бРОДИЛКА ДВЕТЫСЯЧИДВЕНАДЦАТЬ. ДЕНЬ ВОСЕМНАДЦАТЫЙ. ДЖОМСОМ-ТРЕК. ГАЗА -ЛАРДЖУНГ
-в начало-
Утром восемнадцатого дня мы встретились с Учителем у его дома. Он положил в мой рюкзак небольшой пакет с личными вещами, и вскинул поклажу себе за спину. Причем мне показалось, что молодой мужчина даже слегка просел, и я остановила его, чтобы отрегулировать посадку рюкзака. Делать это пришлось мне самой, потому что Учитель не имел никакого понятия, как это делается.
Ну вот, вроде рюкзак сел хорошо, можно идти.
Накануне мы с ним определились, что я никуда не спешу, поэтому мы доходим до Ларджунга и встаем там на ночлег.
Сразу после Газы автомобильная дорога некруто забирает вверх и делает несколько поворотов.
За одним из них мой спутник, идущий немного впереди, приостановился, дождался от меня искреннего «Ах!», удовлетворенно улыбнулся краешком скорбно сомкнутого рта и продолжил путь. Да и как можно было не ахнуть, когда за поворотом перед вами воссияла белая ледяная громада, слегка задекорированная утренними облаками.
А вскоре над нашими головами запрыгали огромные серые лангуры. Я остановилась поглазеть на них, и они, как по моей заявке, начали перелетать с дерева на дерево. Так и не знаю, промахнулся один серый великан или просто у него сегодня был день экстрима, но он с шумом пролетел сквозь крону дерева и свалился вниз метров с пяти. Все обезьяны заорали, и я, надо сказать, тоже))
В районе Kalopani трекеры покидают автомобильную дорогу, переходя по подвесному мосту на другой берег Кали Гандаки. Сразу после переправы можно здорово срезать извилистый путь, вскарабкавшись круто вверх, ориентируясь на одинокий домик на вершине.
И вскоре вы входите в длинную светлую деревню Lete, в которой я даже узрела вывеску «Интернет». Есть ли там сам интернет - я не проверяла. В Газе нет.
Весь путь через Lete мы прошли в компании двух маленьких разбойниц лет семи. Умопомрачительные маленькие оторвы, грязные и косматые, очаровательно неловкие, какими бывают только маленькие дети, брели в школу. Их рваные ранцы то волочились в пыли за своими небрежными хозяйками, то вскарабкивались на детские плечики. Иногда подружки вдруг начинали ими меняться, трогательно помогая друг другу. Было ясно, что девчонки невероятно близки, может быть даже сестры, хотя были совершенно не похожи друг на друга. Они шли то обняв друг друга за талию крест-на крест, то - вложив одну грязную маленькую ладошку в другую, то начинали дружно шкодить.
Мое появление их безумно взбудоражило, и они стали носиться вокруг, как озорные щенки. Дергали за лямки рюкзака, что-то тянули из его карманов, что-то в них засовывали, а когда я резко оборачивалась - отбегали и начинали громко хохотать надтреснутыми грубыми голосами.
Чтобы защитить свои тылы, я была вынуждена прислониться спиной к каменной ограде, и с этих позиций отстреливаться фотографировать негодяек. Но тут меня нагнал Учитель, задержавшийся для беседы с одним из своих многочисленных родственников, и строго заговорил с девчонками. То ли он сказал, что он педагог, то ли они и сами знали это, но только неугомонные дети в раз присмирели и засеменили рядом с моим угрюмым спутником, преданно заглядывая в его лицо снизу вверх.
Он размеренно шагал в своей странной манере - свесив голову вниз и вперед, и, взмахивая ей, как мул, в такт каждому шагу. Шел и выговаривал девчонкам строгим «учительским» голосом. Иногда коротко поглядывал на них и что-то спрашивал, а они нестройным хором ему отвечали.
Но это был явно не урок английского))
Я часто видела таких маленьких оторв на просторах Индостана. И так же часто встречала девушек, прекрасных как бабочки, аккуратно причесанных, с живыми цветами в смоляных косах, одетых в яркие сари, увешанных украшениями, и выходящих в таком вот виде махать кайлом на строительстве дороги, или таскать кирпичи и мешки с цементом на своей прекрасной ухоженной головке. Причем они умудрялись при встрече с иностранной тетенькой еще смущенно прикрывать свое лицо уголком расшитого золотой нитью пыльного сари. И я задавалась вопросом: на каком этапе из куколки-замарашки выпархивает прекрасная бабочка? Куда деваются маленькие разбойницы с всклоченными головами и хриплым ямщицким хохотом? На каком этапе своей жизни маленькая дикарка превращается в прекрасную пэри?
Но в этом году я встретила в Ришикеше свою обожаемую ВинИту, которую называла ВинитУ, на индЕйский манер, и закрыла для себя эту тему. Не все отчаянные бандитки становятся застенчивыми принцессами. Моя Виниту, родив двух детей, выбившись из бедности, став хозяйкой маленького гестхауса, так и не превратилась в типичную индийскую скромницу. Нет-нет, да и угадывалась в этой молодой женщине, в ее порывистых движениях, в резком хохоте, в манере поддергивать вверх сползающие шальвары, в косо сидящем камизе, маленькая чумазая разбойница.
Вот она, моя Виниту...
Пройдя деревню насквозь, вы спускаетесь к Кали Гандаки, которая в этих краях достигает своей максимальной ширины. Весной, до прихода мунсуна, большая часть пересохшего русла представляет из себя плотную утрамбованную гравийную дорогу, там и сям пересекаемую мелкими ручейками. И вы идете по самому глубокому ущелью мира, по сиреневому дну пересохшей горной реки, а по бокам уносятся в небо восьмитысячники. Акварельный пейзаж этого ущелья так безупречен, что и не буду пытаться описать его: смотрите, КАК рисует природа!
Но хотелось бы мне посмотреть на эти места и когда река разливается от края до края - а так происходит в августе-сентябре.
Вскоре после вступления в Kokhethani, вы опять возвращаетесь на западный берег Кали по очередному подвесному мосту. Немного проходите по автомобильной дороге, и если вы путешествуете осенью, то можете вновь избежать приличного крюка и спуститься к речному руслу, только теперь уже к руслу впадающей в Кали Chatta Khola.
Начинался дождик, я упаковала камеру в рюкзак, и мы ускорились. Но дождик так и не пролился, просто мы зашли в Ларджунг в густой сиреневой облачности, и это сиренево-серые тона очень шли этой волшебной местности. Странно, что я ни от кого не слышала комплиментов Ларджунгу, примостившемуся на широком изгибе Кали Гандаки у подножья громадной Даулагири. Ни в одном отчете я не вычитала восхищения его мощеными улочками, белыми домами с коричневыми ставнями, сердечными жителями и уютными гестхаусами. По крайней мере, мой гестхаус был удивительно уютный! Большой зажиточный тибетский дом, с ванными в комнатах гостей, с верхней и нижней столовой и выходом в сад. А сами гостевые комнатки крохотные и простенькие, но чистые и выбеленные.
Обещанной горячей воды не оказалось - облачность! Солар не нагрел баки, и старенькая бабушка затащила в мою комнату ведро горячей воды. Бабуля громко и со свистом дышала, извиняющееся улыбалась синюшными губами, и у меня защемило сердце…
...Она немного постояла в дверях, теребя передник, и глядя на меня добрыми слезящимися глазами, потом заглянул симметричный дедушка и ее увел.
Ужинала я с Учителем и Молодой хозяйкой. Они живо гоняли дальбат по большому блюду, общались, громко обсасывали жирные пальцы, смеялись, смачно рыгали, утирали рот запястьем, а я боролась с приступами тошноты. Было очень стыдно за мою эстетскую брезгливость, и я всячески пыталась ее побороть, но мои педагогические усилия потерпели крах)))
Доев дальбат, Молодая Хозяйка вытерла руки о свои волосы, и захлопотала с моим чаем.
А Бабушка с нами не ела, а сидела на лавочке и что-то перебирала из зерен. На нее было очень тепло смотреть, можно было даже согреться, ежели кто замерз.
После чая мы договорились, что завтра поспим аж до 6 часов, сходим налегке в бонский монастырь и к пещере Падмасабхавы, а потом по завтракаем и двинем в Марфу. Учитель спросил, откуда я так хорошо знаю окрестности, и я протянула ему Лонели Планет «Трекинг в Непале». Он с интересом полистал ее, показал мне свою родину - где-то в районе Эвереста, и я ушла спать. Я уже выходила из кухни, как в гест ввалились два огромных симпатишных молодых француза, и жизнь опять закипела.
идем дальше!