Диавол и Сатана, и связал его на тысячу лет» (Откр. 20:1-2). Цитата из последней книги отсылает нас к началу Писания, рассказу о грехопадении (Быт. 3:1). Похоже, шаг правильный.
В этом рассказе змей назван хитрейшим из зверей полевых. Священный Автор употребил здесь слово «нахаш» (змея, медянка), а не «сараф» (змей, серафим). Заметим в скобках, что оба слова могли быть использованы, ибо фигурируют в кн. Числ. 21:8-9 в рассказе о том, как Бог велел Моисею изготовить змея (сараф), и Моисей изготовил медного змея (нахаш) и прибил его к древку. Итак, никакого намека на божественное происхождение змея, искусившего первых людей, не усматривается.
Слово «дьявол» означает «клеветник», а слово «сатана» - «противоречащий». Все это соответствует смыслу Писания, ибо змей, только раскрыв рот пасть, стал сразу же клеветать на Бога и противоречить Ему. Пока всё сходится, одна незадача - говорящие змеи в природе не описаны. Движемся дальше.
Прояснить вопрос помогает псалом 103. «Вот море, без меры велико, и в нем живности нет числа, малые твари при больших, там плывут суда, и там же - змий, Тобою сотворенный, чтобы играть с ним» (в пер. С.С. Аверинцева). В Синодальном тексте Писания вместо «змий» стоит слово «левиафан» (евр. «ливьятан», извивающийся). Глагол «играть» позволяет нам сделать смысловой рывок. Для того чтобы играть, нужно иметь избыток силы и свободу. Итак, в данном случае левиафан это символ тварной свободы и силы.
На первый взгляд, концепция свободы тварного мира противоречит всемогуществу Бога. Но ведь и человеку Бог даровал свободу, и Его всесилие не потерпело ущерба. И мир, и человек всё также целиком во власти Бога.
Человек в некотором смысле часть тварного мира. Внутри у него маленький (или немалый) левиафан. Как писал Н. Бердяев, «в человеке хаос шевелится». Змей может заиграться, совершить хулиганство и даже преступление. Тогда говорят, что дьявол овладел человеком.
Теперь ясно, что убить левиафана невозможно, пришлось бы уничтожить и тварный мир, и человека. А вот как его приручить? О том, что это было бы желательно, говорить не приходится.
С точки зрения Ветхого Завета приручить левиафана - безнадежное дело. В кн. Иова мы читаем такую речь, полную иронии: «Можешь ли ты удою вытащить левиафана и веревкою схватить за язык его? вденешь ли кольцо в ноздри его? проколешь ли иглою челюсть его? будет ли он много умолять тебя и будет ли говорить с тобою кротко? сделает ли он договор с тобою, и возьмешь ли его навсегда себе в рабы? станешь ли забавляться им, как птичкою, и свяжешь ли его для девочек твоих?» (Иов 40:29-24).
На эти риторические вопросы в Новозаветной истории нашелся конкретный ответ. В житии святого великомученика Георгия Победоносца имеется эпизод - спасение им царевны от змея (дракона), свершившееся, согласно большинству указаний, уже после смерти и прославления святого. Эпизод можно рассматривать как аллюзию на цитированный отрывок кн. Иова. Св. Георгий поразил змея в челюсть. Поверженного змея царевна связала своим поясом и повела в город. Невозможное свершилось!
Итак, змей может быть укрощен, но не человеческой только силой, а силой Божьей и заступничеством святых, предстоящих перед Божьим престолом.
Теперь можно вернуться к вопросу Суда над змеем. У Бердяева («Русская идея») есть мысль о том, что человек призван не к пассивной, а к активной эсхатологии. Н.А. говорит о творческом призвании человека в конце истории. В чем же это призвание? Какова его творческая сила?
Может быть, эта задача именно состоит в том, чтобы укротить змея, а затем привести на Суд? После Суда и человек (уже без греха) и тварный мир (уже без змеиных замашек) могли бы получить от Христа дар Новой жизни.
Вопрос привел катехизатора в состояние раздумья. Как ответить? Если Бог не может убить Дьявола, то Бог не всесилен. Если Бог может, но не хочет (жалеет всякое творение), тогда получается что Дьявол Богу дороже, чем человек. Оба ответа не хороши.
Попробуем разобраться, откуда взялся Дьявол и что он собой представляет (хотя бы в первом приближении, на уровне Символа веры). Опираться будем на Священное писание.
«И я увидел ангела, сходящего с неба, который имел ключ от бездны и цепь великую в руке своей. И он схватил дракона, змея древнего, который есть Диавол и Сатана, и связал его на тысячу лет» (Откр. 20:1-2). Цитата из последней книги отсылает нас к началу Писания, рассказу о грехопадении (Быт. 3:1). Похоже, шаг правильный.
В этом рассказе змей назван хитрейшим из зверей полевых. Священный Автор употребил здесь слово «нахаш» (змея, медянка), а не «сараф» (змей, серафим). Заметим в скобках, что оба слова могли быть использованы, ибо фигурируют в кн. Числ. 21:8-9 в рассказе о том, как Бог велел Моисею изготовить змея (сараф), и Моисей изготовил медного змея (нахаш) и прибил его к древку. Итак, никакого намека на божественное происхождение змея, искусившего первых людей, не усматривается.
Слово «дьявол» означает «клеветник», а слово «сатана» - «противоречащий». Все это соответствует смыслу Писания, ибо змей, только раскрыв рот пасть, стал сразу же клеветать на Бога и противоречить Ему. Пока всё сходится, одна незадача - говорящие змеи в природе не описаны. Движемся дальше.
Прояснить вопрос помогает псалом 103. «Вот море, без меры велико, и в нем живности нет числа, малые твари при больших, там плывут суда, и там же - змий, Тобою сотворенный, чтобы играть с ним» (в пер. С.С. Аверинцева). В Синодальном тексте Писания вместо «змий» стоит слово «левиафан» (евр. «ливьятан», извивающийся). Глагол «играть» позволяет нам сделать смысловой рывок. Для того чтобы играть, нужно иметь избыток силы и свободу. Итак, в данном случае левиафан это символ тварной свободы и силы.
На первый взгляд, концепция свободы тварного мира противоречит всемогуществу Бога. Но ведь и человеку Бог даровал свободу, и Его всесилие не потерпело ущерба. И мир, и человек всё также целиком во власти Бога.
Человек в некотором смысле часть тварного мира. Внутри у него маленький (или немалый) левиафан. Как писал Н. Бердяев, «в человеке хаос шевелится». Змей может заиграться, совершить хулиганство и даже преступление. Тогда говорят, что дьявол овладел человеком.
Теперь ясно, что убить левиафана невозможно, пришлось бы уничтожить и тварный мир, и человека. А вот как его приручить? О том, что это было бы желательно, говорить не приходится.
С точки зрения Ветхого Завета приручить левиафана - безнадежное дело. В кн. Иова мы читаем такую речь, полную иронии: «Можешь ли ты удою вытащить левиафана и веревкою схватить за язык его? вденешь ли кольцо в ноздри его? проколешь ли иглою челюсть его? будет ли он много умолять тебя и будет ли говорить с тобою кротко? сделает ли он договор с тобою, и возьмешь ли его навсегда себе в рабы? станешь ли забавляться им, как птичкою, и свяжешь ли его для девочек твоих?» (Иов 40:29-24).
На эти риторические вопросы в Новозаветной истории нашелся конкретный ответ. В житии святого великомученика Георгия Победоносца имеется эпизод - спасение им царевны от змея (дракона), свершившееся, согласно большинству указаний, уже после смерти и прославления святого. Эпизод можно рассматривать как аллюзию на цитированный отрывок кн. Иова. Св. Георгий поразил змея в челюсть. Поверженного змея царевна связала своим поясом и повела в город. Невозможное свершилось!
Итак, змей может быть укрощен, но не человеческой только силой, а силой Божьей и заступничеством святых, предстоящих перед Божьим престолом.
Теперь можно вернуться к вопросу Суда над змеем. У Бердяева («Русская идея») есть мысль о том, что человек призван не к пассивной, а к активной эсхатологии. Н.А. говорит о творческом призвании человека в конце истории. В чем же это призвание? Какова его творческая сила?
Может быть, эта задача именно состоит в том, чтобы укротить змея, а затем привести на Суд? После Суда и человек (уже без греха) и тварный мир (уже без змеиных замашек) могли бы получить от Христа дар Новой жизни.