Грамши. О "Тюремных тетрадях"...
22 января - Родился Антонио Грамши (1891-1937), итальянский марксист и революционер…
Из книги Александра Рапопорта "Грамши" (1968 год):
"Тюремные тетради" - документ в своем роде единственный и неповторимый.
Много было в истории человечества узников, осужденных, заключенных, лишенных радостей свободы, в одиночестве, в тюремном одиночестве склонявшихся над рукописью, - людей, торопившихся запечатлеть на бумаге обуревающие их мысли и чувства.
Антонио Грамши был прежде всего политическим борцом, борцом истинным и беззаветным и не пощадившим жизни своей, сознательно пошедшим на величайшие муки и величайшие испытания. Но, пожалуй, в натуре его преобладали черты ученого, поэта, философа. Они, эти черты, отступали на задний план в те годы, когда он находился в самой гуще политической борьбы. А в годы тюремного заключения, в последние годы жизни, оторванный и отторгнутый от людей, от соратников по революционной борьбе, от родных и близких, - как мог поступить Антонио, что он мог сделать, чтобы и в этих тягостнейших условиях оставаться полезным своей стране, своей партии, своему народу?
Он должен писать, писать во что бы то ни стало. Для него это не просто отдушина, бегство от одиночества. Нет, это его борьба, это его способ продолжать борьбу за дело всей его жизни, только иными средствами.
И здесь, в тюремной камере, он остается революционером, он ведет революционную борьбу. И, стало быть, он активен. Он по-прежнему связан с миром.
***
Пролетариат должен приобрести новое мировоззрение, должен приобрести сознание руководящего класса, осознать, что именно он-то и является руководящим классом, и наш долг, думает Грамши, помочь пролетариату приобрести это сознание. А для этого непременно нужно выработать некую новую концепцию жизни, диаметрально противоположную привычной буржуазной концепции, которая живет также и в сознании угнетенных.
Всякий исторический блок, всякий прочно сложившийся существующий порядок имеет свои точки опоры. И эти точки опоры - отнюдь не только насилие со стороны господствующего класса. Это не только принуждение, осуществляемое государственным аппаратом, хотя порой он и отлично справляется с этой своей функцией. Такими точками опоры является также примыкание, присоединение управляемых и угнетенных к тем жизненным концепциям, которые свойственны господствующим кчассам.
Ведь философия господствующего класса уже не воспринимается классами угнетенными как таковая. Она в итоге многократных и более чем усиленных вульгаризации превратилась в философию масс. Она как бы стала общепринятым здравым смыслом, прописью, общим местом. Массы сознательно или бессознательно, скорее бессознательно, приняли мораль, обычаи, правила поведения, навязанные им, привитые им господствующим классом.
Так в чем же, по мнению Грамши, заключается проблема? Нужно выявить, каким образом господствующий класс достиг согласия с подчиненными классами. Нужно раскрыть, каким образом эти классы смогут опрокинуть старый, обветшалый порядок. И как они создадут иной порядок, иной строй, при котором свобода станет свободой для всех.
Он намерен рассмотреть интересующие его проблемы на сугубо реальном материале, на материале Италии - Италии вчерашнего дня и сегодняшней Италии. Он хочет знать, какова роль, каковы функции итальянской интеллигенции в процессе формирования буржуазного государства.
Грамши хочет выяснить: каким образом рабочий класс проложит себе дорогу к руководству обществом? Как он осуществит это политическое руководство обществом? Обществом и государством. Причем речь идет не о пролетариате вообще и не об обществе вообще. Грамши рассматривает эту проблему в совершенно конкретных условиях. В условиях Италии.
С чего же он начинает? С эпохи Рисорджименто - то есть с эпохи борьбы за воссоединение Италии. Момент начала Рисорджименто спорен, но принято считать, что это движение захватило первые три четверти XIX столетия.
По мнению Грамши, народ играл в Рисорджименто второстепенную роль. Итак, возможно ли, думает он, охарактеризовать Рисорджименто не как народное движение, а как завоевание власти буржуазией? Буржуазия встала во главе объединенного Итальянского государства. А мелкобуржуазная демократия? Она заняла подчиненное положение, была оттеснена на второй план. А ведь представители мелкобуржуазной демократии являлись как будто авангардом движения за освобождение и воссоединение итальянской нации. Так почему же итальянская демократия не стала правящим классом в объединенном государстве?
Тому были различные причины, но главным образом это произошло потому, что мелкобуржуазная демократия не сумела встать во главе крестьянства. Следовательно, пролетариату необходимо учесть ошибки мелкобуржуазной демократии той не столь уж отдаленной эпохи. Пролетариат должен бороться за право руководить крестьянскими массами.
Грамши углубляется в изучение истории Рисорджименто. По его мнению, у народа в те времена еще отсутствовало национальное сознание - такова была культура, такова была литература тех времен, той эпохи. Литература эта не была «национально-народной». Почему? В силу того, что она была связана с идеологией империи, с идеологией верховной власти и с идеологией церкви. А это институты сверхнациональные.
Итак, как полагает Грамши, народ не понимал задачи объединительного движения, и руководство этим движением взяли в свои руки приверженцы графа Камилло Бендзо Кавура, умеренные кавуристы. А они руководили процессом объединения в собственных целях - на всем протяжении борьбы, вплоть до образования нового Итальянского государства. А в государстве этом явственно обозначилась и проявилась некая форма буржуазной диктатуры.
И врожденным пороком тогдашнего Итальянского государства, причиной непрестанного возобновления реакционных покушений является, согласно Грамши, то обстоятельство, что в движении, которым было вызвано к жизни объединенное Итальянское государство, отсутствовал якобинский дух.
***
В "Тюремных тетрадях" есть великолепнейшие строки, посвященные все той же труднопреодолимой пассивности, индивидуальной и массовой:
"Индивидуум, даже если он сам ничего не делает, надеется, что коллективный организм действует, не догадываясь, что именно благодаря весьма широкой распространенности таких взглядов коллективный организм неизбежно остается в бездействии. Помимо этого, нужно признать, что вследствие чрезвычайно широкого распространения детерминистской и механистической концепции истории (то есть концепции здравого смысла, связанной с пассивностью широких народных масс) любой индивидуум, видя, что, несмотря на его бездействие, постоянно что-то происходит, склоняется к мысли, что именно вне зависимости от отдельных индивидуумов существует нечто фантасмагорическое, существует абстракция коллективного организма, своего рода самостоятельное божество, которое не мыслит какой-то конкретной головой и тем не менее все же мыслит, которое не передвигается с помощью определенных человеческих ног и тем не менее все же передвигается».
Этому апофеозу пассивности Грамши противопоставляет образ активного политика:
«Активный политик - это созидатель, человек, побуждающий к действию, но он не создает из ничего, не вращается в туманной пустоте своих желаний и мечтаний. Он исходит из реальной действительности; но какова эта реальная действительность?
Быть может, это нечто статичное и неподвижное, а вовсе не соотношение сил, связанное с находящимся в непрерывном движении и изменении равновесием? Направлять волю на создание нового равновесия реально существующих и действующих сил, опираясь на ту определенную силу, которая считается прогрессивной, создавая условия для ее победы, все это значит, конечно, действовать на почве реальной действительности, но действовать так,, чтобы суметь господствовать над ней и превзойти ее (или содействовать этому).
Следовательно, «должно быть» является конкретностью, и, больше того, оно является единственным реалистическим, основанным на историзме истолкованием действительности, единственной претворяющейся в действие историей и философией, единственной верной политикой".
И от изысканий, связанных с определенным историческим материалом, Грамши переходит к более обобщенной постановке вопроса - он занят изысканием способов влияния одного класса на другой. Способов влияния, способов воздействия одного класса на другие социальные группы. В каких формах может проявиться главенство определенной общественной группы?
Грамши различает здесь две формы. Первая - это то, что он называет господством. Эта форма проявляется в отношениях с враждебными группами. Но есть и вторая форма.
Духовное и нравственное руководство массами - вот что такое гегемония, вот в чем ее суть!
Грамши, исходя из опыта Ленина, из опыта Советской России, строил теорию политической борьбы на Западе вообще и борьбы за пролетарскую революцию в Италии в частности. Грамши считал, что русский опыт не может быть в неизменном виде перенесен на западноевропейскую почву:
"Мне кажется, что Ильич понял необходимость превратить маневренную войну, победоносно примененную на Востоке в 1917 году, в войну позиционную, которая была единственно возможной на Западе, где... на небольшом пространстве армии могли сконцентрировать бесчисленное количество боеприпасов и где социальные кадры сами по себе были еще способны сыграть роль сильнейших укреплений. По-моему, это и означало бы осуществление формулы «единого фронта», которая соответствует концепции единого фронта Антанты под единым командованием Фоша, Ильич только не имел времени, чтобы углубить свою формулу; однако надо учесть, что он мог углубить ее только теоретически, между тем как основная задача носила национальный характер, то есть требовала разведки территории и выявления тех элементов гражданского общества, роль которых можно уподобить роли траншей и крепостей и т. д.
На Востоке государство было всем, гражданское общество находилось в первичном, аморфном состоянии. На Западе между государством и гражданским обществом были упорядоченные взаимоотношения, и если государство начинало шататься, тотчас же выступала наружу прочная структура гражданского общества. Государство было лишь передовой траншеей, позади которой была прочная цепь крепостей и казематов; конечно, это относится к тому или иному государству в большей или меньшей степени, и именно этот вопрос требует тщательного анализа применительно к каждой нации"…
***
"Поддержка массой той или иной идеологии или нежелание поддержать ее - вот каким способом проверяется реальная критика рациональности и историчности образа мыслей. Произвольные построения более или менее скоро оказываются вытесненными из исторического соревнования, даже если, как это иногда бывает, им удается благодаря благоприятной комбинации непосредственных обстоятельств некоторое время пользоваться кое-какой популярностью; построения же, органически соответствующие требованиям сложного исторического периода, всегда в конечном счете берут верх и удерживают превосходство, даже если им приходится проходить через многие промежуточные фазы, когда их утверждение происходит лишь в более или менее странных и причудливых комбинациях".
Таким образом, в «Тетрадях», когда речь заходит о закономерностях истории, все явственнее начинает звучать бесспорно-оптимистическая нота, но оптимизм Грамши - это не бездумно-бодряческий восторг, а оптимизм глубоко выстраданный, нерушимый сплав уверенности сердца и убежденности разума!
"Возможно ли, - восклицает Грамши, - чтобы «формально» новое мировоззрение вступало в мир в ином одеянии, чем грубое и непритязательное платье плебея? И все-таки историку, вооруженному всей необходимой перспективой, удается понять и установить, что первые камни нового мира, пусть еще грубые и неотесанные, прекраснее заката агонизирующего мира и его лебединых песен".
Наследие Грамши не является абсолютно во всем бесспорным и не подлежащим критической оценке. Оно вызвало в кругах интеллигенции, особенно итальянской интеллигенции, живейшую полемику. Труды его дискутировались и обсуждались на всякие лады. Он не завершил их, не сказал последнего слова, не подвел под ними окончательной черты. Он совершил другое.
Грамши пробудил в широких слоях итальянской интеллигенции живейший интерес к марксизму, к тому гениальному учению, которое так спешили похоронить незадачливые идеалисты всех мастей…"
Из книги Александра Рапопорта "Грамши" (1968 год):
"Тюремные тетради" - документ в своем роде единственный и неповторимый.
Много было в истории человечества узников, осужденных, заключенных, лишенных радостей свободы, в одиночестве, в тюремном одиночестве склонявшихся над рукописью, - людей, торопившихся запечатлеть на бумаге обуревающие их мысли и чувства.
Антонио Грамши был прежде всего политическим борцом, борцом истинным и беззаветным и не пощадившим жизни своей, сознательно пошедшим на величайшие муки и величайшие испытания. Но, пожалуй, в натуре его преобладали черты ученого, поэта, философа. Они, эти черты, отступали на задний план в те годы, когда он находился в самой гуще политической борьбы. А в годы тюремного заключения, в последние годы жизни, оторванный и отторгнутый от людей, от соратников по революционной борьбе, от родных и близких, - как мог поступить Антонио, что он мог сделать, чтобы и в этих тягостнейших условиях оставаться полезным своей стране, своей партии, своему народу?
Он должен писать, писать во что бы то ни стало. Для него это не просто отдушина, бегство от одиночества. Нет, это его борьба, это его способ продолжать борьбу за дело всей его жизни, только иными средствами.
И здесь, в тюремной камере, он остается революционером, он ведет революционную борьбу. И, стало быть, он активен. Он по-прежнему связан с миром.
***
Пролетариат должен приобрести новое мировоззрение, должен приобрести сознание руководящего класса, осознать, что именно он-то и является руководящим классом, и наш долг, думает Грамши, помочь пролетариату приобрести это сознание. А для этого непременно нужно выработать некую новую концепцию жизни, диаметрально противоположную привычной буржуазной концепции, которая живет также и в сознании угнетенных.
Всякий исторический блок, всякий прочно сложившийся существующий порядок имеет свои точки опоры. И эти точки опоры - отнюдь не только насилие со стороны господствующего класса. Это не только принуждение, осуществляемое государственным аппаратом, хотя порой он и отлично справляется с этой своей функцией. Такими точками опоры является также примыкание, присоединение управляемых и угнетенных к тем жизненным концепциям, которые свойственны господствующим кчассам.
Ведь философия господствующего класса уже не воспринимается классами угнетенными как таковая. Она в итоге многократных и более чем усиленных вульгаризации превратилась в философию масс. Она как бы стала общепринятым здравым смыслом, прописью, общим местом. Массы сознательно или бессознательно, скорее бессознательно, приняли мораль, обычаи, правила поведения, навязанные им, привитые им господствующим классом.
Так в чем же, по мнению Грамши, заключается проблема? Нужно выявить, каким образом господствующий класс достиг согласия с подчиненными классами. Нужно раскрыть, каким образом эти классы смогут опрокинуть старый, обветшалый порядок. И как они создадут иной порядок, иной строй, при котором свобода станет свободой для всех.
Он намерен рассмотреть интересующие его проблемы на сугубо реальном материале, на материале Италии - Италии вчерашнего дня и сегодняшней Италии. Он хочет знать, какова роль, каковы функции итальянской интеллигенции в процессе формирования буржуазного государства.
Грамши хочет выяснить: каким образом рабочий класс проложит себе дорогу к руководству обществом? Как он осуществит это политическое руководство обществом? Обществом и государством. Причем речь идет не о пролетариате вообще и не об обществе вообще. Грамши рассматривает эту проблему в совершенно конкретных условиях. В условиях Италии.
С чего же он начинает? С эпохи Рисорджименто - то есть с эпохи борьбы за воссоединение Италии. Момент начала Рисорджименто спорен, но принято считать, что это движение захватило первые три четверти XIX столетия.
По мнению Грамши, народ играл в Рисорджименто второстепенную роль. Итак, возможно ли, думает он, охарактеризовать Рисорджименто не как народное движение, а как завоевание власти буржуазией? Буржуазия встала во главе объединенного Итальянского государства. А мелкобуржуазная демократия? Она заняла подчиненное положение, была оттеснена на второй план. А ведь представители мелкобуржуазной демократии являлись как будто авангардом движения за освобождение и воссоединение итальянской нации. Так почему же итальянская демократия не стала правящим классом в объединенном государстве?
Тому были различные причины, но главным образом это произошло потому, что мелкобуржуазная демократия не сумела встать во главе крестьянства. Следовательно, пролетариату необходимо учесть ошибки мелкобуржуазной демократии той не столь уж отдаленной эпохи. Пролетариат должен бороться за право руководить крестьянскими массами.
Грамши углубляется в изучение истории Рисорджименто. По его мнению, у народа в те времена еще отсутствовало национальное сознание - такова была культура, такова была литература тех времен, той эпохи. Литература эта не была «национально-народной». Почему? В силу того, что она была связана с идеологией империи, с идеологией верховной власти и с идеологией церкви. А это институты сверхнациональные.
Итак, как полагает Грамши, народ не понимал задачи объединительного движения, и руководство этим движением взяли в свои руки приверженцы графа Камилло Бендзо Кавура, умеренные кавуристы. А они руководили процессом объединения в собственных целях - на всем протяжении борьбы, вплоть до образования нового Итальянского государства. А в государстве этом явственно обозначилась и проявилась некая форма буржуазной диктатуры.
И врожденным пороком тогдашнего Итальянского государства, причиной непрестанного возобновления реакционных покушений является, согласно Грамши, то обстоятельство, что в движении, которым было вызвано к жизни объединенное Итальянское государство, отсутствовал якобинский дух.
***
В "Тюремных тетрадях" есть великолепнейшие строки, посвященные все той же труднопреодолимой пассивности, индивидуальной и массовой:
"Индивидуум, даже если он сам ничего не делает, надеется, что коллективный организм действует, не догадываясь, что именно благодаря весьма широкой распространенности таких взглядов коллективный организм неизбежно остается в бездействии. Помимо этого, нужно признать, что вследствие чрезвычайно широкого распространения детерминистской и механистической концепции истории (то есть концепции здравого смысла, связанной с пассивностью широких народных масс) любой индивидуум, видя, что, несмотря на его бездействие, постоянно что-то происходит, склоняется к мысли, что именно вне зависимости от отдельных индивидуумов существует нечто фантасмагорическое, существует абстракция коллективного организма, своего рода самостоятельное божество, которое не мыслит какой-то конкретной головой и тем не менее все же мыслит, которое не передвигается с помощью определенных человеческих ног и тем не менее все же передвигается».
Этому апофеозу пассивности Грамши противопоставляет образ активного политика:
«Активный политик - это созидатель, человек, побуждающий к действию, но он не создает из ничего, не вращается в туманной пустоте своих желаний и мечтаний. Он исходит из реальной действительности; но какова эта реальная действительность?
Быть может, это нечто статичное и неподвижное, а вовсе не соотношение сил, связанное с находящимся в непрерывном движении и изменении равновесием? Направлять волю на создание нового равновесия реально существующих и действующих сил, опираясь на ту определенную силу, которая считается прогрессивной, создавая условия для ее победы, все это значит, конечно, действовать на почве реальной действительности, но действовать так,, чтобы суметь господствовать над ней и превзойти ее (или содействовать этому).
Следовательно, «должно быть» является конкретностью, и, больше того, оно является единственным реалистическим, основанным на историзме истолкованием действительности, единственной претворяющейся в действие историей и философией, единственной верной политикой".
И от изысканий, связанных с определенным историческим материалом, Грамши переходит к более обобщенной постановке вопроса - он занят изысканием способов влияния одного класса на другой. Способов влияния, способов воздействия одного класса на другие социальные группы. В каких формах может проявиться главенство определенной общественной группы?
Грамши различает здесь две формы. Первая - это то, что он называет господством. Эта форма проявляется в отношениях с враждебными группами. Но есть и вторая форма.
Духовное и нравственное руководство массами - вот что такое гегемония, вот в чем ее суть!
Грамши, исходя из опыта Ленина, из опыта Советской России, строил теорию политической борьбы на Западе вообще и борьбы за пролетарскую революцию в Италии в частности. Грамши считал, что русский опыт не может быть в неизменном виде перенесен на западноевропейскую почву:
"Мне кажется, что Ильич понял необходимость превратить маневренную войну, победоносно примененную на Востоке в 1917 году, в войну позиционную, которая была единственно возможной на Западе, где... на небольшом пространстве армии могли сконцентрировать бесчисленное количество боеприпасов и где социальные кадры сами по себе были еще способны сыграть роль сильнейших укреплений. По-моему, это и означало бы осуществление формулы «единого фронта», которая соответствует концепции единого фронта Антанты под единым командованием Фоша, Ильич только не имел времени, чтобы углубить свою формулу; однако надо учесть, что он мог углубить ее только теоретически, между тем как основная задача носила национальный характер, то есть требовала разведки территории и выявления тех элементов гражданского общества, роль которых можно уподобить роли траншей и крепостей и т. д.
На Востоке государство было всем, гражданское общество находилось в первичном, аморфном состоянии. На Западе между государством и гражданским обществом были упорядоченные взаимоотношения, и если государство начинало шататься, тотчас же выступала наружу прочная структура гражданского общества. Государство было лишь передовой траншеей, позади которой была прочная цепь крепостей и казематов; конечно, это относится к тому или иному государству в большей или меньшей степени, и именно этот вопрос требует тщательного анализа применительно к каждой нации"…
***
"Поддержка массой той или иной идеологии или нежелание поддержать ее - вот каким способом проверяется реальная критика рациональности и историчности образа мыслей. Произвольные построения более или менее скоро оказываются вытесненными из исторического соревнования, даже если, как это иногда бывает, им удается благодаря благоприятной комбинации непосредственных обстоятельств некоторое время пользоваться кое-какой популярностью; построения же, органически соответствующие требованиям сложного исторического периода, всегда в конечном счете берут верх и удерживают превосходство, даже если им приходится проходить через многие промежуточные фазы, когда их утверждение происходит лишь в более или менее странных и причудливых комбинациях".
Таким образом, в «Тетрадях», когда речь заходит о закономерностях истории, все явственнее начинает звучать бесспорно-оптимистическая нота, но оптимизм Грамши - это не бездумно-бодряческий восторг, а оптимизм глубоко выстраданный, нерушимый сплав уверенности сердца и убежденности разума!
"Возможно ли, - восклицает Грамши, - чтобы «формально» новое мировоззрение вступало в мир в ином одеянии, чем грубое и непритязательное платье плебея? И все-таки историку, вооруженному всей необходимой перспективой, удается понять и установить, что первые камни нового мира, пусть еще грубые и неотесанные, прекраснее заката агонизирующего мира и его лебединых песен".
Наследие Грамши не является абсолютно во всем бесспорным и не подлежащим критической оценке. Оно вызвало в кругах интеллигенции, особенно итальянской интеллигенции, живейшую полемику. Труды его дискутировались и обсуждались на всякие лады. Он не завершил их, не сказал последнего слова, не подвел под ними окончательной черты. Он совершил другое.
Грамши пробудил в широких слоях итальянской интеллигенции живейший интерес к марксизму, к тому гениальному учению, которое так спешили похоронить незадачливые идеалисты всех мастей…"