Грустное о "Смешном" 15
Великий бал у Мишико.
В замке батоно Мишико собрался весь цвет нации. Столы ломились от яств, а стулья от увесистых задниц гостей. Элтон Джон добивал старенький рояль, а Джеймс Хетфилд порвав последнюю струну, лежал пьяный под орущим динамиком пятитысячноватной колнки.
Оркестр человек в полтораста играл полонез.
Возвышавшийся перед оркестром человек во фраке - дерижер Эри Клас, увидев Мишико, побледнел, заулыбался и вдруг взмахом рук поднял весь оркестр.
На зеркальном полу несчитанное количество пар, словно слившись, поражая ловкостью и чистотой движений, вертясь в одном направлении, стеною шло, угрожая все смести на своем пути. С потолков сыпались цветы. В капителях колонн, когда погасало электричество, загорались мириады свечей, а в воздухе плыли пьянящие ароматы шашлыков.
Надежды маленький оркестрик.
В следующем зале били, шипя, фонтаны, и шампанское вскипало пузырями в трех бассейнах. Возле них метались афроафриканцы в алых повязках, серебряными черпаками наполняя из бассейнов плоские чаши а на эстраде кипятился человек в красном с ласточкиным хвостом фраке. Перед ним гремел нестерпимо громко блюз. Лишь только дирижер увидел Мишико, он согнулся перед ним так, что руками коснулся пола, потом выпрямился и пронзительно вскричал:
- Аллилуйя!
Это был Биби Кинг. Он хлопнул себя по коленке раз, потом накрест по другой - два, вырвал из рук у крайнего музыканта тарелку, ударил ею по голове музыканта.
Потом Панфилов оказался в чудовищном по размерам бассейне, окаймленном колоннадой. Гигантский черный Нептун выбрасывал из пасти широкую розовую струю. Одуряющий запах шампанского подымался из бассейна. Здесь господствовало непринужденное веселье. Дамы, смеясь, сбрасывали одежды и с криком ласточкой бросались в бассейн. Пенные столбы взбрасывало вверх. Хрустальное дно бассейна горело нижним светом, пробивавшим толщу вина, и в нем видны были серебристые плавающие тела. Выскакивали из бассейна совершенно пьяными. Хохот звенел под колоннами и гремел, как в бане.
Батоно Мишико поколдовал чего-то у пасти Нептуна, и тотчас с шипением и грохотом волнующаяся масса шампанского ушла из бассейна, а Нептун стал извергать, не пенящуюся волну темно-желтого цвета. Дамы с визгом и воплем:
- Коньяк! - кинулись от краев бассейна за колонны. Через несколько секунд бассейн был полон, и Мишико, сделав тройное сальто-мортале, обрушился в колыхающийся коньяк. Вылез он, отфыркиваясь, с раскисшим галстухом, который тут-же сунул в рот и продолжил его методично пережевывать.
Остальные развлекались, как умели.
Адагамов и Март Лаар раскачивали за руки за ноги Садальского, а Сухуми считал:
- Уан, ту, фри!
Чем-то недовольный Садальский, крича, что он готов жизнь отдать за великого Мишико, перелетел через фонтан и оседлал английского агента.
- Н-но !!! - заорал Садальский, - эскадрон, за мной!
Английский агент для конспирации сделал вид, что он ничего не заметил.
Адагамов и Лаар оттащили Садальского от агента, и снова послышалось:
- Уан, ту, фри!!!!
Агент предусмотрительно шмыгнул за портьеру.
Сухуми и Буба поглощали огромный торт, запивая его коньяком.
- С-к-о-т-и-н-а!!! - раздалось над ухом Панфилова. Ни один мускул не дрогнул на лице русского разведчика. Ну, конечно же, это был Садальский.
Буба привстал, потянулся за куском торта, Панфилов подложил ему большую кнопку. Буба подскочил до потолка и приземлился на стол, опрокинув на Чхартишвили трехлитровую банку с майонезом. Нерастерявшийся Чхартишвили не разобрав, кто это сделал, дал в нос сидящему рядом Садальскому. Тот опрокинулся вместе с креслом.
Панфилов наливал Мишико очередную стопку коньяка.
Опрокинутый Садальский подполз к столу и попытался встать. Вставая, он зацепился головой за ногу Чхартишвили, который произносил тост, и приподнял его над столом. Чхартишвили, ничего не понимая, закричал "На помощь!" и упал на стол. Женщины зашлись от смеха.
Мишико наливал Панфилову очередную стопку коньяка.
Укушавшийся начальник госбезопасности Джорджии, шатаясь, подошел к Панфилову и стал рассыпаться в любезностях.
- Я восхищаюсь вами, господин Смешной! Вы - мой идеал контрразведчика!
Они выпили на брудершафт.
Сухуми, которому понравилась сидящий рядом молоденький официант, посмотрел
на часы и сказал:
- По-моему, нам пора спать.
Садальский встал и покачал перед носом Панфилова указательным пальцем:
- А все-таки, Панфилов, ты бо-ольшая свинья…
- Извинитесь! - возмутился начальник госбезопасности и влепил Садальскому пощечину.
- Извини меня, Панфилов, - сказал Садальский.
Пьяный Садальский обходил столы и по очереди пытался завести знакомство с женщинами. От него несло водкой и чесноком, и женщины с отвращением отталкивали его. Английский агент спрятался от Панфилова под столом.
Не солоно хлебавши, Садальский сел рядом с Мартом Лааром.
- С-садальский, - сказал Садальский, протягивая потную ладонь.
Они выпили. Закусили. Еще выпили. Вскоре Март Лаар подтягивая в терцию с Садальским, запел:
- Выпьем за Родину, выпьем за Путина...
Садальскому стало плохо, он залез под стол и заснул, потеснив английского агента.
Март Лаар, напоив Садальского так, что тот и упал под стол, привязал его шнурки к ножке стола.
Панфилов вспомнил, что он на задании. Он с отвращением оглядел зал и понял, что праздник испорчен.
"Сейчас перепьются гады и повырубаются... Останется только запалить фитиль у ящика с динамитом..." - коварно подумал Панфилов.
Он плюнул в спящего Садальского, и прихватив с собой бутылку водки,
направился в туалет отдохнуть от вульгарного шума. В туалете английский агент пил уиски и закусывал украденным со стола холодным шашлыком.
- Заходи, папаша - сказал агент.
- П-пардон, мадам, - сказал Панфилов, закрыл дверь и тупо уставился на букву "М".
"У батоно Мишико перепутаны таблички на дверях. На женском туалете висит табличка "М". Тут надо подумать. Что скажет по этому поводу Алексеева?"
Задумчивый Панфилов взвесил все "за" и "против", загнул три пальца и поменял таблички. Потом подумал, что сделал доброе дело, и поменял таблички назад.
- Люблю порядок, - сказал он вслух и вошел в другую дверь.
Раздался визг, и Панфилов вышел с отпечатком ладони на правой щеке.
"Левша, - подумал Панфилов, - ничего не понимаю!"
И обиженный Панфилов пошел в сад.
В зале все уже спали.
И только Панфилов сидел в саду и при свете торшера читал последний указ Путина.
"Пора уходить," - подумал Панфилов. Ему осталось вынести ящик коньяка и пару банок тушенки, и можно было взрывать перепившихся демократов.
Ту би континует...
В замке батоно Мишико собрался весь цвет нации. Столы ломились от яств, а стулья от увесистых задниц гостей. Элтон Джон добивал старенький рояль, а Джеймс Хетфилд порвав последнюю струну, лежал пьяный под орущим динамиком пятитысячноватной колнки.
Оркестр человек в полтораста играл полонез.
Возвышавшийся перед оркестром человек во фраке - дерижер Эри Клас, увидев Мишико, побледнел, заулыбался и вдруг взмахом рук поднял весь оркестр.
На зеркальном полу несчитанное количество пар, словно слившись, поражая ловкостью и чистотой движений, вертясь в одном направлении, стеною шло, угрожая все смести на своем пути. С потолков сыпались цветы. В капителях колонн, когда погасало электричество, загорались мириады свечей, а в воздухе плыли пьянящие ароматы шашлыков.
Надежды маленький оркестрик.
В следующем зале били, шипя, фонтаны, и шампанское вскипало пузырями в трех бассейнах. Возле них метались афроафриканцы в алых повязках, серебряными черпаками наполняя из бассейнов плоские чаши а на эстраде кипятился человек в красном с ласточкиным хвостом фраке. Перед ним гремел нестерпимо громко блюз. Лишь только дирижер увидел Мишико, он согнулся перед ним так, что руками коснулся пола, потом выпрямился и пронзительно вскричал:
- Аллилуйя!
Это был Биби Кинг. Он хлопнул себя по коленке раз, потом накрест по другой - два, вырвал из рук у крайнего музыканта тарелку, ударил ею по голове музыканта.
Потом Панфилов оказался в чудовищном по размерам бассейне, окаймленном колоннадой. Гигантский черный Нептун выбрасывал из пасти широкую розовую струю. Одуряющий запах шампанского подымался из бассейна. Здесь господствовало непринужденное веселье. Дамы, смеясь, сбрасывали одежды и с криком ласточкой бросались в бассейн. Пенные столбы взбрасывало вверх. Хрустальное дно бассейна горело нижним светом, пробивавшим толщу вина, и в нем видны были серебристые плавающие тела. Выскакивали из бассейна совершенно пьяными. Хохот звенел под колоннами и гремел, как в бане.
Батоно Мишико поколдовал чего-то у пасти Нептуна, и тотчас с шипением и грохотом волнующаяся масса шампанского ушла из бассейна, а Нептун стал извергать, не пенящуюся волну темно-желтого цвета. Дамы с визгом и воплем:
- Коньяк! - кинулись от краев бассейна за колонны. Через несколько секунд бассейн был полон, и Мишико, сделав тройное сальто-мортале, обрушился в колыхающийся коньяк. Вылез он, отфыркиваясь, с раскисшим галстухом, который тут-же сунул в рот и продолжил его методично пережевывать.
Остальные развлекались, как умели.
Адагамов и Март Лаар раскачивали за руки за ноги Садальского, а Сухуми считал:
- Уан, ту, фри!
Чем-то недовольный Садальский, крича, что он готов жизнь отдать за великого Мишико, перелетел через фонтан и оседлал английского агента.
- Н-но !!! - заорал Садальский, - эскадрон, за мной!
Английский агент для конспирации сделал вид, что он ничего не заметил.
Адагамов и Лаар оттащили Садальского от агента, и снова послышалось:
- Уан, ту, фри!!!!
Агент предусмотрительно шмыгнул за портьеру.
Сухуми и Буба поглощали огромный торт, запивая его коньяком.
- С-к-о-т-и-н-а!!! - раздалось над ухом Панфилова. Ни один мускул не дрогнул на лице русского разведчика. Ну, конечно же, это был Садальский.
Буба привстал, потянулся за куском торта, Панфилов подложил ему большую кнопку. Буба подскочил до потолка и приземлился на стол, опрокинув на Чхартишвили трехлитровую банку с майонезом. Нерастерявшийся Чхартишвили не разобрав, кто это сделал, дал в нос сидящему рядом Садальскому. Тот опрокинулся вместе с креслом.
Панфилов наливал Мишико очередную стопку коньяка.
Опрокинутый Садальский подполз к столу и попытался встать. Вставая, он зацепился головой за ногу Чхартишвили, который произносил тост, и приподнял его над столом. Чхартишвили, ничего не понимая, закричал "На помощь!" и упал на стол. Женщины зашлись от смеха.
Мишико наливал Панфилову очередную стопку коньяка.
Укушавшийся начальник госбезопасности Джорджии, шатаясь, подошел к Панфилову и стал рассыпаться в любезностях.
- Я восхищаюсь вами, господин Смешной! Вы - мой идеал контрразведчика!
Они выпили на брудершафт.
Сухуми, которому понравилась сидящий рядом молоденький официант, посмотрел
на часы и сказал:
- По-моему, нам пора спать.
Садальский встал и покачал перед носом Панфилова указательным пальцем:
- А все-таки, Панфилов, ты бо-ольшая свинья…
- Извинитесь! - возмутился начальник госбезопасности и влепил Садальскому пощечину.
- Извини меня, Панфилов, - сказал Садальский.
Пьяный Садальский обходил столы и по очереди пытался завести знакомство с женщинами. От него несло водкой и чесноком, и женщины с отвращением отталкивали его. Английский агент спрятался от Панфилова под столом.
Не солоно хлебавши, Садальский сел рядом с Мартом Лааром.
- С-садальский, - сказал Садальский, протягивая потную ладонь.
Они выпили. Закусили. Еще выпили. Вскоре Март Лаар подтягивая в терцию с Садальским, запел:
- Выпьем за Родину, выпьем за Путина...
Садальскому стало плохо, он залез под стол и заснул, потеснив английского агента.
Март Лаар, напоив Садальского так, что тот и упал под стол, привязал его шнурки к ножке стола.
Панфилов вспомнил, что он на задании. Он с отвращением оглядел зал и понял, что праздник испорчен.
"Сейчас перепьются гады и повырубаются... Останется только запалить фитиль у ящика с динамитом..." - коварно подумал Панфилов.
Он плюнул в спящего Садальского, и прихватив с собой бутылку водки,
направился в туалет отдохнуть от вульгарного шума. В туалете английский агент пил уиски и закусывал украденным со стола холодным шашлыком.
- Заходи, папаша - сказал агент.
- П-пардон, мадам, - сказал Панфилов, закрыл дверь и тупо уставился на букву "М".
"У батоно Мишико перепутаны таблички на дверях. На женском туалете висит табличка "М". Тут надо подумать. Что скажет по этому поводу Алексеева?"
Задумчивый Панфилов взвесил все "за" и "против", загнул три пальца и поменял таблички. Потом подумал, что сделал доброе дело, и поменял таблички назад.
- Люблю порядок, - сказал он вслух и вошел в другую дверь.
Раздался визг, и Панфилов вышел с отпечатком ладони на правой щеке.
"Левша, - подумал Панфилов, - ничего не понимаю!"
И обиженный Панфилов пошел в сад.
В зале все уже спали.
И только Панфилов сидел в саду и при свете торшера читал последний указ Путина.
"Пора уходить," - подумал Панфилов. Ему осталось вынести ящик коньяка и пару банок тушенки, и можно было взрывать перепившихся демократов.
Ту би континует...