(no subject)
Пожалуй, я тоже скажу пару слов об освобождении Гилада Шалита. Я не буду говорить ни о радости семьи, ни о цене, которая была заплачена за эту радость, ни о том, где проходит граница между сердцем и разумом, индивидуальным и общественным, решительностью и безумием. Не буду, поскольку любое мнение лишь добавит масла в костер разногласий, а пиромания - не мой конек.
Моя пара слов будут не о факте освобождения, а о самом освобожденном - сильном и достойном человеке. За все годы плена, мы могли лишь дважды видеть его на экране. Первый - в присланной из плена видеозаписи, где Гилад зачитывал подготовленный Хамасом текст - спокойно, не пытаясь вызвать сочувствие, всем своим видом показывая, что он лишь невольный чтец этой агитки. Второй раз был сегодня, когда его, обессиленного - несколько часов спустя, уже в Израиле, он потеряет сознание - впервые за пять лет увидевшего солнечный свет и других, помимо его стражников, людей - привели на интервью египетскому телевидению. Борясь с обмороком, окруженный - все еще - оставшимися за кадром хамасовцами и египтянами, он отвечал на задаваемые ему вопросы - спокойно, умно, обдумывая каждое слово, местами цинично, дополняя мимикой то, что нельзя было произнести напрямую.
Я не знаю, какие будут последствия сегодняшнего обмена, не знаю, что нам готовит завтрашний день. Но сегодня в Израиле стало на одного достойного человека больше. И это не так мало.
Моя пара слов будут не о факте освобождения, а о самом освобожденном - сильном и достойном человеке. За все годы плена, мы могли лишь дважды видеть его на экране. Первый - в присланной из плена видеозаписи, где Гилад зачитывал подготовленный Хамасом текст - спокойно, не пытаясь вызвать сочувствие, всем своим видом показывая, что он лишь невольный чтец этой агитки. Второй раз был сегодня, когда его, обессиленного - несколько часов спустя, уже в Израиле, он потеряет сознание - впервые за пять лет увидевшего солнечный свет и других, помимо его стражников, людей - привели на интервью египетскому телевидению. Борясь с обмороком, окруженный - все еще - оставшимися за кадром хамасовцами и египтянами, он отвечал на задаваемые ему вопросы - спокойно, умно, обдумывая каждое слово, местами цинично, дополняя мимикой то, что нельзя было произнести напрямую.
Я не знаю, какие будут последствия сегодняшнего обмена, не знаю, что нам готовит завтрашний день. Но сегодня в Израиле стало на одного достойного человека больше. И это не так мало.