Шустрик
Сов я просто обожаю. У меня к ним какое-то особое, нежное чувство. И оно совсем не случайно.
Началось все много лет назад, мне тогда было лет 12. До этого я даже не знала, что совсем рядом, в небольшом сосновом лесочке, что был рядом с нашим домом, обитают эти птицы. Но в тот год сов было особенно много. Такое бывает после урожайных лет. Высокий урожай зерновых порадовал и людей и грызунов. Часть зерна осыпалась на землю или оказалась не вымолоченной в снопах соломы оставшейся на полях, и оказавшись под снегом обеспечивала мышам и прочим грызунам пропитание на всю зиму, а так же благоприятные условия для размножения. В ответ на это весной активно приступили к гнездованию и хищные птицы: мелкие соколы, коршуны и ушастые совы.
В обычные годы совы выкармливают по 3-4 птенца, иногда совсем не гнездятся, но в такие особые, «мышиные» годы, бывает и по 6-7. Родителям трудно накормить такую ораву за короткую летнюю ночь, и совы начинают охоту еще до заката. И вот, как-то вечером я заметила в поле коричневую птицу, неспешно летающую невысоко над землей. Ее полет был абсолютно бесшумным. Она иногда то останавливалась на месте и прислушивалась, то летела дальше. Потом вдруг резко спикировала в траву и через минуту полетела в сторону нашего леска. Пролетая совсем близко над головой, она повернула голову в мою сторону, и около секунды смотрела своими огромными оранжевыми глазами, потом громко щелкнула клювом и с деловитым видом отправилась дальше. В лапах она держала крупную мышь.
Я стала наблюдать по вечерам, и заметила, что иногда можно увидеть по две или три совы. Ближе к закату их становилось больше. Одни охотились поблизости, в поле, что возле самого поселка, другие спешили куда-то дальше. Некоторые возвращались с добычей. А когда солнце опускалось за горизонт, из леса начинали доноситься протяжные звуки. Протяжный свист издавали совята, извещая родителей о своем местоположении и желании подкрепиться. Может показаться, что все совята кричат одинаково, но у них всех немного разные голоса. Совы различают своих птенцов безошибочно и могут найти в лесу даже в непроглядной тьме.
Мне конечно очень захотелось увидеть совенка, я постаралась запомнить откуда доносятся звуки, а на следующий день отправилась на поиски. Найти сову в лесу, дело совсем не легкое. Маскируются они, надо сказать, просто превосходно. Их окраска сочетается с коричневым цветом стволов деревьев и ветвей, а при опасности замирают, вытягиваются и прижимают перья плотно к телу, чтобы еще больше напоминать сучок. Но отыскать совят мне все же удалось, пойдя на некоторую хитрость. Я стала имитировать их протяжный свист. Не очень то похоже получилось, но пара птенцов отозвалась. Это были подростки, уже размером почти с родителей. Они сидели неподвижно на небольшом деревце, метра 2 в высоту, смотрели на меня не мигая своими большими глазами и явно желали казаться частью местной флоры. Тело еще было покрыто серым пухом, с рисунком из черных черточек, а на голове торчали два пушистых ушка. Когда совята поняли, что обнаружены, сорвались с места и полетели прочь. Потом я видела и других совят, пять штук, сидящих рядком на толстой сосновой ветке во главе с кем-то из родителей.
Было заметно, что все совята разного возраста, есть старшие, которые вывелись первыми, есть помладше. Подходя к одному такому семейству из четырех птенцов, я вдруг заметила совсем рядом, в нескольких метрах от себя на кустике младшего совенка. Еще пара шагов и он раздулся став похожим на пушистый шар, стал покачиваться из стороны в сторону, зашипел и угрожающе защелкал клювом. Он был еще совсем маленьким, маховых перьев на крыльях не было видно и даже на ветвях ему было сидеть еще довольно трудно, но он упорно цеплялся за них пытаясь забраться повыше. Впрочем, свирепствовал он довольно не долго, и убедившись, что я на него не нападаю немного успокоился и стал разглядывать покачивая головой из стороны в сторону. Я в свою очередь не могла оторвать взгляда от этого пушистого чуда. Очень медленно подойдя к дереву, пересадила совенка себе на руку. Он немного пошипел, но с руки не спрыгнул и даже позволил погладить по пушистой лапе. Выглядел он очаровательно, пушистый комок, с большими круглыми глазами и довольно длинными и острыми когтями, которые крепко вцепились мне в ладонь. Расстаться с ним я уже не могла.
Брат был в полном восторге увидев совенка. Родители конечно не особо одобряли, что я иногда приносила всякую живность из лесов и полей, но совенок им как-то сразу понравился. Так у нас появился Шустрик. Ему было сооружено гнездо из веток в пустовавшем вольере для цыплят, приделаны удобные жердочки и для пущей лесистости развешаны сосновые ветки, а я отправилась читать все, что только можно найти про сов. Для совенка был разработан специальный рацион, в который входили куриные шейки, сердца, нежирное мясо и еще некоторые компоненты. Но без главного корма - мышей в питании совы никак не обойтись, в связи с чем по всей территории двора и сада были расставлены мышеловки.
Шустрик быстро освоился на новом месте и перестал нас бояться. Он быстро привык к кормлению по утрам и вечерам и по ночам крепко спал, а где-то часов с 7 часов начинал издавать свои протяжные крики. Когда я заходила в вольер, он начинал кричать громче, при этом топал ногами и раздувался как шарик, требуя еду. Насытившись, усаживался удобно, поджимал одну лапу, прищуривал глаза и с видом полного удовлетворения погружался в дремотное состояние. При этом он очень любил, когда его поглаживают за ушком, под шейкой или возле клюва, наклонял голову набок и от наслаждения погружался в такой транс, что иногда даже терял равновесие и чуть не падал с жердочки. Чего ему не нравилось, так это прикосновение к спине и крыльям, этого он терпеть не мог совершенно и начинал обижаться, издавая жалобные ти-ти-ти, или сердиться. Настроение совы как в зеркале отражается в ее глазах. Когда Шустрик сердился, у него резко сужались зрачки, и это был признак того, что он совсем не долго готов терпеть, прежде чем пустит в ход свое главное оружие - когти.
Мышей он проглатывал целиком, причем даже довольно крупных. Сначала он ее внимательно разглядывал, держа в одной лапе. Вообще, разглядывающая что-то сова это уморительная картина, голова движется как на шарнирах, принимая все мыслимые и не мыслимые положения в пространстве. Затем начинал теребить клювом, потом хватал за голову…. Это казалось невозможным, но каким-то чудесным образом через несколько секунд мышь исчезала внутри этого пушистого туловища, а из клюва свисал лишь кончик хвоста, который медленно затягивался куда-то в глубины пищеварительного тракта.
Рос он очень быстро. Уже через полторы недели он начал уверенно перелетать с жердочки на жердочку. Еще через неделю с одного конца вольера до другого. Родители были против того, чтобы оставлять совенка жить у нас, и было решено приучать его к жизни на воле. Поэтому, когда Шустрик еще немного подрос и окреп, в один из вечеров, мы открыли дверцу вольера. Куда-то лететь он не спешил, и долго сидел на заборе вглядываясь в надвигающиеся сумерки, то поворачивая голову набок, то качая, как маятник из стороны в сторону.
На следующее утро, первое, что я сделала это конечно побежала искать своего любимого совенка. Ни на заборе, ни в родном вольере его не оказалось, и я отправилась в ближайший березняк, которых находился метрах в 300 от дома. На поиски ушло не более 15 минут. Шустрик сидел на березе и увидев меня закричал и как обычно затопал ногами. Вот только слетать вниз не захотел, пришлось лезть за ним на березу. Дома юный летун был посажен на любимую ветку в вольере, накормлен, а следующим вечером все повторилось вновь.
Вечером он улетал, а утром я находила его в березняке неподалеку, приносила домой и кормила. На третий или четвертый день Шустрик прилетел сам. Он сидел на крыше вольера, и монотонно издавал свой голодный призыв. Так продолжалось около недели, утром он появлялся и наевшись усаживался или в вольере или под крышей навеса, а на закате усаживался на забор, некоторое время всматривался в надвигающиеся сумерки, а затем улетал в лес. Но через неделю Шустрик вдруг пропал. Я искала в березняке и в сосновом колке, но не смогла дозваться. На второй день, заподозрив неладное, мы с братом отправилась искать по жилым кварталам. Наверное нам повезло, но в одном из дворов мы услышали его голос исходивший из одного из местных гаражей.
Пришлось в скором порядке выяснять владельца, а потом иметь беседу с весьма неприятной женщиной, которая заявила, что на сове не написано, что он наш и что совенка нам не отдадут. Оставить это дело так мы конечно не могли, но и что делать не знали. Мы просто отправились снова к гаражу и стали ждать. Через пару часов появился хозяин. В отличие от жены он выглядел более миролюбиво и не был настроен так категорически и агрессивно. Кроме того, похоже, что эта сова в гараже была ему совершенно не нужна. И он довольно быстро согласится нам ее отдать, заявив только, что идите и берите это чудовище сами.
Я ужаснулась, когда увидела своего совенка сидящим в попугаячьей клетке. Голова его упиралась в потолок, на дне лежали куски сала и хлеба, видимо именно этим его и пытались кормить. Схватив Шустрика, мы помчались домой. Он был ужасно голодный и напуганный. Пару дней после этого не выпускали, даже обсуждали с родителями вопрос о том, может ли он выжить в дикой природе. Оказалось, что самая большая опасность для совы, выкормленной людьми, это сами люди. Но эксперимент решили продолжать, и на третий день вечером Шустрика выпустили снова. К моей огромной радости он оказался совсем не глуп и видимо кое-что усвоил, во всяком случае, после этого события никогда не летал в поселок. Больше он людям не попадался.
С каждым днем он летал все увереннее. Шустрик стал меняться. На груди стали появляться перышки, как у взрослой совы, а на голове, вместо пуховых, проклюнулись два перьевых ушка, торчавшие вверх как маленькие рожки. Изменялся и характер, он стал более пугливым и осторожным, даже по отношению ко мне. Теперь я уже не беспокоилась за то, что он может попасть в руки незнакомым людям. Он стал более независимым, улетал все дальше и возвращался домой только раз в несколько дней.
По вечерам, если был дома, Шустрик любил сидеть на небольшом пеньке и играть с котятами. Три молодых котенка весело резвились на траве, иногда пробегая мимо пенька, и тогда он пытался ухватить их за торчащие хвосты. Если это удавалось, котенок подпрыгивал от неожиданности, взвизгивал и развернувшись пытался ударить сову лапой. Шустрика это не смущало, он не спеша разжимал когтистую лапу весьма довольный своей ловкостью. Когда начинало темнеть, он улетал по своим совиным делам.
Иногда я сама ходила в сосновый колок после захода солнца и кормила своего любимца прямо там. Обычно выходила на большую поляну, и начинала подзывать свистом. Через некоторое время появлялась серая тень бесшумно скользящая низко над землей. Шустрик подлетал, усаживалась на руку и издавал свой протяжный крик. Наевшись, он некоторое время сидел на руке, а я разговаривала с ним и нежно поглаживала за ухом, потом удовлетворившись общением, растворялся в темноте. Иногда он провожал меня до дома, летая поблизости. При этом очень любил незаметно подлететь сзади, цапнуть за голову и быстро отлететь в сторону. Сначала мне была не понятна причина такой агрессии, но потом я увидела среди деревьев, как две молодые совы так нападают друг на друга. Это была игра. И я стала играть с Шустриком, делала вид, что не вижу и в последний момент резко наклонялась, а он пролетал мимо по инерции, раздосадовано щелкнув клювом.
Так продолжалось еще несколько недель. Шустрик почти перестал прилетать домой и чаще мы общались с ним в лесу. Я стала замечать, раз от раза, что он уже не особо и голодный и почти не просит есть. Крики других совят тоже практически прекратились, и ночной лес погрузился в непривычную тишину. Шустрик стал совсем взрослый и самостоятельный, но какая-то нить все же связывала нас, и он по прежнему появлялся из темноты получал свою порцию почесываний и мы с ним гуляли некоторое время по ночному лесу. Мне это нравилось, эта необычная дружба с уже практически дикой птицей. В его движениях чувствовалась уверенность и какая-то дикая красота, он был дома, в своей стихии и благодаря нашей дружбе я могла прикоснуться к этому миру, стать его частью, частью природы.
Но это не могло продолжаться долго. В августе совы исчезли, видимо куда-то откочевали, пропал и мой Шустрик. Его не было недели 2. Но как-то вечером, когда мы гуляли с подругами, прибежал соседский мальчишка и сказал, что там прилетела ваша сова. Я побежала домой, но увидеть его так и не успела. Потом рассказали, что он просто сидел на заборе какое-то время, а потом исчез. Больше я о нем не слышала. Наверное прилетал попрощаться с домом.
Много лет прошло с тех пор. Но если мне удается побывать в своем родном поселке в начала лета, я обязательно выделяю время, чтобы после заката сходить в наш крохотный сосновый лесок. Здесь по-прежнему гнездятся ушастые совы, и когда я слышу их протяжные крики, чувства и воспоминания просыпаются в моей душе. Я знаю, что у них всех разные голоса. Я узнала бы, наверное, его и сейчас. И кажется, что вот-вот из темноты вынырнет серая тень, и Шустрик как и тогда, сядет на руку, и мы снова будем бродить с ним среди деревьев. Нет, это нежное чувство не умерло, оно осталось во мне, оно связывает меня и с тем замечательным совенком, и с другими совами и с нашей природой, безумно дорогой для меня и любимой.
Началось все много лет назад, мне тогда было лет 12. До этого я даже не знала, что совсем рядом, в небольшом сосновом лесочке, что был рядом с нашим домом, обитают эти птицы. Но в тот год сов было особенно много. Такое бывает после урожайных лет. Высокий урожай зерновых порадовал и людей и грызунов. Часть зерна осыпалась на землю или оказалась не вымолоченной в снопах соломы оставшейся на полях, и оказавшись под снегом обеспечивала мышам и прочим грызунам пропитание на всю зиму, а так же благоприятные условия для размножения. В ответ на это весной активно приступили к гнездованию и хищные птицы: мелкие соколы, коршуны и ушастые совы.
В обычные годы совы выкармливают по 3-4 птенца, иногда совсем не гнездятся, но в такие особые, «мышиные» годы, бывает и по 6-7. Родителям трудно накормить такую ораву за короткую летнюю ночь, и совы начинают охоту еще до заката. И вот, как-то вечером я заметила в поле коричневую птицу, неспешно летающую невысоко над землей. Ее полет был абсолютно бесшумным. Она иногда то останавливалась на месте и прислушивалась, то летела дальше. Потом вдруг резко спикировала в траву и через минуту полетела в сторону нашего леска. Пролетая совсем близко над головой, она повернула голову в мою сторону, и около секунды смотрела своими огромными оранжевыми глазами, потом громко щелкнула клювом и с деловитым видом отправилась дальше. В лапах она держала крупную мышь.
Я стала наблюдать по вечерам, и заметила, что иногда можно увидеть по две или три совы. Ближе к закату их становилось больше. Одни охотились поблизости, в поле, что возле самого поселка, другие спешили куда-то дальше. Некоторые возвращались с добычей. А когда солнце опускалось за горизонт, из леса начинали доноситься протяжные звуки. Протяжный свист издавали совята, извещая родителей о своем местоположении и желании подкрепиться. Может показаться, что все совята кричат одинаково, но у них всех немного разные голоса. Совы различают своих птенцов безошибочно и могут найти в лесу даже в непроглядной тьме.
Мне конечно очень захотелось увидеть совенка, я постаралась запомнить откуда доносятся звуки, а на следующий день отправилась на поиски. Найти сову в лесу, дело совсем не легкое. Маскируются они, надо сказать, просто превосходно. Их окраска сочетается с коричневым цветом стволов деревьев и ветвей, а при опасности замирают, вытягиваются и прижимают перья плотно к телу, чтобы еще больше напоминать сучок. Но отыскать совят мне все же удалось, пойдя на некоторую хитрость. Я стала имитировать их протяжный свист. Не очень то похоже получилось, но пара птенцов отозвалась. Это были подростки, уже размером почти с родителей. Они сидели неподвижно на небольшом деревце, метра 2 в высоту, смотрели на меня не мигая своими большими глазами и явно желали казаться частью местной флоры. Тело еще было покрыто серым пухом, с рисунком из черных черточек, а на голове торчали два пушистых ушка. Когда совята поняли, что обнаружены, сорвались с места и полетели прочь. Потом я видела и других совят, пять штук, сидящих рядком на толстой сосновой ветке во главе с кем-то из родителей.
Было заметно, что все совята разного возраста, есть старшие, которые вывелись первыми, есть помладше. Подходя к одному такому семейству из четырех птенцов, я вдруг заметила совсем рядом, в нескольких метрах от себя на кустике младшего совенка. Еще пара шагов и он раздулся став похожим на пушистый шар, стал покачиваться из стороны в сторону, зашипел и угрожающе защелкал клювом. Он был еще совсем маленьким, маховых перьев на крыльях не было видно и даже на ветвях ему было сидеть еще довольно трудно, но он упорно цеплялся за них пытаясь забраться повыше. Впрочем, свирепствовал он довольно не долго, и убедившись, что я на него не нападаю немного успокоился и стал разглядывать покачивая головой из стороны в сторону. Я в свою очередь не могла оторвать взгляда от этого пушистого чуда. Очень медленно подойдя к дереву, пересадила совенка себе на руку. Он немного пошипел, но с руки не спрыгнул и даже позволил погладить по пушистой лапе. Выглядел он очаровательно, пушистый комок, с большими круглыми глазами и довольно длинными и острыми когтями, которые крепко вцепились мне в ладонь. Расстаться с ним я уже не могла.
Брат был в полном восторге увидев совенка. Родители конечно не особо одобряли, что я иногда приносила всякую живность из лесов и полей, но совенок им как-то сразу понравился. Так у нас появился Шустрик. Ему было сооружено гнездо из веток в пустовавшем вольере для цыплят, приделаны удобные жердочки и для пущей лесистости развешаны сосновые ветки, а я отправилась читать все, что только можно найти про сов. Для совенка был разработан специальный рацион, в который входили куриные шейки, сердца, нежирное мясо и еще некоторые компоненты. Но без главного корма - мышей в питании совы никак не обойтись, в связи с чем по всей территории двора и сада были расставлены мышеловки.
Шустрик быстро освоился на новом месте и перестал нас бояться. Он быстро привык к кормлению по утрам и вечерам и по ночам крепко спал, а где-то часов с 7 часов начинал издавать свои протяжные крики. Когда я заходила в вольер, он начинал кричать громче, при этом топал ногами и раздувался как шарик, требуя еду. Насытившись, усаживался удобно, поджимал одну лапу, прищуривал глаза и с видом полного удовлетворения погружался в дремотное состояние. При этом он очень любил, когда его поглаживают за ушком, под шейкой или возле клюва, наклонял голову набок и от наслаждения погружался в такой транс, что иногда даже терял равновесие и чуть не падал с жердочки. Чего ему не нравилось, так это прикосновение к спине и крыльям, этого он терпеть не мог совершенно и начинал обижаться, издавая жалобные ти-ти-ти, или сердиться. Настроение совы как в зеркале отражается в ее глазах. Когда Шустрик сердился, у него резко сужались зрачки, и это был признак того, что он совсем не долго готов терпеть, прежде чем пустит в ход свое главное оружие - когти.
Мышей он проглатывал целиком, причем даже довольно крупных. Сначала он ее внимательно разглядывал, держа в одной лапе. Вообще, разглядывающая что-то сова это уморительная картина, голова движется как на шарнирах, принимая все мыслимые и не мыслимые положения в пространстве. Затем начинал теребить клювом, потом хватал за голову…. Это казалось невозможным, но каким-то чудесным образом через несколько секунд мышь исчезала внутри этого пушистого туловища, а из клюва свисал лишь кончик хвоста, который медленно затягивался куда-то в глубины пищеварительного тракта.
Рос он очень быстро. Уже через полторы недели он начал уверенно перелетать с жердочки на жердочку. Еще через неделю с одного конца вольера до другого. Родители были против того, чтобы оставлять совенка жить у нас, и было решено приучать его к жизни на воле. Поэтому, когда Шустрик еще немного подрос и окреп, в один из вечеров, мы открыли дверцу вольера. Куда-то лететь он не спешил, и долго сидел на заборе вглядываясь в надвигающиеся сумерки, то поворачивая голову набок, то качая, как маятник из стороны в сторону.
На следующее утро, первое, что я сделала это конечно побежала искать своего любимого совенка. Ни на заборе, ни в родном вольере его не оказалось, и я отправилась в ближайший березняк, которых находился метрах в 300 от дома. На поиски ушло не более 15 минут. Шустрик сидел на березе и увидев меня закричал и как обычно затопал ногами. Вот только слетать вниз не захотел, пришлось лезть за ним на березу. Дома юный летун был посажен на любимую ветку в вольере, накормлен, а следующим вечером все повторилось вновь.
Вечером он улетал, а утром я находила его в березняке неподалеку, приносила домой и кормила. На третий или четвертый день Шустрик прилетел сам. Он сидел на крыше вольера, и монотонно издавал свой голодный призыв. Так продолжалось около недели, утром он появлялся и наевшись усаживался или в вольере или под крышей навеса, а на закате усаживался на забор, некоторое время всматривался в надвигающиеся сумерки, а затем улетал в лес. Но через неделю Шустрик вдруг пропал. Я искала в березняке и в сосновом колке, но не смогла дозваться. На второй день, заподозрив неладное, мы с братом отправилась искать по жилым кварталам. Наверное нам повезло, но в одном из дворов мы услышали его голос исходивший из одного из местных гаражей.
Пришлось в скором порядке выяснять владельца, а потом иметь беседу с весьма неприятной женщиной, которая заявила, что на сове не написано, что он наш и что совенка нам не отдадут. Оставить это дело так мы конечно не могли, но и что делать не знали. Мы просто отправились снова к гаражу и стали ждать. Через пару часов появился хозяин. В отличие от жены он выглядел более миролюбиво и не был настроен так категорически и агрессивно. Кроме того, похоже, что эта сова в гараже была ему совершенно не нужна. И он довольно быстро согласится нам ее отдать, заявив только, что идите и берите это чудовище сами.
Я ужаснулась, когда увидела своего совенка сидящим в попугаячьей клетке. Голова его упиралась в потолок, на дне лежали куски сала и хлеба, видимо именно этим его и пытались кормить. Схватив Шустрика, мы помчались домой. Он был ужасно голодный и напуганный. Пару дней после этого не выпускали, даже обсуждали с родителями вопрос о том, может ли он выжить в дикой природе. Оказалось, что самая большая опасность для совы, выкормленной людьми, это сами люди. Но эксперимент решили продолжать, и на третий день вечером Шустрика выпустили снова. К моей огромной радости он оказался совсем не глуп и видимо кое-что усвоил, во всяком случае, после этого события никогда не летал в поселок. Больше он людям не попадался.
С каждым днем он летал все увереннее. Шустрик стал меняться. На груди стали появляться перышки, как у взрослой совы, а на голове, вместо пуховых, проклюнулись два перьевых ушка, торчавшие вверх как маленькие рожки. Изменялся и характер, он стал более пугливым и осторожным, даже по отношению ко мне. Теперь я уже не беспокоилась за то, что он может попасть в руки незнакомым людям. Он стал более независимым, улетал все дальше и возвращался домой только раз в несколько дней.
По вечерам, если был дома, Шустрик любил сидеть на небольшом пеньке и играть с котятами. Три молодых котенка весело резвились на траве, иногда пробегая мимо пенька, и тогда он пытался ухватить их за торчащие хвосты. Если это удавалось, котенок подпрыгивал от неожиданности, взвизгивал и развернувшись пытался ударить сову лапой. Шустрика это не смущало, он не спеша разжимал когтистую лапу весьма довольный своей ловкостью. Когда начинало темнеть, он улетал по своим совиным делам.
Иногда я сама ходила в сосновый колок после захода солнца и кормила своего любимца прямо там. Обычно выходила на большую поляну, и начинала подзывать свистом. Через некоторое время появлялась серая тень бесшумно скользящая низко над землей. Шустрик подлетал, усаживалась на руку и издавал свой протяжный крик. Наевшись, он некоторое время сидел на руке, а я разговаривала с ним и нежно поглаживала за ухом, потом удовлетворившись общением, растворялся в темноте. Иногда он провожал меня до дома, летая поблизости. При этом очень любил незаметно подлететь сзади, цапнуть за голову и быстро отлететь в сторону. Сначала мне была не понятна причина такой агрессии, но потом я увидела среди деревьев, как две молодые совы так нападают друг на друга. Это была игра. И я стала играть с Шустриком, делала вид, что не вижу и в последний момент резко наклонялась, а он пролетал мимо по инерции, раздосадовано щелкнув клювом.
Так продолжалось еще несколько недель. Шустрик почти перестал прилетать домой и чаще мы общались с ним в лесу. Я стала замечать, раз от раза, что он уже не особо и голодный и почти не просит есть. Крики других совят тоже практически прекратились, и ночной лес погрузился в непривычную тишину. Шустрик стал совсем взрослый и самостоятельный, но какая-то нить все же связывала нас, и он по прежнему появлялся из темноты получал свою порцию почесываний и мы с ним гуляли некоторое время по ночному лесу. Мне это нравилось, эта необычная дружба с уже практически дикой птицей. В его движениях чувствовалась уверенность и какая-то дикая красота, он был дома, в своей стихии и благодаря нашей дружбе я могла прикоснуться к этому миру, стать его частью, частью природы.
Но это не могло продолжаться долго. В августе совы исчезли, видимо куда-то откочевали, пропал и мой Шустрик. Его не было недели 2. Но как-то вечером, когда мы гуляли с подругами, прибежал соседский мальчишка и сказал, что там прилетела ваша сова. Я побежала домой, но увидеть его так и не успела. Потом рассказали, что он просто сидел на заборе какое-то время, а потом исчез. Больше я о нем не слышала. Наверное прилетал попрощаться с домом.
Много лет прошло с тех пор. Но если мне удается побывать в своем родном поселке в начала лета, я обязательно выделяю время, чтобы после заката сходить в наш крохотный сосновый лесок. Здесь по-прежнему гнездятся ушастые совы, и когда я слышу их протяжные крики, чувства и воспоминания просыпаются в моей душе. Я знаю, что у них всех разные голоса. Я узнала бы, наверное, его и сейчас. И кажется, что вот-вот из темноты вынырнет серая тень, и Шустрик как и тогда, сядет на руку, и мы снова будем бродить с ним среди деревьев. Нет, это нежное чувство не умерло, оно осталось во мне, оно связывает меня и с тем замечательным совенком, и с другими совами и с нашей природой, безумно дорогой для меня и любимой.