365 текстов. 33
Вчера перед сном представляла, что мне снова пятнадцать. Я вернулась засветло, открыла тяжелую дверь в сени, придерживая ее обеими руками, чтобы никого не разбудить. Деревенский ухажер (временный, на одно лето) наверное, еще не ушел с крыльца. Курит, пуская колечки. Интересно, о чем думает? Может, о будущем? Я-то ни на минуту не представляла, что наши летние встречи могут иметь какое-то продолжение - это были всего лишь приятные часы, разновидность занятий во время каникул - вроде зависания на речке с «тархуном» и картишками. Только эти встречи - сначала толпой, в компании, потом парочки разбредались по укромным местам - были более волнующими, но все равно это можно было считать лишь тренировкой чувств. А он-то, возможно, не так думал. Впрочем, за адресом к бабушке после моего отъезда никто не приходил. Хотя не удивлюсь, если она просто не говорила, отправляя «женихов» куда подальше. Скорее, кавалеры могли обратиться к тете (та была на нашей, молодой стороне, заговорщицей), но и она, скорее всего, посмеялась бы да и промолчала. Потому что зачем. Помиловались, поссорились, потрепали сердечко - да и забудем об этом.
Так вот, лежа в постели, я представила, что мне снова пятнадцать, на часах четыре, в избе тишина, но дом уже спит непрочно - бабушка просыпается рано, и ее кровать с воздушной периной, в которой я так любила утопать, уже скрипит.
Кто-то с непонятной целью прорубил окно из сеней в комнату - через него я обычно и влезала, чтобы не открывать две высокие двери - в избу и из кухни. Хоть они и были обиты дерматином, а по краям еще обшиты тряпками, чтоб мороз не проник в дом, и петли смазывались регулярно, а все равно какой-то звук был, а главное - своей массой они толкали воздух, а бабушка с тетей, весьма чувствительные, могли проснуться от этого сквозняка. Так что я потихоньку бралась за щеколку и пролезала в окно, наслаждаясь тем, как прохладца сеней сменялась уютным теплом избы. Моя раскладушка стояла у окна и слышно было, как упражняются первые петухи. «Золотые шары», вымахавшие с меня ростом, стучались в стекло.
Если я приезжала зимой (что бывало редко), расходились мы, конечно, в темноте. Зато утром, проснувшись, я видела в окно бесконечное белое поле, блистающее на солнце - снег не был испорчен ни одним следочком. Гладкая белизна, как сахарная глазурь на торте, как безе.