(no subject)
Хотела написать про необычные поступки, которые совершала, но поняла, что многое со мной просто случалось, так что пусть это будут Факты обо мне, которых я раньше не писала.
Мама была очень маленькой, едва доставала макушкой до отметки «метр пятьдесят», а живот - очень большим. К тому же она перехаживала уже целую неделю, и врачи боялись, что ребенок вывалится, когда мама пойдет в туалет, и малыш разобьет голову о холодный фаянс. Поэтому за ней всегда ходил кто-то из персонала женского пола, провожали по коридору, входили вместе и внутрь - присматривали. Так что у меня был шанс родиться в унитазе, но этого, по счастью, не случилось.
Я помню себя с года, когда заболела ветрянкой. Тело ужасно чесалось, я старалась забраться маленькими коготками в самые зудящие места, мама отводила мои руки и больно шлепала по ним. «Вот орет! С первого этажа слышно», - то ли восхитилась, то ли пожаловалась тетенька-врач, и у меня нажалась кнопочка «record» - с тех пор не все, конечно, отрывками, но начало оседать в памяти.
Читать и писать я научилась года в четыре, как-то сама - бабушка родилась в 20-е, в далекой рязанской деревне, до школы ли было - хозяйство, братья, огород.. так и осталась совсем почти неграмотной, а маме не до того было. В 6 лет я написала книжку - про приключения двух зайцев, с картинками. Жаль, так и пропала где-то в детском саду - ни слова не помню, что там было написано.
В шесть же попалась я на удочку одного симпатичного, приятного такого парня. Он вынес мячик - футбольный, новый! - все мальчишки сразу захотели с ним дружить, а он, взрослый, выбрал меня - ух как я гордилась! Слава богу, оказался это не маньяк, обычный педофил. Вовремя явившаяся бабушка («Наташа! Где ты! Домой пора!») спасла мою девчачью честь и психическое здоровье. Запомнились только пара грязных подробностей. Обошлось.
А через месяц я утонула. Надька, девочка, приезжавшая к дедушке в соседний дом, была на год меня старше и тяжелее, а главное - наглее, и когда мы разом ступили в подводную яму, дна, как выяснилось, не имевшую, она моментально начала цепляться за меня, подминать, вставать на плечи, и все, что мне оставалось - желто-зеленая муть, которая закручивалась водоворотом в моих раскрытых под водой глазах. Мама играла в карты, сидела к реке спиной и ничего не видела. Слава богу, видели другие… Ангелу-хранителю в то лето пришлось попотеть.
По возвращению в город меня, естетственно, сразу отдали в бассейн. Плавать я научилась и даже пробилась в секцию, но особо не блистала, и в десять сбежала от скучного плавания в лес - на спортивное ориентирование, где навсегда влюбилась в картографию и стала заядлой чемпионкой. Однажды стояла я у расписания старта и услышала, как девчонки говорят: «Черт, опять ### приехала, значит, нам не светит ничего». Тогда я подумала: если стану когда-нибудь знаменитой, то пусть буду непубличным лицом, а значит невидимым - вот как сейчас. Злопыхатели всегда найдутся.
В семь лет детство закончилось, отправили в школу. Я вошла в класс и увидела портрет Ленина над школьной доской. «Боооже, опять он! - скривилась я. - Когда уже это закончится». Учительница оробела, в голове зашевелились пугливые мысли. «Надо за девочкой понаблюдать… сама или подучивают?». Так я стала диссидентом.
В восемь лет я насмотрелась мультиков про Простоквашино и решила найти клад. А куда идти? Конечно, за дом, там никогда не прекращалась стройка, яму то закапывали, то откапывали, то рыли рядом новую. Я шла, старательно глядя под ноги.. и нашла 50 рублей! Деньги по тем временам хорошие. Мама купила мне на них пальто. В клетку. А большого мишку не купила.
Мама досталась строгая, лупила за тройки - тапком по попе, и я пряталась под столом, если случалось. Гулять разрешали до девяти, за порванную одежду ругали, голос повышать не разрешалось. Но расти хорошей и правильной никак не хотелось, и должно было хулиганство куда-то изливаться и я начала воровать. Ну, это громко сказано - приворовывать. Больше за ощущение нехорошести и драйва - плюшку стащить или ручку или еще что-то мелкое и незначительное. До сих пор не могу насовсем от этого пристрастия отделаться. И будто в наказание сама 4 раза становилась жертвой воров - и уже по-крупному. В первый раз обчистили в автобусе - вытащили кошелек со всей зарплатой и билетами к бабушке. Потеря была до того огромной, что я и не помню, как ее пережила. После этого кошелек (уже пустой) вытащили в метро и я даже знала, кто. И умоляла вернуть - дорогой был кошелек, к тому же подарок… Мольбам моим, конечно, не вняли. В другой раз в карман залез мальчишка, уж его-то я догнала и как следует отметелила. После чего носить кошельки перестала, предпочитая, чтобы деньги были в кармане измятыми, зато к телу ближе и целы. А в последний раз (очень хочется, чтобы в последний) увели у меня прошлым летом велосипед. И до сих пор я мимо того места спокойно ходить не могу, до того свою мериду - старую, но послушную и легкую - любила.
C детства я любила всякую технику - машины и велосипеды, которые вечно чинил двоюродный брат, так, что руки его никогда не отмывались, так и ходил с черными ногтями, нимало не смущаясь. Но больше всех нравилось мне оружие - совершенный красивый механизм. То, для чего оно создавалось, меня расстраивало и пугало, но отлаженная работа и убийственная мощь вселяли уважение. С тех пор, как я могла дотянуться до стойки с упорами, все карманные деньги тратила на тир. В будущем получилось пострелять из охотничьего ружья, большого пневматического магнума и даже «Макарова». А еще из лука и арбалета. И музей вооруженных сил посещаю регулярно.
Все девочки в нашем классе мучились в музыкальной школе. Пили пустырник перед экзаменами, влюблялись в преподов, разучивали гаммы, а после сидели над более сложными партитурами. У меня в 5 лет обнаружился абсолютный слух и маме настоятельно советовали отдать ребенка на скрипку. «Со скрипочкой у плеча стоять? Ни за что!» - постановила мама, а для фортепиано руки мои не подходили. Так я и осталась «на воле» и даже на хор не ходила. Но музыка меня в покое не оставила - девчачьей группе нашей школы требовался автор песен. Стихи я, как положено чувствительному подростку, какие-то писала. Для школьной ВИА больно-невольно было достаточно. А накладывая стихи на маринкину музыку, что-то там подпевала. И оказалась неожиданно обладательницей первого сопрано, что для группы было неплохой находкой и для меня приятно. Даже на сцене выступали. И имели доступ в особенный зал в доме пионеров, где репетировали мальчики и можно было постучать на барабанах. Кстати сказать, голосом своим я даже зарабатывала - в пять лет, когда мы с другом Андрюхой давали концерты, встав возле подъезда. И костюмы имелись - мушкетерская шляпа с пером для «Пора-пора-порадуемся» и балахон для пугачевского репертуара. Прохожие должно быть умилялись, услышав детский концерт, и с готовностью давали по пять копеек, указанные на рукописной афише. Денег хватало не только на мороженое. Несколько лет назад я решила было снова заняться вокалом. Один человек сказал, что слышит - у меня прекрасный голос. Преподаватель, замечательный старик, певший когда-то в Большом театре, и сейчас выдавал получше многих. Через пару занятий, когда измученные сигаретами легкие немного потренировались, а я перестала стесняться пошире открывать рот и зажимать диафрагму, что-то начало получаться. Удивительным было незнакомое ощущение, когда звуки выливались не изо рта - из груди. «Ну, первое сопрано ты, конечно, прокурила, а простое мы отчистим», - смеялся учитель. «Что ж, теперь будем готовиться к выступлению», - радостно сказал он. «Какому.. выступлению?» - испугалась я. «Обычному. На сцене». Больше я к нему не ходила, ибо публики боюсь до колик.
Лето после 8-го класса я проводила, как всегда, в деревне у бабушки. Река - неширокая, но быстрая - недалеко от Агломазово перегорожена была плотиной. С одной стороны разбивался где-то внизу шумный водопад, а с другой стороны вода стояла тихая и будто взбитая. Туда и ныряли, не боясь, что затянет в гребенку плотины. Вынырнув, я грелась на мостках, когда проходящий мимо мужик треснул меня сандалией по заднице. «Эй!» - закричала я. «Что за дела!». Ты что, это Комар, зашушукались вокруг. Местный авторитет. Он несколько раз потом подкатывал, но мне даже не льстило внимание местного бандюка, изрисованного татуировками. И как-то ночью, когда мы возвращались из клуба, и я уже распрощалась с остальными, свернув на тропинку к дому, Комар вынырнул из кустов и накинул мне на шею тонкую проволоку. Прижал к поленице, связал руки за спиной… если б не знакомые ребята, проезжавшие мимо на мотоцикле… На следующее утро брат тайно вывез меня на машине домой.
Однажды школа закончилась. При поступлении на журфак пришлось пройти унизительную стилистическую экспертизу - потому что приемная комиссия не верила, что текст, написанный на вступительных, мог принадлежать семнадцатилетнему ребенку. Летом я пошла на практику в «Вечернюю Москву». Наш отдел работы с читателями сплошь состоял из девушек. Многие ходили к гадалкам, ворожили на мужчин, иногда экстрасенсы и целители приходили и в редакцию. Развлекали всех исследованием - рамки крутились и дяденьки что-то такое бормотали про энергию и внутренние силы. «А дайте подержать», - попросила я. Очень забавно это было. Дяденьки дали. И рамки изобразили что-то особенное. «Не хочешь пойти к нам учиться?» - с уважением спросили они. Но я не хотела. Перед глазами стоял пример дедушкиной сестры, которая вылечила полгорода, но жизнь прожила одинокую и несчастную. В семье ее за глаза называли ведьмой и со смехом указывали на иглу, воткнутую над притолокой. Бабушка, и правда, в квартиру никогда не входила. Лечить, по маленькой, я несколько раз пыталась, но очень это утомительно. Зато гадаю на картах довольно хорошо. Однажды подруга попросила узнать, переспит ли она с одним симпатичным парнем на работе. Карты сказали «нет». И в какие бы двусмысленные (и недвусмысленные) ситуации подруга с парнем не попадала, так у них, действительно, ничего и не было)) И в школе всегда предсказывала, кого вызовут к доске на физике. Если мне верили и прогуливали урок, вызывали все равно - в следующий раз.
Что-то многовато получается, пусть это будет часть первая. Позже, если хотите, продолжу.
Мама была очень маленькой, едва доставала макушкой до отметки «метр пятьдесят», а живот - очень большим. К тому же она перехаживала уже целую неделю, и врачи боялись, что ребенок вывалится, когда мама пойдет в туалет, и малыш разобьет голову о холодный фаянс. Поэтому за ней всегда ходил кто-то из персонала женского пола, провожали по коридору, входили вместе и внутрь - присматривали. Так что у меня был шанс родиться в унитазе, но этого, по счастью, не случилось.
Я помню себя с года, когда заболела ветрянкой. Тело ужасно чесалось, я старалась забраться маленькими коготками в самые зудящие места, мама отводила мои руки и больно шлепала по ним. «Вот орет! С первого этажа слышно», - то ли восхитилась, то ли пожаловалась тетенька-врач, и у меня нажалась кнопочка «record» - с тех пор не все, конечно, отрывками, но начало оседать в памяти.
Читать и писать я научилась года в четыре, как-то сама - бабушка родилась в 20-е, в далекой рязанской деревне, до школы ли было - хозяйство, братья, огород.. так и осталась совсем почти неграмотной, а маме не до того было. В 6 лет я написала книжку - про приключения двух зайцев, с картинками. Жаль, так и пропала где-то в детском саду - ни слова не помню, что там было написано.
В шесть же попалась я на удочку одного симпатичного, приятного такого парня. Он вынес мячик - футбольный, новый! - все мальчишки сразу захотели с ним дружить, а он, взрослый, выбрал меня - ух как я гордилась! Слава богу, оказался это не маньяк, обычный педофил. Вовремя явившаяся бабушка («Наташа! Где ты! Домой пора!») спасла мою девчачью честь и психическое здоровье. Запомнились только пара грязных подробностей. Обошлось.
А через месяц я утонула. Надька, девочка, приезжавшая к дедушке в соседний дом, была на год меня старше и тяжелее, а главное - наглее, и когда мы разом ступили в подводную яму, дна, как выяснилось, не имевшую, она моментально начала цепляться за меня, подминать, вставать на плечи, и все, что мне оставалось - желто-зеленая муть, которая закручивалась водоворотом в моих раскрытых под водой глазах. Мама играла в карты, сидела к реке спиной и ничего не видела. Слава богу, видели другие… Ангелу-хранителю в то лето пришлось попотеть.
По возвращению в город меня, естетственно, сразу отдали в бассейн. Плавать я научилась и даже пробилась в секцию, но особо не блистала, и в десять сбежала от скучного плавания в лес - на спортивное ориентирование, где навсегда влюбилась в картографию и стала заядлой чемпионкой. Однажды стояла я у расписания старта и услышала, как девчонки говорят: «Черт, опять ### приехала, значит, нам не светит ничего». Тогда я подумала: если стану когда-нибудь знаменитой, то пусть буду непубличным лицом, а значит невидимым - вот как сейчас. Злопыхатели всегда найдутся.
В семь лет детство закончилось, отправили в школу. Я вошла в класс и увидела портрет Ленина над школьной доской. «Боооже, опять он! - скривилась я. - Когда уже это закончится». Учительница оробела, в голове зашевелились пугливые мысли. «Надо за девочкой понаблюдать… сама или подучивают?». Так я стала диссидентом.
В восемь лет я насмотрелась мультиков про Простоквашино и решила найти клад. А куда идти? Конечно, за дом, там никогда не прекращалась стройка, яму то закапывали, то откапывали, то рыли рядом новую. Я шла, старательно глядя под ноги.. и нашла 50 рублей! Деньги по тем временам хорошие. Мама купила мне на них пальто. В клетку. А большого мишку не купила.
Мама досталась строгая, лупила за тройки - тапком по попе, и я пряталась под столом, если случалось. Гулять разрешали до девяти, за порванную одежду ругали, голос повышать не разрешалось. Но расти хорошей и правильной никак не хотелось, и должно было хулиганство куда-то изливаться и я начала воровать. Ну, это громко сказано - приворовывать. Больше за ощущение нехорошести и драйва - плюшку стащить или ручку или еще что-то мелкое и незначительное. До сих пор не могу насовсем от этого пристрастия отделаться. И будто в наказание сама 4 раза становилась жертвой воров - и уже по-крупному. В первый раз обчистили в автобусе - вытащили кошелек со всей зарплатой и билетами к бабушке. Потеря была до того огромной, что я и не помню, как ее пережила. После этого кошелек (уже пустой) вытащили в метро и я даже знала, кто. И умоляла вернуть - дорогой был кошелек, к тому же подарок… Мольбам моим, конечно, не вняли. В другой раз в карман залез мальчишка, уж его-то я догнала и как следует отметелила. После чего носить кошельки перестала, предпочитая, чтобы деньги были в кармане измятыми, зато к телу ближе и целы. А в последний раз (очень хочется, чтобы в последний) увели у меня прошлым летом велосипед. И до сих пор я мимо того места спокойно ходить не могу, до того свою мериду - старую, но послушную и легкую - любила.
C детства я любила всякую технику - машины и велосипеды, которые вечно чинил двоюродный брат, так, что руки его никогда не отмывались, так и ходил с черными ногтями, нимало не смущаясь. Но больше всех нравилось мне оружие - совершенный красивый механизм. То, для чего оно создавалось, меня расстраивало и пугало, но отлаженная работа и убийственная мощь вселяли уважение. С тех пор, как я могла дотянуться до стойки с упорами, все карманные деньги тратила на тир. В будущем получилось пострелять из охотничьего ружья, большого пневматического магнума и даже «Макарова». А еще из лука и арбалета. И музей вооруженных сил посещаю регулярно.
Все девочки в нашем классе мучились в музыкальной школе. Пили пустырник перед экзаменами, влюблялись в преподов, разучивали гаммы, а после сидели над более сложными партитурами. У меня в 5 лет обнаружился абсолютный слух и маме настоятельно советовали отдать ребенка на скрипку. «Со скрипочкой у плеча стоять? Ни за что!» - постановила мама, а для фортепиано руки мои не подходили. Так я и осталась «на воле» и даже на хор не ходила. Но музыка меня в покое не оставила - девчачьей группе нашей школы требовался автор песен. Стихи я, как положено чувствительному подростку, какие-то писала. Для школьной ВИА больно-невольно было достаточно. А накладывая стихи на маринкину музыку, что-то там подпевала. И оказалась неожиданно обладательницей первого сопрано, что для группы было неплохой находкой и для меня приятно. Даже на сцене выступали. И имели доступ в особенный зал в доме пионеров, где репетировали мальчики и можно было постучать на барабанах. Кстати сказать, голосом своим я даже зарабатывала - в пять лет, когда мы с другом Андрюхой давали концерты, встав возле подъезда. И костюмы имелись - мушкетерская шляпа с пером для «Пора-пора-порадуемся» и балахон для пугачевского репертуара. Прохожие должно быть умилялись, услышав детский концерт, и с готовностью давали по пять копеек, указанные на рукописной афише. Денег хватало не только на мороженое. Несколько лет назад я решила было снова заняться вокалом. Один человек сказал, что слышит - у меня прекрасный голос. Преподаватель, замечательный старик, певший когда-то в Большом театре, и сейчас выдавал получше многих. Через пару занятий, когда измученные сигаретами легкие немного потренировались, а я перестала стесняться пошире открывать рот и зажимать диафрагму, что-то начало получаться. Удивительным было незнакомое ощущение, когда звуки выливались не изо рта - из груди. «Ну, первое сопрано ты, конечно, прокурила, а простое мы отчистим», - смеялся учитель. «Что ж, теперь будем готовиться к выступлению», - радостно сказал он. «Какому.. выступлению?» - испугалась я. «Обычному. На сцене». Больше я к нему не ходила, ибо публики боюсь до колик.
Лето после 8-го класса я проводила, как всегда, в деревне у бабушки. Река - неширокая, но быстрая - недалеко от Агломазово перегорожена была плотиной. С одной стороны разбивался где-то внизу шумный водопад, а с другой стороны вода стояла тихая и будто взбитая. Туда и ныряли, не боясь, что затянет в гребенку плотины. Вынырнув, я грелась на мостках, когда проходящий мимо мужик треснул меня сандалией по заднице. «Эй!» - закричала я. «Что за дела!». Ты что, это Комар, зашушукались вокруг. Местный авторитет. Он несколько раз потом подкатывал, но мне даже не льстило внимание местного бандюка, изрисованного татуировками. И как-то ночью, когда мы возвращались из клуба, и я уже распрощалась с остальными, свернув на тропинку к дому, Комар вынырнул из кустов и накинул мне на шею тонкую проволоку. Прижал к поленице, связал руки за спиной… если б не знакомые ребята, проезжавшие мимо на мотоцикле… На следующее утро брат тайно вывез меня на машине домой.
Однажды школа закончилась. При поступлении на журфак пришлось пройти унизительную стилистическую экспертизу - потому что приемная комиссия не верила, что текст, написанный на вступительных, мог принадлежать семнадцатилетнему ребенку. Летом я пошла на практику в «Вечернюю Москву». Наш отдел работы с читателями сплошь состоял из девушек. Многие ходили к гадалкам, ворожили на мужчин, иногда экстрасенсы и целители приходили и в редакцию. Развлекали всех исследованием - рамки крутились и дяденьки что-то такое бормотали про энергию и внутренние силы. «А дайте подержать», - попросила я. Очень забавно это было. Дяденьки дали. И рамки изобразили что-то особенное. «Не хочешь пойти к нам учиться?» - с уважением спросили они. Но я не хотела. Перед глазами стоял пример дедушкиной сестры, которая вылечила полгорода, но жизнь прожила одинокую и несчастную. В семье ее за глаза называли ведьмой и со смехом указывали на иглу, воткнутую над притолокой. Бабушка, и правда, в квартиру никогда не входила. Лечить, по маленькой, я несколько раз пыталась, но очень это утомительно. Зато гадаю на картах довольно хорошо. Однажды подруга попросила узнать, переспит ли она с одним симпатичным парнем на работе. Карты сказали «нет». И в какие бы двусмысленные (и недвусмысленные) ситуации подруга с парнем не попадала, так у них, действительно, ничего и не было)) И в школе всегда предсказывала, кого вызовут к доске на физике. Если мне верили и прогуливали урок, вызывали все равно - в следующий раз.
Что-то многовато получается, пусть это будет часть первая. Позже, если хотите, продолжу.