25 сентября
25 сентября. Ровно год назад, ранним Нью-Йоркским утром, за три часа до его вылета в Сиэтл, папа перешел из лучшего из возможных миров в лучший из невозможных. Я записал этот некролог несколько часов спустя, на борту самолета, направлявшегося к папе, в Нью-Йорк. На следующий день попытка перечитать этот текст привела меня к нервному срыву. Я перенес его на свой Киндл, где он и хранился до сегодняшнего дня.
Папа умер на Новый Год, когда Господь садился заполнять Книги Живых и Мертвых. Но папы не было в этих списках. Он был записан в Книгу Мертвых в прошлый День Искупления. Когда Всевышний записывал его имя, он обронил слезу, ведь Б-г всегда плачет, когда он записывает в Черную Книгу светлые имена праведников. Когда стило Святого, Благославен Он, дошло до графы дата, он записал в нее самый далекий день - следующий Новый Год, первое тишрея 5775 года. За подаренный ему год папа радовался, смотря как рождаются и растут его внуки, увидел воочию великие произведения искусства из своих альбомов, повидался, и, как оказалось, простился, со своими друзьями и близкими. Пожалуй, это был хороший последний год.
Когда я вспоминаю папу, память предлагает мне калейдоскоп из ярких мозаичных осколков. Вот он спасает меня, тонущего на одесском пляже, рассматривает альбомы, аккуратно разглаживая глянцевые страницы, взахлеб рассказывает о недавно виденной выставке или фильме, качает на коленях мою дочку, делится впечатлениями от поездки. Эти красочные осколки складываются в яркий импрессионистский пейзаж, в узор, полный доброты, бескорыстия, ответственности и любви. Когда я стою перед сложным выбором, перед моральной или этической дилеммой, этот узор был, есть и навсегда останется моей путеводной звездой.
Когда мы теряем близких и почва уходит из под наших ног, традиция предлагает нам помощь в виде молитв - лингвистических формул, служащих спасительными якорями для мечущегося сознания. Мы восхваляем Всевышнего в надежде, что, и усопшие и живые, все мы найдем покой и умиротворение в объятиях Отца Всего Сущего. В иудаизме эта спасительная формула называется Кадиш.
יִתְגַּדַּל וְיִתְקַדַּשׁ שְׁמֵהּ רַבָּא.
בְּעָלְמָא דִּי בְרָא כִרְעוּתֵהּ וְיַמְלִיךְ מַלְכוּתֵהּ וְיַצְמַח פֻּרְקָנֵהּ וִיקָרֵב מְשִׁיחֵהּ בְּחַיֵּיכוֹן וּבְיוֹמֵיכוֹן וּבְחַיֵּי דְכָל בֵּית יִשְׂרָאֵל בַּעֲגָלָא וּבִזְמַן קָרִיב, וְאִמְרוּ אָמֵן.
יְהֵא שְׁמֵהּ רַבָּא מְבָרַךְ לְעָלַם וּלְעָלְמֵי עָלְמַיָּא. יִתְבָּרַךְ וְיִשְׁתַּבַּח וְיִתְפָּאַר וְיִתְרוֹמַם וְיִתְנַשֵּׂא וְיִתְהַדָּר וְיִתְעַלֶּה וְיִתְהַלָּל שְׁמֵהּ דְּקֻדְשָׁא. בְּרִיךְ הוּא. לְעֵלָּא מִן כָּל בִּרְכָתָא וְשִׁירָתָא תֻּשְׁבְּחָתָא וְנֶחֱמָתָא דַּאֲמִירָן בְּעָלְמָא. וְאִמְרוּ אָמֵן.
יְהֵא שְׁלָמָא רַבָּא מִן שְׁמַיָּא וְחַיִּים עָלֵינוּ וְעַל כָּל יִשְׂרָאֵל. וְאִמְרוּ אָמֵן.
עוֹשֶׂה שָׁלוֹם בִּמְרוֹמָיו הוּא יַעֲשֶׂה שָׁלוֹם עָלֵינוּ וְעַל כָּל יִשְׂרָאֵל וְאִמְרוּ אָמֵן.
Папа умер на Новый Год, когда Господь садился заполнять Книги Живых и Мертвых. Но папы не было в этих списках. Он был записан в Книгу Мертвых в прошлый День Искупления. Когда Всевышний записывал его имя, он обронил слезу, ведь Б-г всегда плачет, когда он записывает в Черную Книгу светлые имена праведников. Когда стило Святого, Благославен Он, дошло до графы дата, он записал в нее самый далекий день - следующий Новый Год, первое тишрея 5775 года. За подаренный ему год папа радовался, смотря как рождаются и растут его внуки, увидел воочию великие произведения искусства из своих альбомов, повидался, и, как оказалось, простился, со своими друзьями и близкими. Пожалуй, это был хороший последний год.
Когда я вспоминаю папу, память предлагает мне калейдоскоп из ярких мозаичных осколков. Вот он спасает меня, тонущего на одесском пляже, рассматривает альбомы, аккуратно разглаживая глянцевые страницы, взахлеб рассказывает о недавно виденной выставке или фильме, качает на коленях мою дочку, делится впечатлениями от поездки. Эти красочные осколки складываются в яркий импрессионистский пейзаж, в узор, полный доброты, бескорыстия, ответственности и любви. Когда я стою перед сложным выбором, перед моральной или этической дилеммой, этот узор был, есть и навсегда останется моей путеводной звездой.
Когда мы теряем близких и почва уходит из под наших ног, традиция предлагает нам помощь в виде молитв - лингвистических формул, служащих спасительными якорями для мечущегося сознания. Мы восхваляем Всевышнего в надежде, что, и усопшие и живые, все мы найдем покой и умиротворение в объятиях Отца Всего Сущего. В иудаизме эта спасительная формула называется Кадиш.
יִתְגַּדַּל וְיִתְקַדַּשׁ שְׁמֵהּ רַבָּא.
בְּעָלְמָא דִּי בְרָא כִרְעוּתֵהּ וְיַמְלִיךְ מַלְכוּתֵהּ וְיַצְמַח פֻּרְקָנֵהּ וִיקָרֵב מְשִׁיחֵהּ בְּחַיֵּיכוֹן וּבְיוֹמֵיכוֹן וּבְחַיֵּי דְכָל בֵּית יִשְׂרָאֵל בַּעֲגָלָא וּבִזְמַן קָרִיב, וְאִמְרוּ אָמֵן.
יְהֵא שְׁמֵהּ רַבָּא מְבָרַךְ לְעָלַם וּלְעָלְמֵי עָלְמַיָּא. יִתְבָּרַךְ וְיִשְׁתַּבַּח וְיִתְפָּאַר וְיִתְרוֹמַם וְיִתְנַשֵּׂא וְיִתְהַדָּר וְיִתְעַלֶּה וְיִתְהַלָּל שְׁמֵהּ דְּקֻדְשָׁא. בְּרִיךְ הוּא. לְעֵלָּא מִן כָּל בִּרְכָתָא וְשִׁירָתָא תֻּשְׁבְּחָתָא וְנֶחֱמָתָא דַּאֲמִירָן בְּעָלְמָא. וְאִמְרוּ אָמֵן.
יְהֵא שְׁלָמָא רַבָּא מִן שְׁמַיָּא וְחַיִּים עָלֵינוּ וְעַל כָּל יִשְׂרָאֵל. וְאִמְרוּ אָמֵן.
עוֹשֶׂה שָׁלוֹם בִּמְרוֹמָיו הוּא יַעֲשֶׂה שָׁלוֹם עָלֵינוּ וְעַל כָּל יִשְׂרָאֵל וְאִמְרוּ אָמֵן.