(no subject)
https://instagram.com/p/Bo32HgBllII
Позавчера исполнилось девяносто лет лучшему роману на свете, завершающемуся фразой:
"...Упал двенадцатый удар полуночи -- двенадцатый удар получночти в четверг одиннадцатого октября тысяча девятьсот двадать восьмого года".
Любопытно, что и правда стоял четверг, и день был вполне английский по теплу, краскам и прозрачности.
Дивный витиеватый перевод Суриц я все равно люблю, но есть в нем несколько упущений, которые его не то чтобы портят, а, скорее, *мешаются*, как заноза, хотя и небольшая.
Вот два из них.
Когда Орландо меняет пол, в оригинале есть две буквально фразы, где он подчеркнуто именуется не "он" или "она" -- а "они".
“The change of sex, though it altered their future, did nothing whatever to alter their identity. Their faces remained, as their portraits prove, practically the same.”
"Перемена пола, изменив судьбу, ничуть не изменила личности. Лицо, как свидетельствуют портреты, в сущности осталось прежним", -- идеально выражается Суриц, сняв вопрос гендера через адресацию третьего лица вообще... но потеряв, возможно, некое круциальное напряжение внутри сцены и заодно царственное множественное число.
И еще одно, раньше.
"...she pulled him down among the cushions where her women had laid her (she was so worn and old) and made him bury his face in that astonishing composition -- she had not changed her dress for a month -- which smelt for all the world, he thought, recalling his boyish memory, like *some* old cabinet at home where his mother's firs were stored".
"...она привлекла его к себе, к подушкам, на которые уложили ее фрейлины (она была слаба, стара), и вынудила уткнуть лицо в сей удивительный состав -- она уже месяц не меняла платье -- от которого пахнуло, подумал он, вспомнив впечатления детства, ну в точности как из старого материнского шифоньера, где держали меха".
Не шифоньером отнюдь пахло от старой королевы, а НЕКИМ чуланом/шкапом, где в доме его высокородной матери держали меха -- то есть, уборной, чей запах призван был не давать моли житья.
Наверняка там еще много таких деталек есть, но какая, в конце концов, разница, когда книга вышла настолько прекрасной. И, главное, совершенно вневременной и постмодернистской, а отличие от всего остального у Вульф -- сугубо модернистского и period-piece.
Позавчера исполнилось девяносто лет лучшему роману на свете, завершающемуся фразой:
"...Упал двенадцатый удар полуночи -- двенадцатый удар получночти в четверг одиннадцатого октября тысяча девятьсот двадать восьмого года".
Любопытно, что и правда стоял четверг, и день был вполне английский по теплу, краскам и прозрачности.
Дивный витиеватый перевод Суриц я все равно люблю, но есть в нем несколько упущений, которые его не то чтобы портят, а, скорее, *мешаются*, как заноза, хотя и небольшая.
Вот два из них.
Когда Орландо меняет пол, в оригинале есть две буквально фразы, где он подчеркнуто именуется не "он" или "она" -- а "они".
“The change of sex, though it altered their future, did nothing whatever to alter their identity. Their faces remained, as their portraits prove, practically the same.”
"Перемена пола, изменив судьбу, ничуть не изменила личности. Лицо, как свидетельствуют портреты, в сущности осталось прежним", -- идеально выражается Суриц, сняв вопрос гендера через адресацию третьего лица вообще... но потеряв, возможно, некое круциальное напряжение внутри сцены и заодно царственное множественное число.
И еще одно, раньше.
"...she pulled him down among the cushions where her women had laid her (she was so worn and old) and made him bury his face in that astonishing composition -- she had not changed her dress for a month -- which smelt for all the world, he thought, recalling his boyish memory, like *some* old cabinet at home where his mother's firs were stored".
"...она привлекла его к себе, к подушкам, на которые уложили ее фрейлины (она была слаба, стара), и вынудила уткнуть лицо в сей удивительный состав -- она уже месяц не меняла платье -- от которого пахнуло, подумал он, вспомнив впечатления детства, ну в точности как из старого материнского шифоньера, где держали меха".
Не шифоньером отнюдь пахло от старой королевы, а НЕКИМ чуланом/шкапом, где в доме его высокородной матери держали меха -- то есть, уборной, чей запах призван был не давать моли житья.
Наверняка там еще много таких деталек есть, но какая, в конце концов, разница, когда книга вышла настолько прекрасной. И, главное, совершенно вневременной и постмодернистской, а отличие от всего остального у Вульф -- сугубо модернистского и period-piece.