1907 год. Деньги для Лондонского съезда...
13 мая 1907 года - открылся V съезд РСДРП, проходивший в Лондоне по 1 июня и получивший название Лондонского Съезда...
И. Серебряный. "На V съезде" (1947 г).
Из книги Ивана Майского "Воспоминания Советского посла":
"В апреле 1907 года около 300 делегатов и гостей, нелегально перешедших границу России, через Швецию прибыли в Копенгаген. Однако здесь их ждало большое разочарование.
Политическая ситуация 1907 года значительно отличалась от политической ситуации 1906 года. Тогда революционная волна в России стояла сравнительно высоко, царизм чувствовал себя еще не очень уверенно, и Швеция в такой обстановке сочла возможным разрешить устройство съезда РСДРП на своей территории. Теперь соотношение сил в России изменилось к невыгоде для революции, и Дания (да и другие Скандинавские государства) не хотела слишком явно дразнить «восточного соседа».
К тому же Дания в те времена была тесно связана с Россией по династической линии (мать Николая II Мария Федоровна была датская принцесса), и влияние царского правительства тут было очень велико. В результате датское правительство не только запретило устройство съезда в Копенгагене, но даже стало грозить выдачей делегатов съезда царскому правительству. Попытка перенести съезд в Швецию или Норвегию также не увенчалась успехом и по той же причине. Тогда было решено устроить заседание съезда в Англии, куда в первой половине мая и прибыли все делегаты.
Царское правительство пыталось и здесь преследовать съезд. Министр иностранных дел Извольский дал своему послу в Лондоне графу Бенкендорфу строгие инструкции во что бы то ни стало воспрепятствовать открытию съезда. Посол предпринял необходимые демарши в Форин оффис, и даже не один раз. Однако они были тщетны.
Так случилось, что в Лондоне между 13 мая и 1 июня состоялся наконец V съезд РСДРП. На нем присутствовали почти все руководители партии и очень многие из ее виднейших деятелей: Ленин, Ворошилов, Литвинов, Ярославский, Лядов, Ногин, Роза Люксембург, Мархлевский, Потресов, Мартов, Дейч и некоторые другие. В течение почти трех недель шли упорные дискуссии между представителями различных фракций и течений, и в результате был принят ряд резолюций, о которых мы знаем из истории партии.
Впрочем, я не собираюсь здесь останавливаться на политической работе V съезда. Мне хочется осветить лишь некоторые моменты организационного и бытового характера, имевшие отношение к этому съезду.
"Церковь Братства", где проходил съезд
Когда делегаты прибыли в Лондон, их материальное положение было крайне затруднительно. На расходы, связанные с устройством съезда, партией были собраны специальные средства. Их, безусловно, хватило бы, если бы съезд состоялся, как предполагалось, в Копенгагене. Однако непредвиденные задержки и переезды с места на место истощили партийные фонды, а на новые крупные поступления в ближайшее время было трудно рассчитывать.
Поэтому уже из Копенгагена руководители съезда сообщили в Лондон, что организационные расходы по проведению съезда должны быть сведены к самому крайнему минимуму. Технической подготовкой съезда в Лондоне занималась группа проживавших здесь русских эмигрантов (в том числе и не социал-демократов), в которую, между прочим, входили Н. А. Алексеев, Ф. А. Ротштейн, Ф. М. Степняк, Р. Надель, Б. И. Каган, А. И. Зунделевич и др.
Получив такую установку, лондонские товарищи, естественно, стали изыскивать всевозможные способы для максимальной экономии партийных средств, и они, действительно, добились значительных результатов. В качестве помещения для заседаний съезда удалось получить "Церковь Братства", а для размещения делегатов найти большое число добровольцев среди эмигрантов и английских социалистов, которые дали у себя приют русским революционерам.
Однако число таких добровольцев оказалось меньше числа членов съезда, и потому известной части делегатов пришлось разместиться в дешевых и мало комфортабельных ночлежных домах восточной части Лондона.
Как, однако, ни была жестка экономия (делегатам выдавалось по 2 шиллинга в день на все расходы), очень скоро выяснилось, что партии, уже истратившей, на съезд около 100 тыс. рублей, все-таки не удастся свести концы с концами. Требовалось еще по меньшей мере 20 тыс. рублей для того, чтобы довести съезд до конца, покрыть все организационные расходы и обеспечить возвращение его делегатов домой (считалось, что обратный путь в среднем обойдется по 60 рублей на брата).
Финансовое положение съезда час от часу ухудшалось. Делегатам приходилось все туже стягивать свои пояса. У некоторых фракций кассы совсем опустели, и они вынуждены были перебиваться мелкими займами у более зажиточных из эмигрантов. Среди меньшевиков пошли разговоры о том, что в связи с финансовыми затруднениями придется досрочно, не закончив работы, разъехаться по домам. Общее настроение делегатов становилось все более мрачным.
Надо было принимать какие-то героические меры для спасения положения, и руководство съезда в конце концов поручило хозяйственной комиссии, во главе которой стоял Л. Дейч, изыскать средства для получения займа в сумме 2 тыс. фунтов в английских буржуазных кругах.
Хозяйственная комиссия в свою очередь мобилизовала все возможности, имевшиеся у той группы содействия съезду, которая занималась подготовкой к его открытию. Очень скоро при этом выяснилось, что реализация проектировавшегося займа мыслима лишь под поручительство кого-из участников съезда, пользовавшихся тогда европейской известностью, например, Горького или Плеханова.
Оба они - и Горький, и Плеханов - были тоже привлечены к поискам денег, Эти поиски шли по разным линиям, велись разными людьми и наконец попали на тропинку, которая привела-таки хозяйственную комиссию к золотому источнику. Произошло это таким образом.
В числе членов группы содействия съезду находился Федор Ротштейн (русский революционер, политэмигрант - Ред.), который добывал себе средства к жизни составлением сводок иностранной печати для сотрудников либеральной газеты «Дейли ньюс». Там же работал и английский журналист Гэнри Брейльсфорд, бывший тогда левым радикалом, в впоследствии перешедший в социалистический лагерь.
Ротштейн, находившийся в хороших отношениях с Брейльсфордом, рассказал ему о затруднительном положении, в котором оказался V съезд, и спросил, не может ли он указать человека, который согласился бы ссудить партии необходимую ей сумму. Брейльсфорд принял близко к сердцу просьбу Ротштейна и после некоторого размышления ответил, что ему известно лишь одно лицо, которое, пожалуй, могло бы оказать помощь съезду. Таким лицом Брейльсфорд считал крупного мыловара Иосифа Фелса.
* * *
- Однажды утром, в самом конце мая 1907 года, - рассказал мне Джордж Ленсбери (1859-1940, британский полити, возглавлявший партию труда с 1932 по 1935 г. - Ред.), - мне позвонил Иосиф Фелс и просил немедленно примчать к нему в контору. В те годы я с ним часто встречался… Фелс был очень своеобразный человек. Его родители, польские евреи, привезли Фелса мальчиком в Соединенные Штаты. Он вырос, в Америке и сделал блестящую карьеру: стал главой крупной фирмы по производству мыла. Потом Фелс переселился в Англию.
Натура у Фелса была сложная, в ней как-то странно уживались жесткая, чисто американская деловитость и желание делать людям добро. Несмотря на свое богатство, Фелс считал существующий мир несовершенным и нуждающимся в перестройке, но какой?.. Это Фелсу было не вполне ясно. Он сам писал и публиковал брошюрки об «едином налоге», всегда имел их запас при себе и неизменно вручал по экземпляру своего произведения каждому посетителю. Но когда Фелс перебрался в Англию, у него появились сомнения насчет целительной силы «единого налога».
Правда, по привычке он продолжал совать свои брошюрки в руки всем приходящим, но теперь стал давать деньги также на различные общественные и благотворительные цели. Давал он беспорядочно, часто под влиянием момента, не заботясь о какой-либо последовательности. Сегодня Фелс жертвовал на борьбу с пьянством, на Армию спасения, на колонии для туберкулезных детей, а завтра - на Независимую рабочую партию или даже на Социал-демократическую федерацию. Так как расходы Фелса на «гуманитарные» цели в конце концов приняли довольно крупные размеры, то он пригласил меня быть при нем чем-то вроде советника. Когда Фелс собирался на что-нибудь дать деньги, он предварительно спрашивал меня, стоит ли это делать.
Ленсбери продолжал:
- Когда в то утро я приехал к Фелсу, то застал у него Брейльсфорда и Ротштейна. Они только что рассказали ему о затруднениях, возникших с вашим съездом, и просили ссудить съезду необходимую сумму.
Фелс был в нерешительности и хотел знать мое мнение. Конечно, я посоветовал дать деньги. Это произвело на Фелса значительное впечатление, но он все-таки колебался. Вдруг Фелс сказал: «Прежде чем окончательно решить, я хочу посмотреть на этих людей».
Сказано - сделано. Сразу же из конторы Фелса мы все четверо - Фелс, я, Брейльсфорд и Ротштейн - отправились сюда, в «Церковь Братства». Шло заседание съезда. Нас провели на эти хоры, мы сели вот тут, на передней скамье, где сидим сейчас, и стали смотреть вниз. Ротштейн давал необходимые пояснения. Фелс весь превратился в слух и внимание.
Он не понимал ни слова по-русски, но тем не менее пожирал глазами открывавшуюся перед ним картину. Его все интересовало. Один раз он воскликнул: «Какие они все молодые!» - и при этом нельзя было понять, нравится ли ему молодость участников съезда или нет. В другой раз он сказал: «Какие они все сосредоточенные!» - и опять было неясно, ставит ли Фелс это делегатам в заслугу или осуждает.
Мы просидели три часа на хорах, но Фелс все не хотел уходить. Наконец, он поднялся и сказал: «Я дам им денег». Ротштейн немедленно сообщил об этом руководству съезда. К нам поднялись несколько человек и стали благодарить Фелса. Среди них я помню Плеханова, который своим видом и манерами произвел на Фелса очень благоприятное впечатление. Фелс, конечно, остался верен себе, и сунул при этом Плеханову в руку свою брошюрку об «едином налоге».
Потом мы уехали в контору Фелса, а часа два спустя туда явились уполномоченные съезда уже за получением денег. В последний момент вышло непредвиденное осложнение: Фелс вдруг потребовал, чтобы съезд выдал ему вексель за подписью всех делегатов. Зачем это нужно было Фелсу, я никогда не мог понять. У него иногда бывали какие-то внезапные капризы и фантазии.
Я пробовал отговорить Фелса, но безуспешно. Фелс категорически настаивал на своем условии. Тогда уполномоченные заявили, что должны посоветоваться с товарищами, и уехали. Спустя некоторое время они вернулись и сообщили, что съезд готов выполнить желание Фелса. Фелс сразу просветлел и в течение нескольких минут дело было закончено.
Итак, финансовый кризис V съезда был благополучно разрешен. Фелс вручил 1700 фунтов Л. Дейчу, которого при этом сопровождали Ф. М. Степняк и Б. И. Каган, и в обмен получил документ следующего содержания:
«Российская Социал-Демократическая Партия. Лондонский съезд. Май 1907 г. Церковь Братства, Саусгэт Роод, Лондон, 31 мая 1907 года.
Мы, нижеподписавшиеся, делегаты съезда РСДРП, настоящим обещаем вернуть мистеру Иосифу Фелсу к первому января 1908 г. или раньше семнадцать сотен фунтов стерлингов - сумму займа, любезно предоставленного без процентов».
И дальше следовали подписи всех трехсот с лишним участников съезда.
За несколько часов до соглашения с Фелсом 300 фунтов были получены от Центрального Комитета Германской социал-демократической партии.
Таким образом, съезд имел теперь те 2 тыс. фунтов, которые ему были так нужны для завершения работы и для оплаты проезда делегатов домой.
* * *
Рассказанная выше история имела следующую замечательную концовку.
Когда минуло 1 января 1908 года, а вексель, выданный съездом не был погашен (да и как он мог быть погашен в обстановке все крепнувшей в России реакции?), Фелс вдруг забеспокоился. Он стал жаловаться Ленсбери и Брейльсфорду на неаккуратность русских в денежных делах, грозил поднять кампанию в печати и просил их оказать надлежащее воздействие на лидеров РСДРП.
Трудно понять, какие мотивы руководили при этом Фелсом. Должно быть, дала вспышку та жестко-деловитая сторона его натуры, о которой говорил Ленсбери. Ибо для Фелса с самого начала должно было быть ясно, что оказанный им кредит не имел ничего общего с обычной коммерческой операцией. Как бы то ни было, но по истечении срока векселя в Фелсе вдруг заговорил капиталист. Ленсбери и Брейльсфорд пытались убедить его не подымать ненужного шума, но особого успеха не имели.
Тогда Ротштейн написал о создавшемся положении Ленину. 29 января 1908 года Владимир Ильич, находившийся тогда в Женеве, ответил Ротштейну, что немедленная выплата долга крайне затруднительна, и заканчивал свое письмо такими словами:
«Следовало бы объяснить… англичанину, втолковать ему, что условия эпохи II Думы, когда заключался заем, были совсем иные, что партия, конечно, заплатит свои долги, но требовать их теперь невозможно, немыслимо, что это было бы ростовщичеством и т. д. Надо убедить англичанина. Денег он едва ли получить сможет. Скандал ни к чему не поведет».
Ротштейн оказался в весьма трудном положении, но вышел из него очень искусно, инстинктивно предвосхищая действительный ход исторических событий. Стремясь успокоить Фелса, Ротштейн заверил его, что, когда в России произойдет революция, и РСДРП придет к власти, то занятые деньги будут неукоснительно возвращены заимодавцу.
Заверения Ротштейна, видимо, произвели на Фелса впечатление, потому что после их получения он перестал интересоваться погашением русского долга и только иногда хвастался перед своими друзьями замечательным векселем - «единственным в мире», как говорил Фелс, - который хранился в его сейфе. Фелс тогда, конечно, не подозревал всего исторического значения этого документа…
Когда после торжества Октябрьской революции и восстановления отношений между Англией и СССР Леонид Красин прибыл в Лондон в качестве официального представителя Советского правительства, он имел поручение от Центрального Комитета РКП (б) разыскать Фелса и вернуть ему 1700 фунтов, занятые V съездом РСДРП в 1907 г.
Иосифа Фелса к этому времени уже не было в живых, но имелись его наследники. Красин вручил им деньги и получил в обмен заемное письмо съезда. Оно хранится теперь в Москве, как одна из партийных реликвий…"
И. Серебряный. "На V съезде" (1947 г).
Из книги Ивана Майского "Воспоминания Советского посла":
"В апреле 1907 года около 300 делегатов и гостей, нелегально перешедших границу России, через Швецию прибыли в Копенгаген. Однако здесь их ждало большое разочарование.
Политическая ситуация 1907 года значительно отличалась от политической ситуации 1906 года. Тогда революционная волна в России стояла сравнительно высоко, царизм чувствовал себя еще не очень уверенно, и Швеция в такой обстановке сочла возможным разрешить устройство съезда РСДРП на своей территории. Теперь соотношение сил в России изменилось к невыгоде для революции, и Дания (да и другие Скандинавские государства) не хотела слишком явно дразнить «восточного соседа».
К тому же Дания в те времена была тесно связана с Россией по династической линии (мать Николая II Мария Федоровна была датская принцесса), и влияние царского правительства тут было очень велико. В результате датское правительство не только запретило устройство съезда в Копенгагене, но даже стало грозить выдачей делегатов съезда царскому правительству. Попытка перенести съезд в Швецию или Норвегию также не увенчалась успехом и по той же причине. Тогда было решено устроить заседание съезда в Англии, куда в первой половине мая и прибыли все делегаты.
Царское правительство пыталось и здесь преследовать съезд. Министр иностранных дел Извольский дал своему послу в Лондоне графу Бенкендорфу строгие инструкции во что бы то ни стало воспрепятствовать открытию съезда. Посол предпринял необходимые демарши в Форин оффис, и даже не один раз. Однако они были тщетны.
Так случилось, что в Лондоне между 13 мая и 1 июня состоялся наконец V съезд РСДРП. На нем присутствовали почти все руководители партии и очень многие из ее виднейших деятелей: Ленин, Ворошилов, Литвинов, Ярославский, Лядов, Ногин, Роза Люксембург, Мархлевский, Потресов, Мартов, Дейч и некоторые другие. В течение почти трех недель шли упорные дискуссии между представителями различных фракций и течений, и в результате был принят ряд резолюций, о которых мы знаем из истории партии.
Впрочем, я не собираюсь здесь останавливаться на политической работе V съезда. Мне хочется осветить лишь некоторые моменты организационного и бытового характера, имевшие отношение к этому съезду.
"Церковь Братства", где проходил съезд
Когда делегаты прибыли в Лондон, их материальное положение было крайне затруднительно. На расходы, связанные с устройством съезда, партией были собраны специальные средства. Их, безусловно, хватило бы, если бы съезд состоялся, как предполагалось, в Копенгагене. Однако непредвиденные задержки и переезды с места на место истощили партийные фонды, а на новые крупные поступления в ближайшее время было трудно рассчитывать.
Поэтому уже из Копенгагена руководители съезда сообщили в Лондон, что организационные расходы по проведению съезда должны быть сведены к самому крайнему минимуму. Технической подготовкой съезда в Лондоне занималась группа проживавших здесь русских эмигрантов (в том числе и не социал-демократов), в которую, между прочим, входили Н. А. Алексеев, Ф. А. Ротштейн, Ф. М. Степняк, Р. Надель, Б. И. Каган, А. И. Зунделевич и др.
Получив такую установку, лондонские товарищи, естественно, стали изыскивать всевозможные способы для максимальной экономии партийных средств, и они, действительно, добились значительных результатов. В качестве помещения для заседаний съезда удалось получить "Церковь Братства", а для размещения делегатов найти большое число добровольцев среди эмигрантов и английских социалистов, которые дали у себя приют русским революционерам.
Однако число таких добровольцев оказалось меньше числа членов съезда, и потому известной части делегатов пришлось разместиться в дешевых и мало комфортабельных ночлежных домах восточной части Лондона.
Как, однако, ни была жестка экономия (делегатам выдавалось по 2 шиллинга в день на все расходы), очень скоро выяснилось, что партии, уже истратившей, на съезд около 100 тыс. рублей, все-таки не удастся свести концы с концами. Требовалось еще по меньшей мере 20 тыс. рублей для того, чтобы довести съезд до конца, покрыть все организационные расходы и обеспечить возвращение его делегатов домой (считалось, что обратный путь в среднем обойдется по 60 рублей на брата).
Финансовое положение съезда час от часу ухудшалось. Делегатам приходилось все туже стягивать свои пояса. У некоторых фракций кассы совсем опустели, и они вынуждены были перебиваться мелкими займами у более зажиточных из эмигрантов. Среди меньшевиков пошли разговоры о том, что в связи с финансовыми затруднениями придется досрочно, не закончив работы, разъехаться по домам. Общее настроение делегатов становилось все более мрачным.
Надо было принимать какие-то героические меры для спасения положения, и руководство съезда в конце концов поручило хозяйственной комиссии, во главе которой стоял Л. Дейч, изыскать средства для получения займа в сумме 2 тыс. фунтов в английских буржуазных кругах.
Хозяйственная комиссия в свою очередь мобилизовала все возможности, имевшиеся у той группы содействия съезду, которая занималась подготовкой к его открытию. Очень скоро при этом выяснилось, что реализация проектировавшегося займа мыслима лишь под поручительство кого-из участников съезда, пользовавшихся тогда европейской известностью, например, Горького или Плеханова.
Оба они - и Горький, и Плеханов - были тоже привлечены к поискам денег, Эти поиски шли по разным линиям, велись разными людьми и наконец попали на тропинку, которая привела-таки хозяйственную комиссию к золотому источнику. Произошло это таким образом.
В числе членов группы содействия съезду находился Федор Ротштейн (русский революционер, политэмигрант - Ред.), который добывал себе средства к жизни составлением сводок иностранной печати для сотрудников либеральной газеты «Дейли ньюс». Там же работал и английский журналист Гэнри Брейльсфорд, бывший тогда левым радикалом, в впоследствии перешедший в социалистический лагерь.
Ротштейн, находившийся в хороших отношениях с Брейльсфордом, рассказал ему о затруднительном положении, в котором оказался V съезд, и спросил, не может ли он указать человека, который согласился бы ссудить партии необходимую ей сумму. Брейльсфорд принял близко к сердцу просьбу Ротштейна и после некоторого размышления ответил, что ему известно лишь одно лицо, которое, пожалуй, могло бы оказать помощь съезду. Таким лицом Брейльсфорд считал крупного мыловара Иосифа Фелса.
* * *
- Однажды утром, в самом конце мая 1907 года, - рассказал мне Джордж Ленсбери (1859-1940, британский полити, возглавлявший партию труда с 1932 по 1935 г. - Ред.), - мне позвонил Иосиф Фелс и просил немедленно примчать к нему в контору. В те годы я с ним часто встречался… Фелс был очень своеобразный человек. Его родители, польские евреи, привезли Фелса мальчиком в Соединенные Штаты. Он вырос, в Америке и сделал блестящую карьеру: стал главой крупной фирмы по производству мыла. Потом Фелс переселился в Англию.
Натура у Фелса была сложная, в ней как-то странно уживались жесткая, чисто американская деловитость и желание делать людям добро. Несмотря на свое богатство, Фелс считал существующий мир несовершенным и нуждающимся в перестройке, но какой?.. Это Фелсу было не вполне ясно. Он сам писал и публиковал брошюрки об «едином налоге», всегда имел их запас при себе и неизменно вручал по экземпляру своего произведения каждому посетителю. Но когда Фелс перебрался в Англию, у него появились сомнения насчет целительной силы «единого налога».
Правда, по привычке он продолжал совать свои брошюрки в руки всем приходящим, но теперь стал давать деньги также на различные общественные и благотворительные цели. Давал он беспорядочно, часто под влиянием момента, не заботясь о какой-либо последовательности. Сегодня Фелс жертвовал на борьбу с пьянством, на Армию спасения, на колонии для туберкулезных детей, а завтра - на Независимую рабочую партию или даже на Социал-демократическую федерацию. Так как расходы Фелса на «гуманитарные» цели в конце концов приняли довольно крупные размеры, то он пригласил меня быть при нем чем-то вроде советника. Когда Фелс собирался на что-нибудь дать деньги, он предварительно спрашивал меня, стоит ли это делать.
Ленсбери продолжал:
- Когда в то утро я приехал к Фелсу, то застал у него Брейльсфорда и Ротштейна. Они только что рассказали ему о затруднениях, возникших с вашим съездом, и просили ссудить съезду необходимую сумму.
Фелс был в нерешительности и хотел знать мое мнение. Конечно, я посоветовал дать деньги. Это произвело на Фелса значительное впечатление, но он все-таки колебался. Вдруг Фелс сказал: «Прежде чем окончательно решить, я хочу посмотреть на этих людей».
Сказано - сделано. Сразу же из конторы Фелса мы все четверо - Фелс, я, Брейльсфорд и Ротштейн - отправились сюда, в «Церковь Братства». Шло заседание съезда. Нас провели на эти хоры, мы сели вот тут, на передней скамье, где сидим сейчас, и стали смотреть вниз. Ротштейн давал необходимые пояснения. Фелс весь превратился в слух и внимание.
Он не понимал ни слова по-русски, но тем не менее пожирал глазами открывавшуюся перед ним картину. Его все интересовало. Один раз он воскликнул: «Какие они все молодые!» - и при этом нельзя было понять, нравится ли ему молодость участников съезда или нет. В другой раз он сказал: «Какие они все сосредоточенные!» - и опять было неясно, ставит ли Фелс это делегатам в заслугу или осуждает.
Мы просидели три часа на хорах, но Фелс все не хотел уходить. Наконец, он поднялся и сказал: «Я дам им денег». Ротштейн немедленно сообщил об этом руководству съезда. К нам поднялись несколько человек и стали благодарить Фелса. Среди них я помню Плеханова, который своим видом и манерами произвел на Фелса очень благоприятное впечатление. Фелс, конечно, остался верен себе, и сунул при этом Плеханову в руку свою брошюрку об «едином налоге».
Потом мы уехали в контору Фелса, а часа два спустя туда явились уполномоченные съезда уже за получением денег. В последний момент вышло непредвиденное осложнение: Фелс вдруг потребовал, чтобы съезд выдал ему вексель за подписью всех делегатов. Зачем это нужно было Фелсу, я никогда не мог понять. У него иногда бывали какие-то внезапные капризы и фантазии.
Я пробовал отговорить Фелса, но безуспешно. Фелс категорически настаивал на своем условии. Тогда уполномоченные заявили, что должны посоветоваться с товарищами, и уехали. Спустя некоторое время они вернулись и сообщили, что съезд готов выполнить желание Фелса. Фелс сразу просветлел и в течение нескольких минут дело было закончено.
Итак, финансовый кризис V съезда был благополучно разрешен. Фелс вручил 1700 фунтов Л. Дейчу, которого при этом сопровождали Ф. М. Степняк и Б. И. Каган, и в обмен получил документ следующего содержания:
«Российская Социал-Демократическая Партия. Лондонский съезд. Май 1907 г. Церковь Братства, Саусгэт Роод, Лондон, 31 мая 1907 года.
Мы, нижеподписавшиеся, делегаты съезда РСДРП, настоящим обещаем вернуть мистеру Иосифу Фелсу к первому января 1908 г. или раньше семнадцать сотен фунтов стерлингов - сумму займа, любезно предоставленного без процентов».
И дальше следовали подписи всех трехсот с лишним участников съезда.
За несколько часов до соглашения с Фелсом 300 фунтов были получены от Центрального Комитета Германской социал-демократической партии.
Таким образом, съезд имел теперь те 2 тыс. фунтов, которые ему были так нужны для завершения работы и для оплаты проезда делегатов домой.
* * *
Рассказанная выше история имела следующую замечательную концовку.
Когда минуло 1 января 1908 года, а вексель, выданный съездом не был погашен (да и как он мог быть погашен в обстановке все крепнувшей в России реакции?), Фелс вдруг забеспокоился. Он стал жаловаться Ленсбери и Брейльсфорду на неаккуратность русских в денежных делах, грозил поднять кампанию в печати и просил их оказать надлежащее воздействие на лидеров РСДРП.
Трудно понять, какие мотивы руководили при этом Фелсом. Должно быть, дала вспышку та жестко-деловитая сторона его натуры, о которой говорил Ленсбери. Ибо для Фелса с самого начала должно было быть ясно, что оказанный им кредит не имел ничего общего с обычной коммерческой операцией. Как бы то ни было, но по истечении срока векселя в Фелсе вдруг заговорил капиталист. Ленсбери и Брейльсфорд пытались убедить его не подымать ненужного шума, но особого успеха не имели.
Тогда Ротштейн написал о создавшемся положении Ленину. 29 января 1908 года Владимир Ильич, находившийся тогда в Женеве, ответил Ротштейну, что немедленная выплата долга крайне затруднительна, и заканчивал свое письмо такими словами:
«Следовало бы объяснить… англичанину, втолковать ему, что условия эпохи II Думы, когда заключался заем, были совсем иные, что партия, конечно, заплатит свои долги, но требовать их теперь невозможно, немыслимо, что это было бы ростовщичеством и т. д. Надо убедить англичанина. Денег он едва ли получить сможет. Скандал ни к чему не поведет».
Ротштейн оказался в весьма трудном положении, но вышел из него очень искусно, инстинктивно предвосхищая действительный ход исторических событий. Стремясь успокоить Фелса, Ротштейн заверил его, что, когда в России произойдет революция, и РСДРП придет к власти, то занятые деньги будут неукоснительно возвращены заимодавцу.
Заверения Ротштейна, видимо, произвели на Фелса впечатление, потому что после их получения он перестал интересоваться погашением русского долга и только иногда хвастался перед своими друзьями замечательным векселем - «единственным в мире», как говорил Фелс, - который хранился в его сейфе. Фелс тогда, конечно, не подозревал всего исторического значения этого документа…
Когда после торжества Октябрьской революции и восстановления отношений между Англией и СССР Леонид Красин прибыл в Лондон в качестве официального представителя Советского правительства, он имел поручение от Центрального Комитета РКП (б) разыскать Фелса и вернуть ему 1700 фунтов, занятые V съездом РСДРП в 1907 г.
Иосифа Фелса к этому времени уже не было в живых, но имелись его наследники. Красин вручил им деньги и получил в обмен заемное письмо съезда. Оно хранится теперь в Москве, как одна из партийных реликвий…"