Собачья верность
- Фить-фить! Ступай со мной, Шарик!
«Это я-то - Шарик?», - изумилась она, но пошла за ним в божественное тепло квартиры.
- Где же вы такую взяли?
- Такую? Вздор! - господин говорил отрывисто, точно командовал. - Впрочем… Погоди-ка, не вертись, фить... Гм... Да стой ты смирно! Действительно, не Шарик… Это… форменная Тётка!
Был зимний вечер. Конец января. На притолоке у двери в приемную висел белый лист бумаги, на коем было написано:
«Петь от 5 часов дня до 7 часов утра воспрещается».
За двумя стенами пели:
- Ландыши, ландыши, светлого мая привет…
- Скажи ей, что пять часов, чтобы прекратила. И позови сюда, пожалуйста.
У портьеры, прислонившись к притолоке, стоит молодая женщина в шляпе с тремя страусовыми перьями: оранжевым, небесно-голубым и красным. Передник на ней почти не грязный, истрепанное пальтишко тоже как будто немного почищено. Жалкая фигурка патетична в своей напыщенности и невинном самодовольстве.
- Откуда взялась эта гадость? Я говорю о шляпе.
- Что ж... «гадость»… шикарная шляпа. Наследственная. От тётки досталась.
- Чепуху говорите! Не забывайте, что вы... э... гм... вы ведь, так сказать, неожиданно появившееся существо, лабораторное. Какая у вас может быть тётка?
- Известное дело, какая! Здоровенная такая была тётка. Говорят, что от инфлюэнцы померла. А я так думаю, просто укокошили старуху!
- Как это - укокошили?
- А и очень просто. Ухватили, к примеру, исполосовали голову ножиком…
- Это вы, конечно, на меня намекаете?
- Не на себя же. Я не какая-нибудь, я честная девушка! Разве я вас просила мне операцию делать? Хорошенькое дело! Я, может, своего разрешения на операцию не давала. А равно и мои родные. Я иск, может, имею права предъявить! А ежели бы я у вас померла под ножиком? А шляпа соломенная, новая, мне должна была достаться. Спёрли!
- Это возмутительно!
- Вот и я говорю, кто шляпу спер, тот и тётку укокошил.
***
Двое в кабинете бодрствовали, взвинченные коньяком с лимоном.
- Так я и думал. Наследственность, что поделать. Лизавета!
- Вы полагаете?
- Никакого сомнения! «Елизавета Дулина, восемнадцати-двадцати лет, цветочница с Сухаревки…» Ну и кабак мы с вами сотворили!..
- И что же теперь, профессор?
- Будем развивать в высокую психическую личность. Мы уже сделали сотни фотографий, десятки граммофонных записей. Свезем-ка ее на Шекспировскую выставку в Эрлс-корт, будем водить на концерты классической музыки, в театр…
Будущая высокая психическая личность входит в кабинет, держа в зубах пару больших стоптанных туфель. Она ставит их на коврик перед профессором и неприязненно говорит, перекосив рот:
- В театр я не пойду, скукота одна - говорят, говорят…
- А что же мы с вами предпримем сегодня вечером?
- В цирк пойдем лучше всего.
***
Цирк, особенно в верхних ярусах, был набит посетителями.
Два лица: одно волосатое, пьяное и ухмыляющееся, другое - пухлое, краснощекое и испуганное - ударили ее по глазам, как раньше ударил яркий свет… Она вспомнила, упала со стула и забилась на песке, потом вскочила и с радостным визгом бросилась к этим лицам. Раздался оглушительный рев, пронизанный насквозь свистками и пронзительным детским криком.
Она прыгнула через барьер, потом через чье-то плечо, очутилась в ложе; чтобы попасть в следующий ярус, нужно было перескочить высокую стену; прыгнула, но не допрыгнула и поползла назад по стене.
Тут ее подхватили чьи-то сильные руки, ласковый голос запел:
- Сон приходит на порог.
Крепко, крепко спи ты.
Сто путей, сто дорог
Для тебя открыты….
Её передали в другие руки, другие голоса продолжили:
- Тулпарым шункырым,
Инде скла син-тын.
На-ни-на, на-ни-на,
Генацвале патара.
Затем она переходила с рук на руки, лизала чьи-то руки и лица, подвигалась все выше и выше и наконец попала на галерку…
Спустя полчаса она шла уже по улице, и ей казалось, что жизнь ее не обрывалась ни на минуту.
Лука Александрыч покачивался и инстинктивно, наученный опытом, старался держаться подальше от канавы.
- В бездне греховней валяюся во утробе моей…, - бормотал он.
«А если он бедный и слабенький, и я нужна ему, то, может быть, я буду с ним счастливее, чем с человеком, который стоит выше меня и которому я не нужна», - думала она.
---------------
обнаружил, что везде - и на Озоне, и на ЛитРесе, и на Амазоне... - бесплатные 25 процентов книжки обрываются как раз на середине этого текста. А это садизм :)
Поэтому вот он целиком.
«Это я-то - Шарик?», - изумилась она, но пошла за ним в божественное тепло квартиры.
- Где же вы такую взяли?
- Такую? Вздор! - господин говорил отрывисто, точно командовал. - Впрочем… Погоди-ка, не вертись, фить... Гм... Да стой ты смирно! Действительно, не Шарик… Это… форменная Тётка!
Был зимний вечер. Конец января. На притолоке у двери в приемную висел белый лист бумаги, на коем было написано:
«Петь от 5 часов дня до 7 часов утра воспрещается».
За двумя стенами пели:
- Ландыши, ландыши, светлого мая привет…
- Скажи ей, что пять часов, чтобы прекратила. И позови сюда, пожалуйста.
У портьеры, прислонившись к притолоке, стоит молодая женщина в шляпе с тремя страусовыми перьями: оранжевым, небесно-голубым и красным. Передник на ней почти не грязный, истрепанное пальтишко тоже как будто немного почищено. Жалкая фигурка патетична в своей напыщенности и невинном самодовольстве.
- Откуда взялась эта гадость? Я говорю о шляпе.
- Что ж... «гадость»… шикарная шляпа. Наследственная. От тётки досталась.
- Чепуху говорите! Не забывайте, что вы... э... гм... вы ведь, так сказать, неожиданно появившееся существо, лабораторное. Какая у вас может быть тётка?
- Известное дело, какая! Здоровенная такая была тётка. Говорят, что от инфлюэнцы померла. А я так думаю, просто укокошили старуху!
- Как это - укокошили?
- А и очень просто. Ухватили, к примеру, исполосовали голову ножиком…
- Это вы, конечно, на меня намекаете?
- Не на себя же. Я не какая-нибудь, я честная девушка! Разве я вас просила мне операцию делать? Хорошенькое дело! Я, может, своего разрешения на операцию не давала. А равно и мои родные. Я иск, может, имею права предъявить! А ежели бы я у вас померла под ножиком? А шляпа соломенная, новая, мне должна была достаться. Спёрли!
- Это возмутительно!
- Вот и я говорю, кто шляпу спер, тот и тётку укокошил.
***
Двое в кабинете бодрствовали, взвинченные коньяком с лимоном.
- Так я и думал. Наследственность, что поделать. Лизавета!
- Вы полагаете?
- Никакого сомнения! «Елизавета Дулина, восемнадцати-двадцати лет, цветочница с Сухаревки…» Ну и кабак мы с вами сотворили!..
- И что же теперь, профессор?
- Будем развивать в высокую психическую личность. Мы уже сделали сотни фотографий, десятки граммофонных записей. Свезем-ка ее на Шекспировскую выставку в Эрлс-корт, будем водить на концерты классической музыки, в театр…
Будущая высокая психическая личность входит в кабинет, держа в зубах пару больших стоптанных туфель. Она ставит их на коврик перед профессором и неприязненно говорит, перекосив рот:
- В театр я не пойду, скукота одна - говорят, говорят…
- А что же мы с вами предпримем сегодня вечером?
- В цирк пойдем лучше всего.
***
Цирк, особенно в верхних ярусах, был набит посетителями.
Два лица: одно волосатое, пьяное и ухмыляющееся, другое - пухлое, краснощекое и испуганное - ударили ее по глазам, как раньше ударил яркий свет… Она вспомнила, упала со стула и забилась на песке, потом вскочила и с радостным визгом бросилась к этим лицам. Раздался оглушительный рев, пронизанный насквозь свистками и пронзительным детским криком.
Она прыгнула через барьер, потом через чье-то плечо, очутилась в ложе; чтобы попасть в следующий ярус, нужно было перескочить высокую стену; прыгнула, но не допрыгнула и поползла назад по стене.
Тут ее подхватили чьи-то сильные руки, ласковый голос запел:
- Сон приходит на порог.
Крепко, крепко спи ты.
Сто путей, сто дорог
Для тебя открыты….
Её передали в другие руки, другие голоса продолжили:
- Тулпарым шункырым,
Инде скла син-тын.
На-ни-на, на-ни-на,
Генацвале патара.
Затем она переходила с рук на руки, лизала чьи-то руки и лица, подвигалась все выше и выше и наконец попала на галерку…
Спустя полчаса она шла уже по улице, и ей казалось, что жизнь ее не обрывалась ни на минуту.
Лука Александрыч покачивался и инстинктивно, наученный опытом, старался держаться подальше от канавы.
- В бездне греховней валяюся во утробе моей…, - бормотал он.
«А если он бедный и слабенький, и я нужна ему, то, может быть, я буду с ним счастливее, чем с человеком, который стоит выше меня и которому я не нужна», - думала она.
---------------
обнаружил, что везде - и на Озоне, и на ЛитРесе, и на Амазоне... - бесплатные 25 процентов книжки обрываются как раз на середине этого текста. А это садизм :)
Поэтому вот он целиком.