*** (Иосиф Милькин) / Проза.ру
https://www.proza.ru/2007/12/04/191
Детство и юношеские годы я провёл в Самаре. Учился в школе № 12 имени Тургенева. В те годы все школы в Самаре носили имена известных русских писателей: школа № 1 была имени Льва Толстого, школа № 5 носила имя Пушкина, были школы имени Лермонтова, имени Некрасова. Не было ни одной школа имени какого-нибудь революционера или государственного деятеля.
Директором нашей школы был Иван Николаевич Шигаев. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что это человек высокой культуры. Я не помню ни одного случая, чтобы он громко разговаривал в стенах школы, ни разу не видел его раздражённым. По всему было видно, что он любил свою работу, свою школу и нас - своих учеников и воспитанников. Как говорится, этот человек был на своём месте.
Во время перемен мы носились по коридорам, затевали потасовки, словом, вертели дыры в собственных боках. Но стоило только Ивану Николаевичу войти в школьную дверь, как мгновенно шум смолкал, самые отъявленные шалуны чинно прогуливались по коридорам, всем своим видом демонстрируя полнейшую благопристойность. И вот ведь что: никто никому не сообщал, что пришёл директор, но каким-то таинственным образом эта весть мгновенно разносилась по всей школе, и тут же воцарялся порядок.
Нельзя сказать, что мы боялись директора. Самым большим наказанием расшалившегося школьника был привод его в кабинет директора. Приведённого шалуна директор никогда не ругал, не укорял и не повышал на него голоса. Он только посмотрит укоризненно, скажет: «Эх ты!» и махнёт рукой, мол, иди. Вот этого-то мы больше всего боялись. Даже у малышей возникало ощущение, что своим поведением мы разочаровали человека, который нам верил. Как я понял много позже, это была не боязнь наказания, а проявление уважения и любви к нашему директору. Бесспорно, это был богом данный педагог.
Своих учителей я помню всю жизнь. Математику у нас преподавал Василий Павлович Караташов. Он отличался строгостью, однако у школьников пользовался не только уважением, но и любовью. Урок он обычно начинал с трёх вопросов: кто сделал домашнее задание, кто делал, но у него не получилось, кто не пытался приготовить урок. Как ни странно, никому и в голову не приходило обмануть учителя. Он сумел привить нам интерес к математике, что очень помогло мне в дальнейшей учёбе. За хорошее знание математики и физики в институте я заслужил прозвище Милликен, в честь известного американского физика.
Надежда Николаевна Преображенская преподавала нам русский язык и литературу. Она старалась не только научить нас грамотно писать, но и привить интерес и любовь к родной литературе, учила нас правильно излагать свои мысли на бумаге. Под её руководством каждый класс выпускал рукописный литературный журнал, и было большой честью заслужить её похвалу за наиболее интересный выпуск. В конце каждого урока она очень выразительно читала нам отрывки из произведений русских классиков.
Наша учительница географии закончила с золотой медалью женские Бестужевские курсы в Санкт-Петербурге. (Бестужевские курсы были единственным учебным заведением в дореволюционной России, где женщина могла получить высшее образование). За успехи в учёбе она была награждена кругосветным путешествием.
Когда она входила в класс, нельзя было не залюбоваться ею: среднего роста, стройная, с пышными пепельными волосами, в пенсне с позолоченной оправой, в темной длинной юбке и красивой белой кофточке, отделанной кружевами. Однако, основным её достоинством было прекрасное знание предмета и умение живо и интересно донести материал до своих учеников. Вторую половину урока она обычно посвящала рассказам об увиденном ею в кругосветном путешествии. Рассказчицей она была великолепной, и мы слушали, затаив дыхание.
Я ещё застал время, когда в школах учили Закону Божьему. В класс входил почтенного вида священник в длинном чёрном одеянии, с большим золотым крестом на груди и в высоком головном уборе.
Первое, что он говорил, обращаясь к учащимся:
- Иноверцы могут в классе не присутствовать, а проводить время по своему усмотрению.
Конечно же, я предпочитал резвиться во дворе с такими же «иноверцами», как и я: ребятами из еврейских, татарских, башкирских семей.
Как-то мой дружок - одноклассник спросил меня:
- Ты еврей?
- Еврей - ответил я.
- А в бога веруешь?
- Верую.
- Это хорошо - сказал он, - вер-то много, а бог один. А вот есть ещё какие-то католики.
Вот как мы поговорили на религиозные темы.
Детство и юношеские годы я провёл в Самаре. Учился в школе № 12 имени Тургенева. В те годы все школы в Самаре носили имена известных русских писателей: школа № 1 была имени Льва Толстого, школа № 5 носила имя Пушкина, были школы имени Лермонтова, имени Некрасова. Не было ни одной школа имени какого-нибудь революционера или государственного деятеля.
Директором нашей школы был Иван Николаевич Шигаев. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что это человек высокой культуры. Я не помню ни одного случая, чтобы он громко разговаривал в стенах школы, ни разу не видел его раздражённым. По всему было видно, что он любил свою работу, свою школу и нас - своих учеников и воспитанников. Как говорится, этот человек был на своём месте.
Во время перемен мы носились по коридорам, затевали потасовки, словом, вертели дыры в собственных боках. Но стоило только Ивану Николаевичу войти в школьную дверь, как мгновенно шум смолкал, самые отъявленные шалуны чинно прогуливались по коридорам, всем своим видом демонстрируя полнейшую благопристойность. И вот ведь что: никто никому не сообщал, что пришёл директор, но каким-то таинственным образом эта весть мгновенно разносилась по всей школе, и тут же воцарялся порядок.
Нельзя сказать, что мы боялись директора. Самым большим наказанием расшалившегося школьника был привод его в кабинет директора. Приведённого шалуна директор никогда не ругал, не укорял и не повышал на него голоса. Он только посмотрит укоризненно, скажет: «Эх ты!» и махнёт рукой, мол, иди. Вот этого-то мы больше всего боялись. Даже у малышей возникало ощущение, что своим поведением мы разочаровали человека, который нам верил. Как я понял много позже, это была не боязнь наказания, а проявление уважения и любви к нашему директору. Бесспорно, это был богом данный педагог.
Своих учителей я помню всю жизнь. Математику у нас преподавал Василий Павлович Караташов. Он отличался строгостью, однако у школьников пользовался не только уважением, но и любовью. Урок он обычно начинал с трёх вопросов: кто сделал домашнее задание, кто делал, но у него не получилось, кто не пытался приготовить урок. Как ни странно, никому и в голову не приходило обмануть учителя. Он сумел привить нам интерес к математике, что очень помогло мне в дальнейшей учёбе. За хорошее знание математики и физики в институте я заслужил прозвище Милликен, в честь известного американского физика.
Надежда Николаевна Преображенская преподавала нам русский язык и литературу. Она старалась не только научить нас грамотно писать, но и привить интерес и любовь к родной литературе, учила нас правильно излагать свои мысли на бумаге. Под её руководством каждый класс выпускал рукописный литературный журнал, и было большой честью заслужить её похвалу за наиболее интересный выпуск. В конце каждого урока она очень выразительно читала нам отрывки из произведений русских классиков.
Наша учительница географии закончила с золотой медалью женские Бестужевские курсы в Санкт-Петербурге. (Бестужевские курсы были единственным учебным заведением в дореволюционной России, где женщина могла получить высшее образование). За успехи в учёбе она была награждена кругосветным путешествием.
Когда она входила в класс, нельзя было не залюбоваться ею: среднего роста, стройная, с пышными пепельными волосами, в пенсне с позолоченной оправой, в темной длинной юбке и красивой белой кофточке, отделанной кружевами. Однако, основным её достоинством было прекрасное знание предмета и умение живо и интересно донести материал до своих учеников. Вторую половину урока она обычно посвящала рассказам об увиденном ею в кругосветном путешествии. Рассказчицей она была великолепной, и мы слушали, затаив дыхание.
Я ещё застал время, когда в школах учили Закону Божьему. В класс входил почтенного вида священник в длинном чёрном одеянии, с большим золотым крестом на груди и в высоком головном уборе.
Первое, что он говорил, обращаясь к учащимся:
- Иноверцы могут в классе не присутствовать, а проводить время по своему усмотрению.
Конечно же, я предпочитал резвиться во дворе с такими же «иноверцами», как и я: ребятами из еврейских, татарских, башкирских семей.
Как-то мой дружок - одноклассник спросил меня:
- Ты еврей?
- Еврей - ответил я.
- А в бога веруешь?
- Верую.
- Это хорошо - сказал он, - вер-то много, а бог один. А вот есть ещё какие-то католики.
Вот как мы поговорили на религиозные темы.