(no subject)
М перепутал день и ночь, днем спит, а ночью бродит, как домовой, включает лампы, пьет чай из зеленой чашки. Зато он собрал кровать-чердак для Мота, и я заглядываюсь на нее/него, очень уж люблю на верхотуре лежать. В поезде всегда выбираю вторую полку, чтоб растянуться на животе, подбородок - на подушку, и смотреть на проплывающие пейзажи, пусть и зарезанные сильно с одной стороны. А те, внизу, тоже довольны - шуршат пакетами, раскладывают кроссворды на маленьком столике.
Вообще люблю, чтобы на высоте. В детстве ни одной остановки проехать не могла - мутило. Все машины на маршруте пометила. Хотя запах выхлопных газов мне очень нравился. Я ходила на Площадь и втихомолку глубоко затягивалась. Была уверена, что это нужно скрывать - наверняка извращение… Каждое лето мы ездили к бабушке в деревню, и тут уж пешочком никак было ни дойти, а круглый маленький автобус, пропахший пирожками и визжащими свиньями, которых везли на базар, голова - в мешке, завязанном веревкой, для меня был настоящей камерой пыток. И мама выходила на дорогу со мной, маленькой, и ждала, пока появится большой грузовик, который не проедет мимо, поднимая пыль, а затормозит и согласится подвезти девушку с ребенком. Мы поднимались в кабину по лесенке (меня обычно подсаживали большие, загорелые по локоть руки, сминая короткую юбочку), и смотрели на дорогу с двухметровой высоты. Там меня никогда не укачивало, а ведь в автобусе даже остановки проехать не могла. И я как-то никогда не задумывалась, до чего, должно быть, маме было страшно - выходить на шумное шоссе, вести переговоры с заросшими щетиной мужиками, которые могли увезти непонятно куда и непонятно что сделать… но они везли туда, куда нам было надо, иногда им не совсем было с нами по пути, не до конца, и тогда уже дядька-шофер договаривался с другой машиной, чтобы доставили по адресу - девочку и девушку. Иногда мы заезжали в придорожное кафе, дядька пил квас, мама - дюшес, и каждый вонзал вилку в сосиску, чтобы обмакнуть ее в горчицу и съесть. Я тоже однажды попробовала и долго потом глотала слезы, которые щипали почему-то в носу.
Вообще люблю, чтобы на высоте. В детстве ни одной остановки проехать не могла - мутило. Все машины на маршруте пометила. Хотя запах выхлопных газов мне очень нравился. Я ходила на Площадь и втихомолку глубоко затягивалась. Была уверена, что это нужно скрывать - наверняка извращение… Каждое лето мы ездили к бабушке в деревню, и тут уж пешочком никак было ни дойти, а круглый маленький автобус, пропахший пирожками и визжащими свиньями, которых везли на базар, голова - в мешке, завязанном веревкой, для меня был настоящей камерой пыток. И мама выходила на дорогу со мной, маленькой, и ждала, пока появится большой грузовик, который не проедет мимо, поднимая пыль, а затормозит и согласится подвезти девушку с ребенком. Мы поднимались в кабину по лесенке (меня обычно подсаживали большие, загорелые по локоть руки, сминая короткую юбочку), и смотрели на дорогу с двухметровой высоты. Там меня никогда не укачивало, а ведь в автобусе даже остановки проехать не могла. И я как-то никогда не задумывалась, до чего, должно быть, маме было страшно - выходить на шумное шоссе, вести переговоры с заросшими щетиной мужиками, которые могли увезти непонятно куда и непонятно что сделать… но они везли туда, куда нам было надо, иногда им не совсем было с нами по пути, не до конца, и тогда уже дядька-шофер договаривался с другой машиной, чтобы доставили по адресу - девочку и девушку. Иногда мы заезжали в придорожное кафе, дядька пил квас, мама - дюшес, и каждый вонзал вилку в сосиску, чтобы обмакнуть ее в горчицу и съесть. Я тоже однажды попробовала и долго потом глотала слезы, которые щипали почему-то в носу.